Рецензии на книгу «Дрожь» Якуб Малецкий

"Вы посеяли вред, вред теперь и пожинаете!"

Życie zatacza koło, życie musi zatoczyć koło, inaczej się nie da. Ty siałeś krzywdę i krzywdę teraz zbierasz.

Жизнь идет полным чередом, жизнь должна идти своим чередом, иначе быть не может. Ты же посеял вред, вред теперь и пожинаешь!

Прочитав вторую книгу, я, наконец, понял, почему проза Якуба Малецкого такая притягательная и необычная. Ведь Малецкий - это наш типичный "европейский Маркес"! Точно! Точно такие же впечатления, точно такие же чувства вызывают описываемые автором действия, такие же переживания, тот же стиль! Так что полякам повезло, у них есть свой качественный Маркес.

Сюжет разворачивается постепенно и идет по временной хронологии, где мы наблюдаем за событиями происходящими с главными героями и их потомками (семьи Лабендовичей и Гельдов) на протяжении почти целого века - фактически мы видим три поколения семей. В романе нет проходных глав и эпизодов, все взаимосвязано, важно и позволяет постоянно сопереживать встряске героев. Недаром роман "Dygot" (думаю, можно перевести это слово на русский как "трясун", потому что глагол dygotać означает "трястись") номинировался на роман 2015 года в Польше и действительно имеет у польских читателей очень высокие оценки. Конечно, здесь Dygot - это на мой взгляд просто необычный человек. А, согласно Малецкому, каждый человек - это что-то необычное, неизведанное, Иное, не такое как это наблюдается у других. Каждый человек уникален и его судьба может быть интересна, или, скажем иначе, ее можно описать так, что она может быть уникальна и не такая как у других. И, конечно, необязательно быть для этого внешне отличающимся от других. Да, у пана Якуба описания уникальности личностей получается просто мастерски.

Теперь по прочтению книги до самого конца у меня еще всплыло несколько параллельных мыслей. Во-первых, все еще возможные предрассудки и особые отношения в польских деревнях, которые остаются вплоть до наших дней. Все это так трогательно и драматично переживается в романе через судьбы Виктора Лабендовича, родившегося неожиданным для всей деревни альбиносом, и дочки Бронислава Гельды. Было еще несколько драматических моментов в романе, которые потрясают до глубины души. Очень понравилась зарисовка автором исторического фона на заднем плане, активное использование символизма, фольклорные отступления, которые именно и создают ощущение реализма, стоящего на границе с магическим реализмом. Такие подходы создают дополнительные образные картинки, остающиеся надолго.

Почему же все же не пятерка? Наверное, потому, что роман "Rdza" на меня произвел еще большее впечатление, что было для меня в духовном плане ближе "Dygota". Толком объяснить я не могу почему, может, потому что там один главный персонаж остался к концу романа молодым и у него еще все впереди...

Кто может свободно читать по-польски, горячо рекомендую познакомиться с прозой Якуба Малецкого. Это завораживает!

Читаю вместе с majj-s

Пятилетку - в три тома! Тур №9, Заявка №6, книга №1
+
Linguaturris, тур №8, башня №2, Книга №1
+
Игра "Собери всех", Книга №103

Одиночество в се...мье

У него под шляпой пусто, как говорили в те времена, и он ненавидит альбиносов: от них его передергивает. Он ненавидит их розовые кроличьи глаза. Его дядя однажды видел альбиноску, обгоревшую на солнце, - сплошные волдыри, и все жилки на коже проступают. Ее тошнило, просто выворачивало, и мерзкие белые волосы падали на лицо, а цветные очки валялись на траве.
"Картезианская соната" Уильям Гэсс

С этой книгой подтвердились две расхожие истины: 1. женщина любит ушами; 2. ничто так не способствует освоению языка, как состояние легкой влюбленности в его носителя. Потому что «Dygot» - звездный дебют Якуба Малецкого, пришел в формате аудиокниги, начитанной тем же Анджеем Ференцем, который познакомил с работой нынешнего года «Rdza». За июньскую неделю бесконечного переслушивания романа на незнакомом языке, не только поднаторела в понимании, но и успела влюбиться в голос. Потому, Анджея Ференца в начатой книге опознала мгновенно и, с радостным удивлением, убедилась, что почти все понимаю. Не верьте Жюлю Верну, Паганель которого изучает испанский по книгам и единственный камень преткновения, когда судно приплывает в Южную Америку - попытка говорить с местными по-испански в то время, как в Бразилии (куда их занесло из-за манипуляций с компасом) португеш. На самом деле, изучение языка включает четыре обязательных составляющих: говорить, понимать сказанное, читать, писать и на каждый навык свой комплекс упражнений. Все языки, которые изучала самостоятельно – это приоритет чтения при больших сложностях в понимании с голоса. Все, кроме польского.

