Рецензии на книгу «Гнев» Булат Ханов
«Гнев — маска сумасшествия» .
Поколение тридцатилетних продолжает уверенно покорять российский книжный рынок. Булату Ханову всего 28, тем не менее, в 2018 году он стал лауреатом сразу двух премий — «Лицей» и «Звездный билет» за повесть «Дистимия». Роман Ханова «Гнев» называют мрачноватым портретом поколения, а главного героя сравнивают и с Чацким, героем комедии Грибоедова, и с набоковским Гумбертом.
Глебу Веретинскому 32 года, он преподаёт на филфаке (доцент!), специализируется на русском авангарде и Серебряном веке, старшие товарищи его уважают, студентки восхищаются, жена готовит восхитительные обеды. Казалось бы, живи да радуйся. Но нет. Глеб страдает. Его душит бессильный гнев.
Один специалист по вопросам семьи и брака назвал как-то гнев убийцей любви. Говорил он так по отношению к семейной жизни, но это можно отнести и к жизни вообще. Гнев методично убивает все, что мы любим, все, что удерживает нас среди живых. Отчего же растёт гнев Веритинского? От безжалостно надвигающейся старости (скрипят колени, это в 32-то года!), от раздражения на город, среду, окружающих, самого себя или время? Может ли в данной ситуации спасти искусство? Почему бы и нет.
Булат Ханов пишет, несомненно, талантливо и цепляюще, но сама книга, и особенно главный герой, вызывает лишь стойкое раздражение. Возможно, это должно насторожить, ведь, как известно, больше всего мы не любим в других то, что замечаем в себе. Стоит ли тратить свои дни на бессмысленный гнев? Будь то раздражение на книгу, работу, привязчивую песню или глупую жену.
Случайная цитата:
А ещё Слава не выносил литературоведение и утверждал, что филологи навязывают свое толкование текста. «Как будто заявляются без стука, трахают твою жену и наставляют тебя, как правильно это делать с научной точки зрения» — так характеризовал друг деятельность литературоведов.
Твоя диссертация солиднее, чем Змей Горыныч. У него три главы, а у твоей диссертации целых четыре.
Преподаватель филфака Казанского университета Глеб Веретинский специализируется на Серебряном веке, ему чуть за 30, у него жена, которая прекрасно готовит, понимающий друг, любимая работа. Но его душит гнев — по отношению к бессмысленной бумажной волоките, ленивому подрастающему поколению, близким людям и даже самому себе…
Не помню, где я наткнулся на имя Булата Ханова, но это точно одно из открытий 2019 года. Парню 28 лет, но как интересно пишет! Сейчас читаю другую его книгу («Непостоянные величины»), в ней он опять отчасти говорит о самом себе. Но если в «Непостоянных величинах» речь идёт об учителе русского и литературы в школе, то в «Гневе» описаны будни преподавателя в вузе. Мне очень нравится, когда произведение открывает новые горизонты. Благодаря этому писателю из Казани я чуть больше стал любить стихи. Не скажу, что молодой автор дотянул до шедевра, но читал с удовольствием.
У Глеба имелось марксистского рода подозрение насчёт того, почему преподавателей, прикрываясь благой идеей контроля за качеством, нагружали отчётами, рейтингами, справками, планами, списками, сведениями, анкетами. Те, кто наверху, преследовали задачу держать слуг режима в постоянной занятости. Примерно по тем же соображениям детей заставляли таскаться в школу — чтобы не слонялись по улицам без дела.
Без отдыха дни и недели,
Недели и дни без труда.
На синее небо глядели,
Влюблялись...И то не всегда.
И только. Но брезжил над нами
Какой-то божественный свет,
Какое-то легкое пламя,
Которому имени нет.
«Между прочим, все мы дрочим»
Я не отношу себя к литературным критикам, скорее к внимательным читателям. Поэтому я позволю себе составить небольшую рецензию на книгу «Гнев» за авторством Булата Ханова. Так как мы с ним приятельствуем, постараюсь обойтись без предвзятости и субъективности.
Хочется начать с не совсем удачной аннотации к книге: «Стареющий (sic!) интеллигент Глеб Викторович Веретинский похож на набоковского Гумберта: он педантично элегантен, умен и образован…» Итак, герою, на минуточку, 32 года, а он априорно записан в стареющие. Тут мне стало сильно обидно, в первую очередь за себя. Мне сейчас 33, и я пока не спешу записываться в разряд увядающих стариков. В 32 года мужчина, в большинстве случаев, если у него нет букета заболеваний, как говорил Карлсон – находится «в полном расцвете сил, несмотря на то, что он в меру упитанный». А наш герой говорит о себе, что он в отличие от своих ровесников очень даже стройный и совершенно здоров. При этом, где-то в середине книге у героя появляется скрип в коленном суставе, с которым не справляется мазь без названия, а потом и вовсе злосчастный скрип исчезает (почему-то). Поэтому наш герой ладно скроен и полон сил.
