Каково это – быть собакой? Летучей мышью? Дельфином? Можем ли мы, люди, это понять? Теперь да – благодаря научной работе нейробиолога и автора популярных книг Грегори Бернса. Вместе со своими коллегами он приучил собак к томографу, чтобы получить возможность наблюдать за процессами, происходящими в мозге животного, и проанализировать его мысли и ощущения. Но собаки – это только начало. Грегори Бернс знакомит нас с новостями из области нейробиологии диких животных: морские львы способны улавливать танцевальный ритм, дельфины видят с помощью звука и даже о вымершем почти сто лет назад сумчатом волке можно многое узнать благодаря нейровизуализации. Описанные Бернсом революционные научные открытия доказывают, что животные испытывают, те же чувства, что и мы. А значит, человеку пора пересмотреть свое отношение и к собакам, и к другим существам.
О новых временах в нейробиологии
Собаки, добровольно залезающие в томограф с повязкой на ушах, это что-то из области фантастики. Морские львы, проходящие лабиринты. Сумчатые волки, пьющие кровь из горла овец. Да чего там только нет! А вывод при этом один. Мы считаем себя особенными, хозяевами планеты, бессовестно истощающими ее. Но настало время показать, что и животные играют на Земле не последнюю роль, считает автор. Они вполне могут чувствовать, выражать сожаление и радость. Им не хватает лишь речи, но разве это повод для того, чтобы ставить на них лабораторные опыты?
О новых временах в нейробиологии
Собаки, добровольно залезающие в томограф с повязкой на ушах, это что-то из области фантастики. Морские львы, проходящие лабиринты. Сумчатые волки, пьющие кровь из горла овец. Да чего там только нет! А вывод при этом один. Мы считаем себя особенными, хозяевами планеты, бессовестно истощающими ее. Но настало время показать, что и животные играют на Земле не последнюю роль, считает автор. Они вполне могут чувствовать, выражать сожаление и радость. Им не хватает лишь речи, но разве это повод для того, чтобы ставить на них лабораторные опыты?
В начале книга показалась мне не очень интересной: автор достаточно долго и порой излишне подробно и сентиментально рассказывал как он пришел к идее эксперимента, готовил к нему свою собаку, набирал других собак. Описание самого эксперимента читать было интереснее, но тум мне отчаянно не хватало знаний по нейробиологии. Зато конец книги захватил меня полностью: начиная с истории тасманийского волка я не могла оторваться! Это оказалось очень интересным, полезным и заставляющим задуматься чтением. Мне кажется, что данная книжка должна быть обязательна к прочтению для всех без исключения!
книга разочаровала
После прочтения Акерман "Эти гениальные птицы" ожидала намного больше от книги из той же серии. БОльшая часть книги посвящена однообразному описанию проведения МРТ над животными или над мертвым мозгом животных и сложностей, с этим связанных (настройки томографа, визуализация нервных путей и т.п.). Выводов (или какой-то интерпретации хотя бы) очень мало. Также есть неуместные, на мой взгляд, отступления, например, описание учебы и карьеры кого-либо из знакомых автора. В конце книги много рассуждений на тему гуманности опытов над животными. Я сама поддерживаю природоохранные фонды, интересуюсь природой, часто бываю в заповедниках и т.п., но от подобной книги я ожидала не морализаторства на тему "животные тоже умеют чувствовать", а каких-то интересных фактов. Название книги вводит в заблуждение. Собакам посвящена хорошо если одна пятая книги. Одна из глав - о морских животных, умирающих от отравления токсинами, и о том, какие именно изменения в их мозгу от этого произошли, еще одна - о тасманийском волке. Та глава, которая действительно о собаках, ничего фактически не сообщает, кроме того, как разные собаки ведут себя при МРТ (кто бы мог подумать - одна собака спокойная, а другая нервная). Никаких особенных "открытий" я в книге тоже не нашла. Поставила две звезды, а не одну, за пару интересных деталей. Читать, на мой взгляд, можно, если ничего более интересного не попалось.
Источник
Коровы по-разному реагируют на изображения знакомых и незнакомых соплеменниц, слоны, как и дельфины, узнают себя в зеркале. Вот у кошек пока не очень понятно, различают они лица или нет. Может, им просто все равно.
Пожалуй, главным условием наличия высших уровней сознания является память. Лишь сохраняя воспоминания о событиях прошлого, можно осознавать себя во времени. Память позволяет, просыпаясь поутру, ощущать себя тем же, кем ты был вчера.
Хищные медузы чуют добычу, коснувшуюся шлейфа их стрекательных органов - нематоцистов. Сигнал о контакте идёт по нервной сети, провоцируя срабатывание нематоциста и загарпунивание добычи. Сознание в этом не участвует. Собственно, осознавать происходящее просто некому и нечем ввиду отсутствия централизованной системы, которая отслеживала бы деятельность систем организма. Медузы - это, по сути, океанские зомби.
Меня волнует кончина Homo sapiens, которая приближается гораздо быстрее, чем многим может показаться. Джордж Черч, один из ведущих апологетов генной инженерии, утверждает, что было бы неэтично НЕ скорректировать ДНК, скажем, больного раком. И с этим не поспоришь. А от исправления «плохой» ДНК не так уж далеко до корректировки «обычной» ДНК.
Человек всегда стремился к самосовершенствованию. Наивно ожидать, что запрет на вмешательство в развитие человеческого эмбриона, введенный Национальными институтами здоровья, сработает. Те, у кого есть деньги, такую процедуру проведут все равно, может, где-нибудь в другой стране. Половое размножение с его беспорядочным наследованием генетических признаков может уйти в прошлое, по крайней мере как способ продолжения рода. И именно тогда на свет появится новый вид.
Назовем его Homo hominis. Человек человеческий.
Неандертальцы существовали бок о бок с Homo sapiens десятки тысяч лет — мы рядом с Homo hominis вряд ли продержимся так долго. Может быть, он будет обращаться с планетой лучше, чем мы. Но до него нам будет так же далеко, как до нас далеко шимпанзе. Мы окажем будущим остаткам своего вида большую услугу, если уже сейчас разберемся, что значит быть способным чувствовать и какими правами это наделяет животное. Потом будет поздно выяснять, заслуживает ли sapiens жить рядом с hominis, или его место в зоопарке за решеткой.