Рецензии на книгу «Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции» Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе
Золотая дремотная Азия опочила на куполах
Дэвид Схиммельпеннинк ван дер Ойе во вступлении приносит благодарности заметному числу уважаемых западных исследователей российской истории. В этом же вступлении он пишет, что в своей молодости сидел в Голландии и с щекочущим трепетом представлял, как восточные варвары обрушатся на кукольные города. Варвары эти, естественно, мы с вами, вернее – предыдущие поколения жителей этой страны и других бывших советских республик. Он, якобы, давно преодолел предрассудки и теперь считает себя непредвзятым исследователем. Однако сам пассаж, чего уж там, крайне любопытен.
Я читал его более раннюю книгу, «Навстречу Восходящему солнцу» , и можно сказать, что «Русский ориентализм» мало отличается от нее как по структуре, так и по содержанию. И дело не в том, что автор повторяется, нет, он постарался рассмотреть другие сюжеты, но больно одинаково он их рассматривает. Проблема состоит в том, что наш голландский друг считает, что главное – это нанизать как можно больше сюжетов, от «Слова о полку Игореве» до Бородина, от немецких ученых при Петре до князя Ольденбургского, а там как-то само собой все сложится. Особо не складывается, если честно, при этом отдельные сюжеты дивно хороши.
Пожалуй, дело в невосприимчивости автора к теории как таковой, что несколько странно в разговоре об идеологизированной донельзя дисциплине. После книги Саида ориентализм зашельмован как продажная девка капитализма, как метод низведения объекта колонизации до уровня непрогрессивного общества, подлежащего захвату. Схиммельпеннинк ван дер Ойе пишет лишь, что Саид ему не импонирует, так как к нашему случаю он мало применим, мол, мы и сами почти восточные, захваты не были нашей прямой целью, да и вообще, ненависти и превосходства перед Востоком особо не испытывали, так, любопытно было.
Любопытен из околотеоретического разговора разве что микродонос, когда Схиммельпеннинк ван дер Ойе утверждает, что Саид, хоть и не читает по-русски, но свою концепцию ориентализма как орудия капиталистической эксплуатации взял из энциклопедии, опубликованной в СССР в 1951 году. Статья об ориентализме из этой энциклопедии цитировалась неким египетским марксистом, Саид эту статью читал, вот и приглянулась ему такая сталинская концепция. Можно несколько развернуть историю и поговорить о любопытной глубине влияния СССР на мир, даже в таком вот любопытном аспекте.
Но довольно об эклектичности и скудости теоретического базиса. За этим спрятались интереснейшие эпизоды и люди. Меня поразила история Верещагина, его учеба у парижского художника, участие в выставках во Франции, поездки в Туркестан, его георгий и некоторое неприятие его работ российским МИДом. По одиночке эпизоды были мне известны, но вместе все складывается в интереснейшую жизнь. Я бы с удовольствием почитал его качественную биографию.
Интересен и рассказ про Могучую кучку и метаморфозы дискурса оперы Бородина, который сам имел любопытные корни. Граф лев Толстой, пытавшийся проникнуть в святая святых российского ориентализма – казанский, прости господи, кластер изучения Востока. Сама судьба официальных ориенталистских учреждений – собрание в Казани, переезд в СПб, церковные миссии в Китай. Ссыльные поляки, превращающиеся в русских ориенталистов, влюбленные в Китай православные священники, беллетристы, ученые, лингвисты, буряты и прочие летят в странном, постоянно перестраивающимся калейдоскопе.
Вот кто-то привозит монголтские тексты, вот на Столыпина давят с целью получить разрешение построить дацан на Старой деревне (он кажется таким древним, когда идешь мимо него в ЦПКиО им. Кирова, а храму-то едва за сто лет). Вот поляк на русской службе перестает писать научные трактаты и погружается в массовое производство ориенталистских романов на потребу публике. Вот Пушкин едет на Кавказ и в Крым. Интересно, галопом по европам, мало и много одновременно.
В который раз повторю, интересная у нас с вами страна, сколько в ней всего успело произойти, а уж сколько всего в ней люди надумали-то!