Оруэлл, будучи одним из самых ярких и неоднозначных писателей XX века, боролся со злободневными вопросами по-своему – с помощью пера и бумаги. В сборник включены его критические размышления на самые разные темы – от современной литературы и кино до поэтики и политики. Заглавное же место занимает автобиографическое эссе «Славно, славно мы резвились», в котором Оруэлл со всей откровенностью описывает непростой этап взросления и без прикрас рассказывает о своей учебе в школе Святого Киприана, язвительно осуждая лицемерную систему эдвардианского образования.
В заглавном эссе книги «Славно, славно мы резвились» (в оригинале «Such, Such Were the Joys») Оруэлл рассказывает о годах, проведённых в престижном колледже, где энурез наказывался плёткой, а средством от кашля считались длинные пробежки. Постоянное унижение в учениках всякого человеческого достоинства — вот и вся педагогика. Говоря в наше время о правах ребёнка, скептики порой посмеиваются. Да, дети раньше уважали взрослых и боялись, ключевое — боялись. Но неужели все дети заслуживают только кнута, а от пряника садятся на шею? И не страшно ли, когда власть над умными, смышлёными, одарёнными детьми получают ограниченные, недалёкие и озлобленные взрослые? Мне кажется, что времена, когда взрослый являлся носителем какой-то исключительной информации или опыта, ушли в прошлое. Уважать человека только за то, что он старше — это архаизм. И унижать ребёнка только потому, что он слабее и «жизни не видел» — тоже, надеюсь. Поднимает Оруэлл и такой важный вопрос, как формальность полученных при обучении знаний. Учеников натаскивали на блестящие ответы на экзамене, а бессистемность заученного материала учителей не волновала. В результате ученик мог без запинки назвать любую дату, хоть ночью разбуди, а сути исторических событий не понимал. Поэтому название эссе, конечно, ироническое. Ожидать от Оруэлла оды к радости всё равно что ожидать от Кафки гиперреализма.
Последующие эссе Оруэлла представляют собой газетные и журнальные статьи (в конце каждой указывается периодическое издание, в котором статья напечатана, и дата публикации), в них автор с объективной субъективностью (назову это так) разбирает работы своих коллег по цеху. Так, он смахивает бронзовую пыльцу с Пристли, а трагическое для Вудхауса прогерманское легкомыслие наоборот оправдывает, причём в эссе от 1945 года, когда послевоенные раны были более чем свежи. Некоторые из книг, о которых пишет Оруэлл, у нас не переводились (как «Впечатления и рассуждения» Голсуорси, над которыми Оруэлл посмеивается, впрочем, как и над всеми произведениями сагописателя).
Любопытны размышления Оруэлла о причинах низкоранговости романа в глазах интеллигенции. Стихи считаются серьёзным жанром, эссеистика тоже, романы же — нет. А виной тому знакомые и нам в последние годы реалии. Покупаешь роман, о котором, казалось бы, читал только хорошее (восторженные отзывы рецензентов порой печатают на самой обложке), а получаешь обманутые надежды. Цепочка «автор-издатель-критик» вызывает у читателя ощущение как в розыгрыше, участники которого сговорились называть чёрный предмет красным, и разыгрываемый в какой-то момент всерьёз начинает сомневаться, а всё ли в порядке у него со зрением.
Что касается такого жанра, как детектив, то что ищет читатель в качественно написанной книге или газетном материале? Прежде всего психологию. Читателю важно, чтобы был крепкий мотив, чтобы преступником двигали сильные эмоции, чтобы ситуация долго зрела, а замысел вынашивался. Оруэлл приводит пример с парой, которая лишала жизни других людей без всякого умысла, без страха, без угрызений совести, и описывает реакцию общества на эти «неанглийские убийства». Даже в таких низких сферах жизни и глубинах душ люди ищут подтверждение ценности жизни.
Читая о современных постановках Шекспира, открыла для себя, что англоязычные зрители в большинстве своём уже плохо понимают его язык. У нас-то Шекспир переведён хоть и в старом классическом стиле, но всё же не языком Ломоносова и Державина (если провести аналогию). На дерзанье, ободренье и раченье публики никто не рассчитывает, в рассуждении сего клоунада при постановке пьес Шекспира — привычное дело.
Русскоязычному читателю наиболее интересно будет прочитать мнение Оруэлла о романе Замятина «Мы». Публикация эссе была сделана в «Трибьюн» в 1946 году, а в 1949 Оруэлл выпустил «1984» и замкнул собой знаменитую тройку писателей-антиутопистов «Хаксли-Замятин-Оруэлл». Но рассматривает он и утопию Оскара Уайльда «Душа человека при социализме», разбирая общественные заблуждения, которые ведут к ошибочным заключениям и результатам.
