Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость.
Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
реальность, дрянь эту, мы у себя не потерпим. Только чистые иллюзии, верно, господа? Иллюзии и ни капли по существу!
Все твари божие за те или иные повинности заслуживали в его глазах презрения – кто-то большего, а кто-то меньшего. Только муравьи одно время были у него в почете. Они же вкалывают как проклятые и обслуживают тем самым фауну, доказывал он во все уши, пока его не озарило, что обслуживают они не столько фауну, сколько обрюзгшую бабищу, которую негласно считают королевой, а разве заслуживают почтения безвольные рабы матриархата?
Те, кто умер, уже не смущают, и сами не смущаются, когда разлагаются вонюче, шляпы не сняв, – совсем манер в этом плане не имеют, а претензий никто и не высказывает. Разве что говорят: «Ну, это ж мертвец. Что с него взять?» И правда, а в остальном мертвые – удобные в своей непритязательности люди, как ни крути. Да и ароматический вопрос решаем.
Я запишу вот что: теория Большого апельсина. Вселенная расширяется от созревания. В конце ее омоют и съедят. Или так, или она сгниет, если у Большого Едока аллергия на цитрусовые.
Смерть – она там, под шкурой. Иногда она скребется изнутри, и вы идете по врачам. Звук, с которым он сорвал плотскую шаль – этот мокрый треск, – так звучит смерть, сюитой боли. Она еще и благоухает, но у меня хронический ринит. Говорят, пахнет шелкопрядом. Еще говорят, что с юности не хворают до старости – не доживают.
Суперкороткий рецепт неврастеника из книги «Кулинария нравов»:
Сызмала выучим человека страху и суетливости, чтобы тот всю жизнь хулил матушку за свое рождение, хулил эволюцию или богов за дар самосознания, хулил учителя за все меняющий урок,
за знание. То рок
создания с умом,
с которым душно жить.
Горе для всех, даром, и пусть никто не уйдет утешенный.
И может, правда в том, что не нужно никакого рокового происшествия, чтобы человеку молча взять и обо всем остыть, оскалиться на мир и впредь встречать его гонцов штыками.
Смысл жизни там же, где и второй, невовремя потерянный носок, то есть – пылится неизвестно где, а как найдется – будет уже маловат.
"Выйди на улицу, воздухом подыши". И я вышел. Но воздуха было так много, а меня так мало… Словом, пока я дышал им, жизнь моя подошла к концу.
Сознание (или душа, как мы условились) – просто сгусток электричества в нашему мозгу, в котором сосредоточено все – память, чувства и самость. Когда мы умираем, электричество это рассеивается, становится частью мира, током. Так расширяется вселенная: время развеивает все и вся. Когда-нибудь частица того, что было вашим «Я» попадет на атомную электростанцию. От вашей души заработает электробритва. Вашей душою побреют лобок. Таков промысел Божий.
Создатель прикидывал внешний вид мироздания в кромешной тьме. Это многое объясняет. Он сказал: “Да будет свет!” – и пока его глаза привыкали к этому самому свету, он работал на тяп-ляп. Вышло нимало нелепостей вплоть до утконоса и секвойи (другие деревья дразнят ее дылдой). Сравнительно прилично вылепился только человек, потому что «по своему образу и подобию», но, ко всеобщему несчастью, он унаследовал от своего создателя творческую безалаберность, поэтому все, к чему человек не приложит руку, чем-то неуловимо напоминает утконоса.
– Соскучились по дому? – спросил он, отсмеявшись.
– Никак нет, а бывшим однокашникам, которых я всегда недолюбливал, в наказание за все хорошее желаю бракосочетаться и детей.