Рецензии на книгу «Польские земли под властью Петербурга. От Венского конгресса до Первой мировой» Мальте Рольф

В полях за Вислой сонной

В Варшаве я был по работе, поэтому запомнил только то, что мне не удалось купить билет в автобусе – странный автомат с удовольствием съедал мои злотые, но документ мне не выдавал. Увидев мою агонию, средних лет поляк по-русски пообещал мне, что в случае необходимости подтвердит контролерам мою законопослушность и каверзность автомата. Но и русский этого поляка, и кладбище бойцов Красной Армии – следы другой эпохи, не имперской, поэтому можно сказать, что 123 года царского владычества аккуратно вытравлены. Но все же этот сложный и насыщенный период отбрасывает глубокую историографическую тень, в которой остается много места для различных интерпретаций. Давно мне хотелось найти хороший источник по этому вопросу, ведь, несмотря на аккуратность и ясность «Западных окраин РИ» (на которые книга Рольфа активно ссылается), Царству Польскому там посвящена важная, но все же довольно небольшая часть.

В этом смысле книга Рольфа – находка. Для русского издания книгу, начинавшуюся с Январского восстания 1863 года, автор расширил, включив описание развития событий с Венского конгресса (с кратким, но содержательным описанием трех разделов). Во вполне современном духе автор делает акцент на многофакторности имперской политики в Царстве Польском, показывая, что бюрократия была совсем не единой – разные группы продвигали разную политику. Автор пытается показать развитие взаимодействия польского общества, локальной имперской бюрократии, министерств в Петербурге, императора и зарождающего русского национализма в динамике, и это ему красиво удается. Грамотно, нейтрально, глубоко и интересно (не зря автор хвалит перевод, он действительно крайне гладок).

Автор не скрывает источника своего вдохновения – теоретической рамкой служит «ситуативный подход», который так мил сердцу Алексея Миллера . Именно так можно увидеть ситуацию в ее полноте, не свалившись ни в один уклон. Поэтому автор с немецкой обстоятельностью рассказывает о всех высших царских должностных лицах, их карьере и особенностях взаимодействия с польским обществом. Заметное место уделяется Варшаве как фокусу имперской власти в Привислинском крае – разбирается как работа городского магистрата, так и конкретные градостроительные проекты, от инфраструктурных (мост через Вислу) до идеологических (православный собор Александра Невского). Кроме этого автор хорошо обрисовал сложности работы в треугольнике генерал-губернатор края -президент Варшавы – полицейское ведомство. Много в книге действий образовательного ведомства, пытавшегося привнести как можно больше русского языка в систему средних и высших школ.

Меня впечатлил разбор работы ведомства предварительной цензуры – адский объем работы, все нарастающий к рубежу века вал публикаций, которые надо было вычитывать и искать крамолу. И все это при крайне ограниченном штате, который к революции 1905 года окончательно выдохся. В целом складывается крайне элегическое впечатление – царские администраторы были заинтересованы только в сохранении status quo, поэтому их действия все время были реактивными, любая крамола становилась понятной только после того, как она распространялась, а тогда ее и запрещать, по существу, было поздно.

Автор интересно пишет о том, как видимое спокойствие, выраженное в существовании параллельного мира «русской Варшавы» с ее пятьюдесятью тысячами жителей православного вероисповедания (включая, естественно, армян, грузин и порой прибалтийских немцев-лютеран), своей топонимикой и даже специальными путеводителями для русских, разбилось о цезуру революции 1905 года. Все замирение, достигнутое с середины 1860-х, оказалось ничем, ведь, не имея проекта интеграции, царское правительство лишь на словах говорило о сближении, а по факту именно отказом в проведении в Привислинском крае реформ, осуществлённых в других частях империи, сделало Царство Польское максимально особенным. Тут хорошо выражается противоречие, которое старательно не замечали – если сближать край с Россией, то он неминуемо сблизится и с «восточными кресами», которые официально считались лишь ополячеными и возвращаемыми в русское лоно. Поэтому, несмотря на всю модернизацию, несмотря на промышленное развитие и интеграцию ИТР в общеимперский рынок, политического решения так и не было предложено. Неудивительно, что война сломала систему (хотя она была достаточно проста, чтобы без войны продолжать существовать, утверждает автор).

С теоретической точки зрение было интересно еще раз прочитать про модный сейчас тезис о переносе практик из колоний в метрополию («провинциализация империи»). В России, судя по литературе периода, опасались, что царские чиновники, привыкшие к особым условиям Польши, где не действовали многие прогрессивные законы, будут точно так же вести себя и во «внутренних губерниях», отказывая в свободе собраний и прикручивая выборные органы.

Автор сравнивает Привислинский край с австрийской Галицией, говоря, что царская власть была куда реакционней в своем домодерном подходе, пытавшемся отрицать само существование модерных наций. Однако, замечу я, итог-то был один, война разнесла оба варианта интеграции. Любопытным показалось и то, как автор рассказывает о новых условиях после революции 1905, когда массовая политика стала данностью. Мол, австрийцы уже давно научились сталкивать поляков между собой, правых с левыми, а царизм засушил все так, что они, правые и левые, объединялись против царизма. Последний генерал-губернатор попытался натравить националистов на социалистов, вяло поддерживая первых, но больше от этого союза выиграли националисты, нежели губернатор.

В современной историографии царизм выглядит порой даже привлекательно, хоть и обреченно – ведь до определенного момента он имел иммунитет и против русского национализма. Все эти возрождения наций привели к такому количеству крови, что донациональный, династический принцип на этом фоне как будто начинает играть новыми красками. Если верить некоторым авторам, по Австро-Венгрии чуть-чуть даже скучают на всем разнообразном пространстве Центральной и Юго-Восточной Европы. Увы, наш вариант все же был слишком реакционен и религиозно чужд, чтобы вызывать ностальгию.