С обаятельным прокурором Евгением Николаевичем Михайловым читатели уже знакомы по первому роману дилогии, ему посвященной («Прискорбные обстоятельства», «Время», 2019). И не просто знакомы, а прониклись к нему симпатией и сочувствием – о чем многие написали и высказались. Нередко задаваясь вопросом: откуда он такой взялся – тонкий, честный, думающий, страдающий? Ответ можно найти во втором романе, в котором вопреки хронологии профессиональная биография героя начинается. Автор к своему герою этой...
... а жизнь несправедливо устроена. Вот бы нам, мужикам, яко мотылькам, безмятежно порхать с цветка на цветок, крылышками махать, нектаром живиться. Так нет же, едва порхнул, а там какая-нибудь саррацения или вот ещё - венерина мухоловка: приманила, хвать - и кончено, влип. Тьфу, пропасть!
- Как это - не убивай? Охота тогда зачем? Убить ноги? Закон природы, Дашенька: всё живое живится живым. - Живится, если голод мучает. А ты голоден? Я тебе борщ сварю...
Скажите, зачем человеку старость? Там простреливает, там ноет. Такая мерзость, такая гадость!
секунду-другую мы молча всматривались друг в друга: ну, что ты за человек?
Я шёл и смотрел на звёзды, слушал протяжное пение снега под ногами, и думал о себе, и видел себя как бы со стороны: что я, где я, зачем - в этом чуждом нелепом мире, так равнодушно взирающем на меня с недосягаемой высоты? Здесь ли я на самом деле, и если всё-таки здесь - откуда это сосущее ощущение, что материя обманна и ничего живого, в том числе и меня, никогда не было в этом неподвижном, стылом, мертвенном пространстве, нет и теперь? Иначе как объяснить: вселенную, жизнь, смерть, все, что вокруг, - от макрокосма до вон того кота, голодно выглядывающего из подворотни? Как? Неправдоподобно, жутко, безжалостно, необъяснимо!
Нет, не всё ушло, что обычно уходит с возрастом, - подумал я, глядя вокруг со странным чувством припоминания чего-то давнего, оставленного в миновавшей молодости. Так ощущают окружающий мир едва оперившиеся юнцы, полные надежд и ожиданий грядущего, непременно счастливого и насыщенного светом и радостью. Затем это ощущение постепенно проходит, тускнеет, сменяется привычкой, а там и покорностью обреченного жить в неведении и вековой печали сущего. Но случаются всё-таки мгновения, когда то, полузабытое, ощущение возвращается – ненадолго, как воспоминание о чем-то несбыточном, прекрасном: о детстве, тайне, обретении какого-нибудь замечательного ножика или рогатки, первой влюблённости, прикосновении, поцелуе… Но зачем возвращается, почему? А чёрт его знает! Главное, вечер опять тих и загадочен, луна таинственна и маняща, закат… и закат, закат!.. И в груди снова пробуждается предощущение чего-то, что вот-вот настанет…"Вот я уйду – что от меня останется? – вздохнул я. – Горстка праха в земле, горстка неузнанного и никому ненужного праха. И после меня ничего не останется, как не осталось ничего после исчезнувших цивилизаций. Тогда зачем всё жизнь, труд, волнения, тревоги, если конец один, конец настолько бессмысленный и жестокий, что помнить о нём желания и сил недостанет. Как уверовать, что будет что-то потом? И если будет потом, то для чего это сейчас? И что такое бессмертие, если ты, именно ты, а не иной некто, в ином обличье, с иными помыслами и чувствами, явится через время? И явится ли вообще? И восстанут ли мёртвые из праха? И почему судить их надо потом, а не сразу, едва согрешили, чтобы не растягивать, не множить грех во времени, во всю жизнь? Вопросы без ответов как жизнь и смерть. И это угнетает больше всего – безответность, словно мы муравьи в стеклянной банке: не слышим, не видим, не разумеем»
Что ни говори, а бывают в жизни минуты, когда площадная брань приносит глубокое душевное удовлетворение...
Всё у меня с Дашей начало разлаживаться незримо и постепенно, как незримо и постепенно подбирается к самому прочному металлу ржавчина и прогрызает, разъедает коррозией, пока не источит в прах. Нет, что это я? Всё у нас хорошо, почти по-прежнему, как было в начале, - но после назначения моего в Приозерск, через год-другой, какое-то странное напряжение стало нарастать между нами. Какое-то непонимание, какие-то обиды, какое-то мое раздражение и какие-то, на первый взгляд необъяснимые, упрёки её и слёзы. Случались уже и ссоры. Я утверждал, что не давал слезам и обидам повода, хотя в глубине души понимал и видел этот повод, но не хотел искать выхода из него. И какой мог быть выход, если расстояние километров пролегло между нами?..
как домашний пёс, который однажды сорвавшись с цепи, будет снова и снова рваться на волю, так и я внезапно ощутил вкус побега, звяканье разорванных звеньев и пьянящий дух свободы
- А вот ещё что: прослоим водку пивком, - перескакивая с одной темы на другую, предложил Савенко.