Двигаемся дальше. О том, что наш герой элегантен – читатель должен додумывать сам. Автор намеренно избегает пространных портретных описаний героев книги, таким образом, вовлекая читателя в этот процесс, и заставляя домысливать самостоятельно. Мы не знаем, как выглядит жена «продавщица из супермаркета», которую он нашел на сайте знакомств; мы не узнаем во что одевается герой, каждый день пребывающий на кафедре, об этом мы можем только догадываться. Нет даже односложного описания во что одеты другие герои, за исключением «белого халата в синий горошек, больше похожего на платье», подаренного тещей жене Глеба, но и его упоминание вызывает сомнения в необходимости – потому что потом он нигде не возникает снова.
Чем Глеб Викторович так похож на Гумберта для меня осталось загадкой.
Но аннотации вообще имеют свойство сбивать читателя с толку, об этом говорит даже главный герой в книге, когда берет с полки Стивена Кинга и читает на обложке краткое издательское предисловие, не вызывающее ничего кроме отвращения. Поэтому мы оставим это на вине издателя, а не автора книги.
Во-вторых, мне бы хотелось назвать эту книгу повестью, а не романом, в его каноническом понимании. Неизвестно почему, в настоящее время, такая литературная форма как повесть стала какой-то маргинальной. Словно на нее наложили табу и пытаются вытравить из литературы.
Действие в тексте разворачивается в течение трех осенних месяцев (СОН: сентябрь, октябрь, ноябрь – это такая метафора). И ограничено передвижениями героя между местом работы (университет) и домом, еще однажды герой забредает в подвальный книжный магазин, на дискуссию о выставке в «креативном пространстве», дважды в бары без названия, в гости коллеге на дегустацию виски, на чай к художнику и опять же на чай к бахаям. Есть попытка вывезти героя из родной? Казани в Саранск, но и там герой перемещается с вокзала на защиту диссертации в неизвестный вуз и обратно. Всё, больше никаких локаций. Действующих же героев в книге можно уместить на пальцах одной руки. Так почему не назвать это повестью? Почему обязательно роман? Но опять же, этот вопрос, скорее необходимо адресовать издателю.
Фамилия главного героя Веретинский, очень созвучна с Вертинским – не самым популярным поэтом серебряного века (именно этой проблематикой занимается главный герой-филолог), но популярным актером и певцом, и такая оговорка-шутка даже проскальзывает во время его представления на дискуссии в злополучном креативном пространстве. Герою тридцать два года, он служит доцентом на филфаке казанского университета. И как дальше гласит аннотация «у него полный провал по части личной жизни, протекающей не там и не с теми, с кем мечталось». Глеб мечется между нынешней женой – продавщицей из супермаркета (кулинарной кудесницей) и бывшей девушкой, видимо дизайнером, которая появляется в тексте только на экране мобильника или ноутбука. При этом бывшая сбежала от него к другой девушке, объяснив это тем, что «она не совсем гетеро». Через какое-то время вдобавок появляется ученица, тянущаяся к знаниям в стиховедении, но чуть позже исчезает, а потом и вовсе выясняется, что она глупа и променяла великих поэтов на «недопоэтов, которых не пустили бы на порог заштатной сельской редакции» – это про рэп-баттлы если что.
