Датская литература для меня – белое пятно, из авторов я знала только Ганса Христиана Андерсена :) Писательница Тове Дитлевсен – классик у себя на родине, но ее “Копенгагенская трилогия” (написана в 60-е годы прошлого века) была переведена на русский и опубликована только в 2020 году. Первая часть трилогии, “Детство”, заинтересовала меня благодаря высоким оценкам и аннотации (хоть и довольно мрачной). Мне всегда интересно читать воспоминания про детство, ведь впечатления из этого периода обычно самые сильные и остаются с нами на всю жизнь.
Детство Тове – это будни рабочей копенгагенской семьи в период между двумя мировыми войнами. Тотальная безработица, нестабильная политическая обстановка, вечная нехватка денег, озлобленные родители. Тове – натура чувствительная, поэтому, как и любой ребенок, старается отгородиться от окружающего мрака. Свое утешение, помимо общения с подругой и братом, она находит в стихах, альбом с которыми она старательно прячет от окружающих, ведь они считают их слишком взрослыми, да и вообще, не женское это дело. Детство для Тове – это такой колючий свитер, из которого ты уже вырос, но выкинуть его почему-то рука не поднимается, хоть он тебе и не нравится.
От чтения осталось двойственное впечатление. С одной стороны, темы гнетущие и мрачные. Постоянно ловила себя на мысли, что детство должно быть совсем другим. Но текст книги при этом льется рекой – язык очень легкий, “воздушный”, лаконичный, словно стихотворения в прозе. “Детство” – это всего лишь ~130 стр. текста, но при этом произведение целостное за счет выверенного слога. Перевод с датского замечательный.
Во время чтения возникала мысль, что у классической русской и датской литературы много общего, в частности, атмосфера и настроение (не зря в тексте упоминается Горький). Честно скажу – желания прочитать две оставшиеся части трилогии не возникло, а вот со стихами хотелось бы ознакомиться. Надеюсь, получится их найти.
Однажды я спросила: "причитания" - папа, что это значит? Я нашла это выражение у Горького, и оно очень понравилось мне. Отец долго думал, поглаживая вздернутые кончики усов. Это русское понятие, произнес он. Означает боль, одиночество, печаль. Горький был великим поэтом. Я ответила, довольная: я тоже хочу стать поэтом! Отец тут же нахмурился и грозно сказал: не обольщайся, девушка не может быть поэтом! Оскорбленная и опечаленная, я снова замкнулась в себе, а мама и Эдвин тем временем смеялись над моей сумасшедшей прихотью. Я поклялась больше никогда не делиться своими мечтами с кем бы то ни было и пронесла это обещание через всё детство.
Детство. Тове Дитлевсен.
Первая книга автобиографичного рассказа известной датской писательницы.
Начало XX века, только что отгремела одна война и уже надвигается вторая. Тове живет в многоквартирном доме рабочего района Копенгагена с родителями и старшим братом. Отец содержит семью, но внезапно теряет работу, им приходится перебиваться непостоянными подработками и делать вид, что все нормально. У Тове нет подруг, только брат, но девочкам не полагается дружить с мальчиками, даже из своей семьи. С годами Тове заводит дружбу с Рут, но поддерживать её становится очень тяжело. Тове любит читать взрослые умные книги, этим она пошла в своего отца-социалиста, мать не радует такое увлечение. Как и мечта стать поэтессой не радует никого в доме. До тех пор, пока брат ни прочитал украденный журнал со стихами, у Тове не было союзников в своем творчестве. И только брат по-настоящему верит в неё.
На протяжении романа наблюдается явное взросление из Тове-ребёнка в Тове-юнессу. Это видно не только по её поведению и раскрытию, но и по слогу. Детские рассуждения об окружающем мире пересматриваются и становятся более зрелыми. Хочу обратить внимание на сам текст, в нем отсутствует классическое выделение прямой речи, только запятые, иногда двоеточия и указатели, кто это сказал. Но не в каждом предложении есть указание на автора высказывания, и мы понимаем интуитивно, кому оно принадлежит.
Книга короткая и быстро читается, интересно и завораживающе, сразу для себя находишь несколько близких цитат. Спасибо издательству No Kidding Press не только за перевод и выпуск книги, а за качество бумаги, шрифт и стильную обложку. Жду продолжения трилогии.
Юная Тове твёрдо уверена – ей с её детством не по пути. Не смогли они притереться друг к другу, и детство ей нещадно жмёт, как жмут ботинки не по размеру. Она не находит радости в необходимости быть ребёнком, её тяготит отношение взрослых к её возрасту. Тове знает, что не вписывается, что она странная со своей неистовой потребностью к самовыражению и желанием во что бы то ни стало выплёскивать свои мысли на бумагу. Не тот возраст, не то место, не то время. Не так давно отгремела Первая мировая, а затем и отец, потеряв работу, не на шутку увлёкся социалистическими идеями. Мать у Тове холодная и отстранённая, а родной Копенгаген то удобно осязается, если к нему примериться, то вдруг неожиданно давит в прежде привычных местах.