И будет о себе, любимой, теперь о книге, она того стоит. Не питая любви к семейным сагам как жанру с большой склонностью впадать в неумеренный пафос, слезливую сентиментальность и придание личности любого Акакия Акакиевича наполеоновских масштабов исключительно в силу принадлежности его к описанному роду, романы Малецкого люблю. В сути это антисемейный роман, его противоположность, мастерская мимикрия под народно-любимую форму. Здесь космическое одиночество, отдельность героев, в которой ни путы, набрасываемые страстью; ни взаимная привязанность между родителями и детьми, не гарантируют подлинной близости. Каждый персонаж отдельно, всякий сам проходит свой путь, лишь изредка и ненадолго получая возможность передышки в любящих объятиях.

Это лишь отражение объективной реальности, которая состоит в том, что институт семьи в ее традиционных формах уходит со сменой астрологических эпох, что не может не восприниматься болезненно. Две тысячи лет Эпохи Рыб с тяготением к домострою, к «жить надо так, как от веку заповедано»; с необходимостью держаться вместе, потому что в одиночку не выжить; со «свой своему поневоле брат»; внизу мы вместе потому что суп на четверых мало отличается в цене от супа на одного и на отопление меньше уходит, наверху – потому что прочие Гвельфы могут быть отъявленными мерзавцами, но они хотя бы не Гиббелины, которые при первом удобном случае вздернут тебя на садовой ограде. Теперь, на стыке эпох, когда каждый убедился, что жить самому по себе много проще, удобнее, комфортнее, а заработать на это как-нибудь, да удастся, если ты не безрукий и не безголовый, семья не держит мертвой хваткой и многие вещи, которые творились под сурдинку, становятся легитимными.

Старое отмирает, новое, которое придет на смену, пока неясно даже в очертаниях, а
есть еще родовая память, притяжение корней впечатанные в подкорку глубже и мощнее, чем осознание себя членом семьи как ячейки. Род – это темное, глухое, мощное, что живо в каждом и нас и к чему двадцать веков Рыб имеют такое же отношение, как кремовый слой к торту. А крепкое слово проклятия, что летит вслед из уст благодетельницы, брошенной тобой на военной дороге, обретает силу привести в твой дом чудовище. Или святого? Не суть важно – кого-то, кто прервет род, поставит на нем роковую мету. И все вместе: род, семья, стремление к отдельности; древнее, старое, новое – все это дает ощущение вибрирующего неспокойного мира. Дыготать – значит дрожать..

Несмотря на внешнюю жанровую простоту, на форму - идеальные под восприятие сетевого человека компактные главы, книга глубокая и сложная. Недаром в Польше в год выхода она стала главным литературным событием, мгновенно прославив Якуба Малецкого. Но "Ржавчина" лучше, она нашла силы почти совершенно выпростаться из пут семейной саги, в этом смысле "Dygot" с его заклятьями, предсказаниями и проклятьями все-таки несет значительный отпечаток того, что русскому читателю знакомо по книжкам Дины Рубиной. Якуб Малецкий интересный автор, он молод и он на взлете. Будем ждать еще книг.

Огромное спасибо russischergeist ,который подарил мне отличного автора, любимого чтеца и весь польский язык. Женечка, ты не представляешь, как я благодарна и как высоко ценю тебя.

Ты сам и есть причина

СОЯ: 7+7+9=7,6

Очередная семейная сага, но в этот раз от польского автора, которая следит за судьбами героев с начала 20 века до начала века 21. История романа рассказывает о двух семьях, в одной из которых рождается мальчик альбинос, а во второй девочка, которая, как говорится в пословице "у семи нянек - дитя без глазу" по недосмотру четырех теток, оказывается с обгоревшей кожей. Незамысловатые жизненные коллизии тесно переплетают истории всех основных персонажей романа и к концу оставляют один на один с двумя единственно выжившими во всей этой пене дней.

Хочется сказать, что стиль повествования увлекателен и отличается простотой. Сами герои человечны, поэтому ничто человеческое им не чуждо. На страницах боль, скорбь, ненависть перемешаны с чуткостью, добротой и светлой грустью. И главное, что все происходящее происходит вдали от глобальных трагедий, которые должны были бы упомянуты, когда речь заходит о Польше в 1940-х или в 1980-х. Тут нет бесконечного пережёвывания и перемывания костей всем плохим окружающим странам-соседям, как это периодически случается в литературе. Нет обвинений. Чисто человеческое и сквозь человеческое.

Когда причиной всего происходящего в собственной жизни ты определяешь в первую очередь себя, то неволей ты станешь чувствовать и дрожь от тех вещей, что сам и творишь. Мир меняется, но при этом сложно жить вне стереотипов. Поэтому часто случается и так, что люди, которые окружают тебя, могут не принимать в тебе то, что является частью тебя самого. И это тоже вызывает дрожь.

И спасибо издателям в России, что использовали вариацию на тему обложки, а не использовали ту, с которой выходила книга в Польше. Без дрожи, уж простите за тавтологию, на нее тоже не взглянуть.