Вообще, стоит сказать, что в теле молодого доцента живет склочный ворчливый старик-неудачник, которому лет так шестьдесят, не меньше. Такая себе история Бенджамина Баттона. Он ворчит по поводу кафедральных коллег, на свою жену (которая покорно выполняет домашние дела и вкусно его кормит, стараясь во всем угодить), на нерадивых студентов, на хипстеров «не вникающих в посыл книг и картин»; герой озлоблен на весь окружающий мир. Но при этом, почему-то подспудно у читателя не возникает внутреннего гнева, одного из главных христианских грехов. Есть какой-то ресентимент, о котором упоминает нарратор, и герой никак не собирается бороться с возникшей несправедливостью. Видимо совсем без субъективности никак не обойтись – все-таки у меня иное представление о гневе. Герой находится внутри своей зоны комфорта и никуда из нее не выбирается. Плюс к этому он «сублимирует» мастурбацией. Я бы даже вынес строчку Бродского вместо выбранного автором эпиграфа: «Между прочим, все мы дрочим». Дрочит герой довольно часто, выплескивая одновременно эякулят и гнев, в ванной, в кабинете, в основном, возбуждаясь на фото молоденьких девочек (в этом сходство с Гумбертом?). И в один из дней даже подумывает приобрести резиновую вагину. Но по ходу дальнейшего повествования мастурбация главного героя оборачивается половым бессилием, эректильной дисфункцией, таким образом выполняя роль сильной метафоры полного бессилия героя в целом. Имеются в тексте и другие выпуклые и зримые метафоры: картина художника с семейной парой («немая неприязнь на лицах супругов»), киндер сюрприз для беременной (ли?) жены с зеленым уродцем внутри. Текст, в целом создает ощущение правильно выстроенного стиля, но желанная атмосфера гнева и ярости подменяется теплым домашним уютом и комфортным твидовым пиджаком доцента. Образы героев психологически прописаны на пять баллов, но они все чем-то похожи друг на друга. А чем? Да тем, что у них отсутствуют портретные различия. Они все выглядят как на той картине художника Локманова из первой главы: «с нечеткими лицами». Доцент-стиховед создает впечатление бессильного вялого тюфяка без целей в личной жизни и жизни в целом.
Еще очень хочется понять почему за весь сюжет мы ни разу не видим преподавателя-филолога с раскрытой книгой? Даже спортсмен в поезде читает Саймака, а филолог нет.
Здесь надо заметить, что альтер-эго писателя совсем не главный герой, а малоизвестный, но при этом «свободный художник» Артур Локманов, в голове которого уживаются и мирно соседствуют религиозная община, психоанализ, зоозащита, а также любовь к слэшерам и брит-попу. Вот где автор смог развернуться и показать всю мощь «анализантов». В этом месте в дискуссиях появляются лакановские «означающие» и даже «дедушка Фрейд». Художник свободно жонглирует аналитическими терминами, и филолог с удовольствием погружается в этот дискурс. Воодушевленный герой-филолог дает своим студентам задание написать эссе на тему «Миссия современного художника» – студенты с треском проваливают его, а потом и художник исчезает таинственным образом. И главный вопрос всего текста, так и остается открытым, как и задумывался автором.
Повествование ведется несколько медитативно, очень мало происходящих событий. Ближе к кульминации возникает бурное желание, чтобы что-нибудь произошло, из ряда вон выходящее: убийство, смерть, эпидемия какая-нибудь в конце концов. Ничего из перечисленного не всплывает. Самоубийство действительно случается, но не в семье главного героя, и даже не среди его дружеского круга, а так, где-то в университете, и описывается как-то слишком буднично.
Тут я позволю себе поспорить с Валерий Пустовой, которая «придумала и принесла в издательство книгу» – я как ни старался не смог найти «всех его поворотов, которые как бы резко ни заворачивали, не меняют направление жизни».
Герою хорошо и тепло там, где он есть, и в решающей сцене, схватив в порыве ярости грязный кухонный нож, он так и не смог нанести удар. Многострадальное «ружье на стене» остается дальше себе висеть на своем положенном месте. Крови в тексте нет и не будет, кроме разве что менструальной.
В качестве вывода скажу, что у Булата Ханова уже есть писательский «мускул», но пока не хватает того самого прозаического «нерва». Хочется пожелать автору его обнажить и тогда будущие тексты зазвучат полифоничнее и глубже. А герою книги вырваться из всепоглощающей рутины, обрести внутреннюю гармонию и уже определиться: он собирается дальше трахать настоящих женщин или резиновые вагины?
Мягкий гнев, незлой такой
Взял «Гнев» Булата Ханова. И сперва поразился, насколько велико сходство с "Серотонином" Уэльбека — такой же мерзкий главный герой в депрессии или около того. Сначала даже бросил его читать по аналогии. Но потом все же вернулся — определенно, проза Ханова мне ближе. Во-первых, язык. Русский язык, не переводной, авторский — легкий и при этом небанальный. Во-вторых, Ханов дает срез близкого социального слоя — первенствующий дядька работает кем-то вроде препода Лита, только в казанском университете — и его окружение субъективно сверх-узнаваемо — поэты, студенты филфака, художники - интеллигенция наша сраная, словом. Дивно было понаблюдать за взглядом казанского ровесника. Пишет он действительно неплохо.
При этом гнева как такового в книге почти нет — даже непонятно, с чего она так называется. Веретинский почти не злится. И если это — гнев, то я не знаю. Я в свои моменты раздражения злюсь больше, при этом не считаю это какой-то доминантной своей чертой.