Пишет Тове очень рублено и концентрированно. Она ёмко расходует слова, резкими штрихами набрасывая портреты окружающих и описывая быт. И при этом мир вокруг её юной версии очень осязаем, а царящий в душе девочки дискомфорт невероятно понятен и ощутим, даже не смотря на то, что моё детство очень отличалось от того, что прожила Тове.
Детство никогда не бывает впору. Только когда оно отпадет, как мертвая кожа, о нем можно спокойно рассуждать и говорить будто о пережитой болезни. Большинство взрослых считают, что у них было счастливое детство и, может быть, даже сами в это верят, но только не я. Думаю, что им просто посчастливилось его забыть.
«Детство никогда не бывает впору. Только когда оно отпадает, как мёртвая кожа, о нём можно спокойно рассуждать и говорить, как о пережитой болезни»
Возрастная трилогия датской писательницы Тове Дитлевсен, судя по первому тому, в корне отличается от всей подобной мировой литературы, осмысляющей процесс взросления и становления личности. Вместо обаятельного толстовского Николеньки, мы видим несуразную Тове, и для неё детство не уютный мирок, а гроб, из которого без посторонней помощи не выбраться. Каждый выкарабкавшийся на всю жизнь получает ссадины, шрамы и кровоподтёки. Только не подумайте, что в «Детстве» вас ждёт исключительно северо-европейская чернуха начала века с насилием над детьми на каждой странице, посыл Дитлевсен заключается в том, что детство – это в том числе травмирующий опыт, а не исключительно благостная жизнь среди игрушек и сладостей с нуля до пубертата.
Детство Тове – раздражающее взрослых состояние «недо-». Девочка не ровня старшему брату, мать смотрит на неё сверху вниз, словно бы вопрошая «ну когда же ты уже вырастешь?». Быть всего лишь ребёнком – хуже некуда. Быть ребёнком, которому его детство не по размеру, словно пальто с чужого плеча – вообще труба.
Тове Дитлевсен знала, что если описать свой опыт, то его обязательно кто-то поймёт и разделит. Поняли. Разделили. Не мать, не отец и не брат. Не те, от кого ждёшь понимания и поддержки в первую очередь. Но тысячи людей со всего мира. Тысячи взрослых с детскими отметинами на теле. Тысячи бывших детей, что не забыли…
Инстаграм про книжечки
«Детство» - идеально выверенные мемуары. Такой короткий роман, а какие душащие, тяжелые эмоции там спрятаны.
⠀
Тове живет в Копенгагене. Мать ее не любит («это последняя пара обуви, которую ты от нас получишь»). Отец не всегда замечает дочь, занят политическими играми. Брат несчастен и угрюм. Подружка Рут пропадает и не возвращается, как и маленькое, несчастное, бесцветное детство героини. Что остаётся ребёнку? Писать стихи и надеяться на лучшее.
⠀
Читаешь роман с наслаждением от слога; цепляешься за детали, за мудрые размышления. Тове учится наблюдая: она видит несовершенства родителей, чувствует эмоциональную отчужденность, замечает грязь улиц и пороки соседей.
⠀
Я хочу со временем приобрести роман и перечитать. Скажу кратко: этот текст - пример для писателей, как можно аккуратно создать историю, избегая ненужных эпизодов и лишних слов.
Пронзительная книга. Вот так обычно: книга так сильно трогает тебя, что ты можешь только задыхаясь пытаться что-то о ней сказать, но голос тебе отказывает.
Наивная вера, что детство - лучшая пора жизни, сталкивается с правдой всякий раз, когда начинаешь о нем задумываться дольше безопасных пары секунд. Но стоит скользнуть по нему случайным, но реальным воспоминанием, и понимаешь, что ностальгический флёр растворяется и обнажает жестокую истину: детство - тяжелое и суровое время. А если начать вспоминать все события своего детства по порядку? Ничего более безрадостного нельзя и представить.
Конечно, не у всех детство сопряжено с реальными тяготами жизни - бедностью, насилием, трагедиями. Но, мне кажется, в первую очередь, детские травмы имеют чисто психологическую основу. Если ребенок более нежный, впечатлительный или нервный, чем все прочие, то не трудно догадаться, что и сложности взросления он будет переживать острее. И если ты считаешь, что был таким ребенком, то объяснимо, что истории чужого детства тебя тронут до глубины души.