Помимо эссе сборник содержит также тексты радиобесед и дневник военного времени (а конкретнее, 1940-го года). Оруэлл в своих записях довольно умерен в эмоциях, концентрируется на фактах, демонстрирует взвешенное отношение к СССР (имеем ли мы дело с well-edited version?) В целом, взгляд английской стороны в лице писателя на события Второй мировой войны представляет интерес. Кстати, параллельно с «Славно, славно мы резвились» вышла книга «Черчилль и Оруэлл: Битва за свободу» Томас Эдвин Рикс
В заглавном эссе книги «Славно, славно мы резвились» (в оригинале «Such, Such Were the Joys») Оруэлл рассказывает о годах, проведённых в престижном колледже, где энурез наказывался плёткой, а средством от кашля считались длинные пробежки. Постоянное унижение в учениках всякого человеческого достоинства — вот и вся педагогика. Говоря в наше время о правах ребёнка, скептики порой посмеиваются. Да, дети раньше уважали взрослых и боялись, ключевое — боялись. Но неужели все дети заслуживают только кнута, а от пряника садятся на шею? И не страшно ли, когда власть над умными, смышлёными, одарёнными детьми получают ограниченные, недалёкие и озлобленные взрослые? Мне кажется, что времена, когда взрослый являлся носителем какой-то исключительной информации или опыта, ушли в прошлое. Уважать человека только за то, что он старше — это архаизм. И унижать ребёнка только потому, что он слабее и «жизни не видел» — тоже, надеюсь. Поднимает Оруэлл и такой важный вопрос, как формальность полученных при обучении знаний. Учеников натаскивали на блестящие ответы на экзамене, а бессистемность заученного материала учителей не волновала. В результате ученик мог без запинки назвать любую дату, хоть ночью разбуди, а сути исторических событий не понимал. Поэтому название эссе, конечно, ироническое. Ожидать от Оруэлла оды к радости всё равно что ожидать от Кафки гиперреализма.
Последующие эссе Оруэлла представляют собой газетные и журнальные статьи (в конце каждой указывается периодическое издание, в котором статья напечатана, и дата публикации), в них автор с объективной субъективностью (назову это так) разбирает работы своих коллег по цеху. Так, он смахивает бронзовую пыльцу с Пристли, а трагическое для Вудхауса прогерманское легкомыслие наоборот оправдывает, причём в эссе от 1945 года, когда послевоенные раны были более чем свежи. Некоторые из книг, о которых пишет Оруэлл, у нас не переводились (как «Впечатления и рассуждения» Голсуорси, над которыми Оруэлл посмеивается, впрочем, как и над всеми произведениями сагописателя).
Любопытны размышления Оруэлла о причинах низкоранговости романа в глазах интеллигенции. Стихи считаются серьёзным жанром, эссеистика тоже, романы же — нет. А виной тому знакомые и нам в последние годы реалии. Покупаешь роман, о котором, казалось бы, читал только хорошее (восторженные отзывы рецензентов порой печатают на самой обложке), а получаешь обманутые надежды. Цепочка «автор-издатель-критик» вызывает у читателя ощущение как в розыгрыше, участники которого сговорились называть чёрный предмет красным, и разыгрываемый в какой-то момент всерьёз начинает сомневаться, а всё ли в порядке у него со зрением.
Что касается такого жанра, как детектив, то что ищет читатель в качественно написанной книге или газетном материале? Прежде всего психологию. Читателю важно, чтобы был крепкий мотив, чтобы преступником двигали сильные эмоции, чтобы ситуация долго зрела, а замысел вынашивался. Оруэлл приводит пример с парой, которая лишала жизни других людей без всякого умысла, без страха, без угрызений совести, и описывает реакцию общества на эти «неанглийские убийства». Даже в таких низких сферах жизни и глубинах душ люди ищут подтверждение ценности жизни.
Читая о современных постановках Шекспира, открыла для себя, что англоязычные зрители в большинстве своём уже плохо понимают его язык. У нас-то Шекспир переведён хоть и в старом классическом стиле, но всё же не языком Ломоносова и Державина (если провести аналогию). На дерзанье, ободренье и раченье публики никто не рассчитывает, в рассуждении сего клоунада при постановке пьес Шекспира — привычное дело.
Русскоязычному читателю наиболее интересно будет прочитать мнение Оруэлла о романе Замятина «Мы». Публикация эссе была сделана в «Трибьюн» в 1946 году, а в 1949 Оруэлл выпустил «1984» и замкнул собой знаменитую тройку писателей-антиутопистов «Хаксли-Замятин-Оруэлл». Но рассматривает он и утопию Оскара Уайльда «Душа человека при социализме», разбирая общественные заблуждения, которые ведут к ошибочным заключениям и результатам.
Помимо эссе сборник содержит также тексты радиобесед и дневник военного времени (а конкретнее, 1940-го года). Оруэлл в своих записях довольно умерен в эмоциях, концентрируется на фактах, демонстрирует взвешенное отношение к СССР (имеем ли мы дело с well-edited version?) В целом, взгляд английской стороны в лице писателя на события Второй мировой войны представляет интерес. Кстати, параллельно с «Славно, славно мы резвились» вышла книга «Черчилль и Оруэлл: Битва за свободу» Томас Эдвин Рикс
Любопытно
Именно слово "любопытно" характеризует для меня эту книгу. Она мне показалась интересной: как просто история о мальчике и его жизни в школе, и также как небольшой экскурс в историю тех времен. Было интересно услышать рассуждения Оруэлла о многих жизненных вещах. Сама книга небольшая, поэтому прочиталась быстро и на одном дыхании.
Источник
3.6.40
Из письма леди Оксфорд в «Дейли телеграф» по поводу экономики военного времени:
«Поскольку большинство лондонских домов опустело, светские приемы сократились до минимума… и большинству людей стоило бы рассчитать своих кухарок и переехать в гостиницы».
Поистине ничто не способно напомнить этим людям о существовании 99 процентов населения. «Дневник военных лет»
Поэзию не любят, потому что она ассоциируется с непонятностью, интеллектуальной претенциозностью и создаваемым ею общим ощущением воскресенья в рабочий день.