Помимо этого, конечно, проблема с зависимостью почтенного мужа многим знакома не понаслышке - не с таким градусом кипения, возможно - но Ханов разумно расставляет акценты в этом вопросе, показывая всю ущербность подобного образа жизни.
Прекрасно прорисован лирический перекресток в судьбе Веретинского между ненавистной Алисой и домашней Лидой. Мне показалось, автор мастерски пишет о том, как люди любят себя обманывать, и насколько это, нахрен, драматично.
И все же видно, что писатель молод - ему надо дозреть. Некоторые сцены и диалоги искусственны и натянуты. Однако, я однозначно испытываю надежду огромного энтузиазма, что все у него будет нормально. Пожелаем парню удачи. «Непостоянные величины» нужно будет тоже заценить.
2019 г.
Острая современная проза. Повествование ведется от третьего лица. На первом и основном плане - молодой представитель казанской интеллигенции и его взгляд на социальное мироустройство.
Гневные чувства в Глебе Веретинском вызывают "незрелые" мысли якобы "зрелых" художников, необразованность подрастающего поколения (преподает в университете) и собственной супруги, "закостенелость" учебных программ.
Весь драматизм в реалистичности сюжета. Вместе с гневом персонажа проникают в сознание читателя крик и стон автора книги.
Аннотация к данному произведению звучит как апогей всего вышенаписанного в нем: "Стареющий интеллигент Глеб Викторович Веретинский..." Главному герою 32 года...
Сублимация гнева.
Мне не хватило в книге только одного - возрастного ограничения 18+
Тем не менее, вношу роман Булата Ханова своей, видимо, стареющей рукой в список избранных книг.
______________________________________
"... преподаватели занимались тем, что свежевали Лобачевского, Толстого и иже с ними и резали их наследие на идеи - стерилизованные, фасованные, маркированные, пригодные к употреблению. В трупарне студентов учили опосредовать прошлое и развивали в них некрофилические задатки".
Гнев да любовь
Любовь и голод правят миром", - переиначил М. Горький шиллеровскую строку. Но иногда кажется, что на замену голоду стоит поставить антипод любви – гнев, без которого она сама не была бы такой яркой. Гнев в одноименном романе Булата Ханова должен был бы возникнуть у главного героя, Глеба Веретинского, преподавателя казанского филфака, не находящего точек соприкосновения ни со своей работой, ни с современностью, ни с любимыми женщинами. Но возникает этот самый гнев только лишь у читателя, силящегося понять, чего же этому недо-Вертинскому недостает в жизни. На словах – рьяный защитник и любитель стихов, он предпочитает холоднокровно препарировать их, ведь "лучше разбираться в стихах, чем получать от них наслаждение без понимания". Пытающийся найти в себе любовь к жене Лиде, Моцарту кулинарии, работающей кассиршей и, по мнению Глеба, недалекой и неспособной его понять, он лишь погружается в вечный сон, сложенный из первых букв осенних месяцев: сентября, октября и ноября. Потому-то и зависимость его, словно позаимствованная украдкой из паланиковского «Удушья», кажется еще более виртуальной и несерьезной: там, где у Паланика были встречи анонимных сексоголиков, у Ханова – лишь нежеланные мечты с компьютерного монитора. Сама витальная, молодая и злая Казань в романе предстает погруженной в дремотную усталость от жизни, и самоубийство коллеги Веретинского по Университету – лишь одна из закономерностей тотальной утраты жизнелюбия всеми героями «Гнева». Наделенные вместо понимания и любви бессилием и терпением, они пытаются заменить эту утрату гневом, но гнев рождается лишь у того, кто способен любить, и потому байка Веретинского о Анне Тимиревой, любовнице Колчака, задержанной Джержинским, - ключ к роману. «Мы за любовь не сажаем, сказал он». И посадил. Потому что любовь и гнев не могут существовать друг без друга.