Тове Дитлевсен пишет не просто о детстве и не просто о несчастном детстве. Она пишет о детстве так, будто вырезает его образ из цельного куска скалы четкими, заостренными движениями. Её слова отстукивают ритм словно капли воды в пустом гроте - оглушительно и чисто. Она пишет так просто, но кажется, что слова ровно на своем месте и иначе быть не могло. И это прекрасно и душераздирающе.
Но меня удивляет, что несмотря на все проблемы, все переживания и всё отвращение к своему детству, Тове не хочет взрослеть. А возможно, этого не хочет уже та - повзрослевшая Тове, которая написала эту книгу? Потому что она знает, что ее ждёт дальше?
И я не могу избавиться от навязчивого сравнения с другой.
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я — поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет,Ворвавшимся, как маленькие черти,
В святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти,
— Нечитанным стихам!Разбросанным в пыли по магазинам,
Где их никто не брал и не берет,
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед
Это первая книга из трилогии и она является автобиографией писательницы.
Тове живёт со своими родителями и братом Эдвином в бедном квартале Копенгагена и рассказывает обо всем, что её проницаемый глаз замечает. Она пишет душевно и красиво, все слова сплетаются между собой без особых усилий, видно, что у человека есть талант. Все выверено и подходит.
Это безудержная тоска, которая наполнена любовью к своему детству... В некоторых местах просто берет за душу. Тове понимает, что отличается от всех, что придёт время и ее не будет тут и кажется, что она всегда понимала это. С самого детства. Особенно понравилось про её творчество и про её первые попытки. Я впервые прочитала её стихи. Как сказал редактор: "Какие чувственные!"
Отдельное спасибо всем прекрасным женщинам, что трудились над изданием этой книги на русском языке❤ это то, что мне нужно сейчас и сегодня и думаю, что в ближайшее будущее я буду перечитывать её частенько
Детство, из которого хочется вырасти. Правда будущность тоже не вселяет сладких мечтаний о том, как будет прекрасно, скорее грозит подобно жестокой тётке, что покажет, ух, покажет.
В семье Тове чувствует себя одинокой: мать не разделяет её интересов, да и не слишком интересуется эмоциями дочери. Наверное, мечтает скинуть с себя груз семьи и окунуться в лёгкость и бесшабашность. Старший брат видит в ней малявку и девчонку. А отец сочетает отстранённость с одобряемым разделением семьи по половому признаку.
Семья не слишком богата, хотя голодать не приходится. Чтение поощряется лишь папой и то не всех книг. Судьба же Тове - удачно выйти замуж и растить своих детей, а не писательство, как фантазирует сама девочка.
Написано красиво и так тяжело, что хочется чего-нибудь хорошего: фильма, огня, сладкого. А вместо этого на плечи давит груз чужого детства, не похожего на все добрые истории, серого, сумрачного и фактурного. Вчитываясь в строчки, словно видишь породивший сказки Роальда Даля быт. Фразы кристально чистые, острые и холодные. "Детство" кончится, но вся мучительность не исчезнет по мановению волшебной палочки
Если вы впервые слышите имя Тове Дитлевсен — ничего страшного, потому что одна из самых знаковых писательниц и поэтесс Дании почти совсем у нас не переводилась: отдельные публикации можно найти в старых сборниках, последний из которых датируется 1991 годом («Скандинавия. Литературная панорама». Выпуск 2). В англоязычном литературном мире можно найти больше упоминаний — набрела на несколько любопытных статей с анализами стихотворений, — но интерес словно тоже подстёгнут «Детством», которое было впервые переведено на английский только в прошлом году.
«Детство» — открывающая часть «копенгагенской трилогии», которую выпускает в этом году издательство No Kiddong Press, и это всё, что мне было известно о Тове Дитлевсен, когда я покупала свой экземпляр. Никаких ожиданий, кроме какого-то внутреннего ощущения, что это будет непростое чтение, потому что в моём читательском опыте скандинавская литература крайне редко оказывается чем-то лёгким и воздушным. Именно так и получилось.
Что нужно понимать, прежде чем браться за трилогию. Во-первых, это послевоенное время, всё ещё немного свинцово-серое, с какими-то лихорадочными всполохами цвета там, где люди пытаются снова начать жить. Во-вторых, забегая вперёд, жизнь Тове — это история, где в тугой клубок сплелись искусство, словесность, наркотическая зависимость, люди, потому что ну кто мы без людей, и это эдакий spoiler alert, которого у нас почему-то в анонсах избегают. Мне же кажется важным об этом упомянуть, потому что это своего рода первый ключик к прозе Тове Дитлевсен, который неплохо бы сжимать в кулаке, знакомясь с этой удивительной женщиной.
Второй ключик стал для меня неожиданностью:
«Однажды я спросила: «причитания» — папа, что это значит? Я нашла это выражение у Горького, и оно очень понравилось мне. Отец долго думал, поглаживая вздернутые кончики усов. Это русское понятие, произнес он. Означает боль, одиночество, печаль. Горький был великим поэтом. Я ответила, довольная: я тоже хочу стать поэтом!»