А пока мы вместе с Веретинским будет задавать себе вопрос о бедной Лиде: «Почему она молчала? Почему не сказала, что из-за больших вещей нельзя издеваться над маленькими людьми? Чего ей стоило одно-единственное разумное слово, вставленное поперек"? И Над нами пронесется гимн и проповедь, не хуже уэлшевской из книги «На игле»:
"Возлюби ближних и дальних; возлюби старушек, точно сошедших с социального плаката, и старичков с таким лицом, будто забыли дома ингалятор; возлюби инфантильных мальчиков и девочек с пародией на частную жизнь; возлюби тех, кто не снимает рюкзаки в переполненном автобусе, кто выкладывает по четыре поста в день, кто называет блины панкейками и ведет блоги о еде; тех, кто мечется между пончиками и спортзалом, кто гордится своей машиной или прической; тех, кто ставит на звонок громкие рингтоны, устаревшие двадцать лет назад, сразу после их появления; возлюби тех, кто плюет в урну, а окурки бросает мимо нее; тех, кто кивает, на самом деле не слушая, и козыряет умными словами, не понимая их значения; тех, кто с глубокомысленным видом заявляет, что в каждой шутке есть доля шутки; тех, кто наряжает в дурацкие дизайнерские костюмы собак и награждает их дурацкими кличками, кто смеется над калеками и слабоумными; возлюби Ахиллесов, которые на всех парах несутся – само собой, безуспешно – вслед за черепахой, и Зенонов, которые подкидывают задачки без ответа; возлюби эпигонов, и посредственностей, и тех, кто их раскручивает; менеджеров среднего звена, которые тонко чувствуют, как манипулировать подчиненными и начальниками; продавцов, которые отсчитывают сдачу мелкими монетами, потускневшими и грязными; возлюби тех, кто копит бонусные баллы и собирает наклейки, чтобы обменять их на ножи, кастрюли или кружки; тех, кто кичится любовью к Тарковскому и к Феллини, к абстрактной живописи и китайскому фарфору; возлюби бестолковых водителей и назойливых консультантов; возлюби секретарей и гувернанток, которых у тебя нет; либералов, патриотов, коммунистов, монархистов и пастафарианцев; мастеров тату и дизайна, наставников и настоятелей, фрилансеров и нумизматов, телохранителей и культурологов, кондукторов и барменов, сыроедов, кришнаитов, саентологов, фанатов медитации, стартаперов, популяризаторов науки, бизнес-тренеров и агентов недвижимости; возлюби себя за родство с теми, кто не любит свою работу и проводит выходные на тройку с минусом».
И мы возненавидим и возлюбим их, и забудем, что уже есть идеальный роман о депрессии, «Под стеклянным колпаком» Сильвии Плат. Ведь были депрессии и в наше время, в стихоплетческий Серебряный век, когда маску Пьеро носил Вертинский, а не Веретинский.
«Гнев» Булата Ханова — это не реалистичный роман. «Гнев» — это галлюцинация, это психоз. Это почти киберпанк, с той лишь разницей, что речь идёт не о будущем, а о настоящем.
Сексуальность главного героя Веретинского, молодого преподавателя Казанского университета, тотально оцифрована. Его либидо канализировано в шлюзы виртуального. Для него больше нет женщины с её телом, её физиологией, её запахами. Остались только картинки в ленте новостей — тени, проекции, образы. Обновите страницу. Свайпните влево.
Ханов написал очень мрачную вещь. Он поместил героев в холодный, удушливый мир. Нарядная, имперская, осенняя Казань написана глухими тонами, будто постапокалиптический Метрополис. В этом мире все живые озадачены вопросом: «Как возможно производство человеческого в человеке сегодня?»
Все инстанции, производящие и наращивающие гуманитарное знание, разрушены. И радикальный шаг субъекта состоит не в том, чтобы воспитать в себе тотальный нигилизм (из него нет хода, это тупиковый путь диалектики), а в том, чтобы подняться на новый уровень осознания, с которого возможен диалог, с которого возможен человеческий акт. Здесь личное, сокровенное, интимное и сексуальное сливается с общественным, социальным.
И поэтому «Гнев» — это не просто история о человеческом одиночестве, об отчуждении и нереализованности. Это политический манифест.
Ханов не выводит глобальных обобщений, он не грезит наивно о мире во всем мире, не выступает за всё хорошее против всего плохого (это и есть обывательщина), а, как настоящий анархист, работает на локальном уровне. Под его прицелом — родной Казанский университет, где и автор и герой некогда защитили диссертацию.
Понимает ли КГУ, что по их имиджу нанесен удар? На месте ректора я бы выступил с официальным обвинением и придал бы Ханова анафеме. Но сражаться за собственное существование университет не будет, потому что существования никакого нет. Есть циркуляция денежной субстанции, которая имитирует кровоток живой системы. Прогресс вместо становления. Капитал как тоталитарная система. Об этом и роман.
Прочитал за 5 часов без отрыва
Книга прежде всего отлично написана, язык прост в пушкинском смысле, читается легко, образы сами встают перед глазами. История не остросюжетна, но кинематографична, всё происходящее легко представляется в деталях и красках. Дивно, что сюжета как будто бы и нет, а дочитать очень хочется. Плюс ко всему - автор из Казани и не состоит в местном союзе писателей, следовательно, талантлив.