Этот фрагмент лучше всего, наверное, описывает мои впечатления от прочитанного: удивление, узнавание, какая-то смесь горечи и чего-то наоборот очень ясного, светлого. А ещё сразу хочется запаралеллить две трилогии — собственно, «копенгагенскую» и автобиографическую Максима Горького, которая тоже начинается с «Детства».
Вообще, для меня эта небольшая книга стала примером прозы, которая становится неотъемлемой частью диалога. В первую очередь, это диалог с собой — очень отчётливо, например, вспомнила, что в моём детстве было много кошмаров после прочитанных страшных сказок, когда реальность куда-то уплывала, и в тенях что только не мерещилось. Поэтому и обсуждать книгу тоже очень любопытно: при небольшом объеме она так по-разному задевает каждого из нас — образами и выверенностью слов. Рекомендую ли? Пожалуй, да, потому что это совершенно точно интересный литературный голос из прошлого, который нужно услышать в настоящем.
Спасибо augustin_blade за добытую книгу и что-то вроде совместных чтений
Имя Тове Дитлевсен мне совершенно незнакомо, я просто обратила внимание на хорошую обложку и датскую фамилию
«Детство» - первая часть автобиографической трилогии Дитлевсен, родившейся в 1917-м году в семье домохозяйки и кочегара-социалиста. Четвертый этаж зачуханного дома с окнами во дворик, Великая Депрессия. Вряд ли можно сказать, что это удачное начало.
«На самом дне моего детства стоит отец и смеется. Он темен и стар, как печь, но я абсолютно ничего в нем не боюсь».
Детство в воспоминаниях Дитлевсен - период тоскливый, его просто нужно переждать, дотерпеть до дня, когда наконец-то можно будет начать дышать, попробовать понять, кто ты такая.
Но читать эту коротенькую совсем повесть очень интересно, я мало знаю о Дании этих лет, а у писательницы хороший слог, и она наблюдательна.
«Детство — оно длинное и тесное, как гроб, и без посторонней помощи из него не выбраться».
«Мне почти шесть лет, и скоро меня запишут в школу, потому я умею и читать, и писать. Мама с гордостью рассказывает об этом любому, кто захочет ее слушать. Она говорит: и среди детей бедняков встречаются светлые головы. Может быть, она всё-таки меня любит? Мои отношения с ней — тесные, мучительные и тревожные, и мне постоянно приходится выискивать хоть один знак любви».
«Однажды я спросила: «причитания» — папа, что это значит? Я нашла это выражение у Горького, и оно очень понравилось мне. Отец долго думал, поглаживая вздернутые кончики усов. Это русское понятие, произнес он. Означает боль, одиночество, печаль. Горький был великим поэтом. Я ответила, довольная: я тоже хочу стать поэтом! Отец тут же нахмурился и грозно сказал: не обольщайся, девушка не может быть поэтом!»
«Однажды мое детство запахло кровью, и мне пришлось ощутить и осознать это. Теперь ты можешь иметь детей, сказала мама, только что-то рановато — тебе и тринадцати не исполнилось. Мне прекрасно известно, откуда берутся дети, - трудно об этом не узнать, ведь я сплю в одной комнате с родителями. Но даже так я понимаю не всё и думаю, что в любой момент могу проснуться с маленьким ребенком под боком».
«Я вспоминаю, как несколько лет назад с удивлением осознала, что мои родители поженились в феврале, а в апреле того же года на свет появился Эдвин. Я спросила маму, как это могло произойти, на что она резко ответила: видишь ли, обычно первенца вынашивают месяца два, не дольше. И она, и Эдвин тогда рассмеялись, а отец помрачнел».
«У Герды скоро родится малыш, говорит Грете, колотя пятками по мусорным бакам. Он будет таким же тупым, как и Людвиг Красавчик, отвечает Минна с надеждой. Это случается с детьми, которых заделали по пьянке. Да ни черта подобного, отвечает Рут, тогда бы чуть не все тут были тупыми».
«Мы идем с мамой в магазин за туфлями для конфирмации, и она говорит так, что и продавец ее слышит: вот тебе последняя пара обуви от нас. Передо мной открывается страшная перспектива: я не знаю, как буду себя обеспечивать».
Из-за того, что у семьи не было денег, Тове не удалось закончить школу, но она всегда хотела зарабатывать «словами». Дитлевсен пробовала опубликовать свои стихи в 14 лет, но редактор счел их слишком чувственными для детского раздела журнала, и велел возвращаться через пару лет. В 22 года Тове опубликовала первый сборник стихов, дальнейшая ее писательская карьера складывалось неплохо, и я очень жду две следующие части ее трилогии.