Олег Ермаков родился в 1961 году в Смоленске. Участник боевых действий в Афганистане, работал лесником. Автор книг «Афганские рассказы», «Знак зверя», «Арифметика войны». Лауреат премии «Ясная Поляна» за роман «Песнь тунгуса».
«Родник Олафа» – первая книга трилогии «Лѣсъ трехъ рѣкъ», роман-путешествие и роман воспитания, «Одиссея» в декорациях Древней Руси.
Немой мальчик Спиридон по прозвищу Сычонок с отцом и двумя его друзьями плывет на торжище продавать дубовый лес. Но добраться до места им не суждено. Жизнь забрасывает Сычонка то в монастырь на Смядыни, то к язычникам в горах Арефинских. Ведомый страстным желанием заговорить, обрести собственный голос, мальчик нигде не находит себе места. Он отправляется искать легендарный родник, источник трех великих русских рек, по преданию, способный исцелять болезни и исполнять мечты.
«Пластика письма удивительная, защищающая честь классической русской прозы. Гений места дышит во множестве достоверностей».
(Ирина Роднянская)
Да, скифы мы
— Х-о-о-рт?.. Што за зверь?
— Хорт за Смоленском, — продолжает Страшко
Ощера. — Велий волхв и чаровник, кудесник. Сказывают,
хромоту вправляет, с глаз слепоту убирает, расслабленно-
го в силу приводит.
Одиссея немого мальчика Спиридона, жившего в двенадцатом веке в городке Вержавск на смоленщине, могла бы много выиграть, будь она написана человеческим языком. Понимаю, что в этом случае поразить воображение и заинтересовать издателя было бы труднее - мало ли у нас хорошо пишущих, а вот попробуйте-ка с подвывертом, да чтобы вся книга, все полтыщи страниц в этаком "рассупонилось ясно солнышко" стиле.
Но псевдонародность нечитаема: глазу она в диковину, поначалу все ждешь прохождения адаптационного порога, после которого авторский стиль перестанет производить действие, подобное пенопластом по школьной доске, но этого так до конца и не случается. Есть проза, которую лучше слушать, чем читать глазами, как с книгами Саши Николаенко, я попробовала читать "Родник Олафа" вслух и это оказалось еще хуже. Текст не организован ритмически, язык то и дело спотыкается.
Когда у Пушкина: "Ждет-пождет, с утра до ночи, смотрит в поле, инда очи разболелись глядючи, с белой зори до ночи" - ясно, что это тоже стилизация: в одной фразе два слова в простонародной форме, одно устаревшее наречие и одно смещенное, относительно нормы, ударение. Но физиологическая реакция на текст - как по голове погладили или глоток прохладной воды в жаркий день.
Я не говорю, что всем надо писать, как Александр Сергеевич, это невозможно однако стремиться к эталонному не мешало бы. Хотя бы потому, что где у него мгновенное погружение, не в картину даже, в целый мир, там у Олега Ермакова пиксели недовоплощенной реальности. Для меня это первая встреча с его прозой, а составлять представление об авторе, не прочитав хотя бы двух книг не в моих читательских правилах. Потому что-нибудь еще прочту непременно, но это безрадостное предвкушение. А между тем, история, так обидно испорченная квазинародной стилизацией, могла бы быть хороша.
Смотрите, есть мальчик Спиридон, любимый сын плотогона Василия и жены его Василисы. Всем хорош мальчишка, добрый, смышленый, трудолюбивый. Одна беда - не говорит. Слышит хорошо и язык на месте, а нем, выучился свистеть как лесной сыч, но это не лучший способ взаимодействия с миром, вы ж понимаете. Грамоте бы его выучить, отец и собирается отдать в учение.
Но пока надобно плот перегнать, да лес продать (ох, заразилась). Итак Спиридон, которого чаще всего в книге называют сычонком Да, с чувством языка у автора явные проблемы), невольно вспоминается набоковский "Дар" и "отвратительно-маленький, почти портативный присяжный поверенный Пышкин, что отнюдь не становится Пушкиным оттого, что произносит во всех словах «У» вместо «Ы».
Хотя это сантименты, сычонок не худшее, что может случится с героем, по ходу действия его станут звать и Васильком за синие глаза, и немкой (не в том смысле, что из Германии, а в том, что немой), и траэлем в варяжском плену. Однако вернемся к роману. Злоключения мальчика начнутся, когда разбойники убьют отца с его другом Страшко Ощерой, а Спиридон останется одиноким во враждебном мире. Рассудку вопреки, наперекор стихиям, решив не вернуться домой, а отправиться к тому волхву из эпиграфа, что чуть ли не мертвых поднимает. Стало быть и ему даст голос.
А дальше чего только с ним не случится. И это могло бы стать по-настоящему интересным чтением. Вообразите, два столетия после крещения Руси, христианство большей частью номинально, языческие обычаи сильны. Такой мощный раннехристианский колорит, который замечательно удается Ермакову. А как хорош он с лесом, с описаниями природы, какое изобилие немыслимых зверей. Вообще, сцены с животными лучшее в книге и это то, что видишь воочию.
У Олега Ермакова замечательный редкий дар писателя натуралиста, по-настоящему хороших у нас очень немного, Паустовский и Пришвин только вспоминаются. Павел Калмыков еще из современных. Если бы наш автор писал о природе, о животных, без этой псевдонародной разлюли-малины, книга могла быть в сто раз лучше. А так вышло, что вышло: без руля, без ветрил метания по житейскому морю, которые кончились примерно ничем Буквально ощущение, что автор воспользовался первой подвернувшейся возможностью хоть как-то закончить самому опостылевшую эпопею.
Источник
Да, скифы мы
— Х-о-о-рт?.. Што за зверь?
— Хорт за Смоленском, — продолжает Страшко
Ощера. — Велий волхв и чаровник, кудесник. Сказывают,
хромоту вправляет, с глаз слепоту убирает, расслабленно-
го в силу приводит.
Одиссея немого мальчика Спиридона, жившего в двенадцатом веке в городке Вержавск на смоленщине, могла бы много выиграть, будь она написана человеческим языком. Понимаю, что в этом случае поразить воображение и заинтересовать издателя было бы труднее - мало ли у нас хорошо пишущих, а вот попробуйте-ка с подвывертом, да чтобы вся книга, все полтыщи страниц в этаком "рассупонилось ясно солнышко" стиле.
Но псевдонародность нечитаема: глазу она в диковину, поначалу все ждешь прохождения адаптационного порога, после которого авторский стиль перестанет производить действие, подобное пенопластом по школьной доске, но этого так до конца и не случается. Есть проза, которую лучше слушать, чем читать глазами, как с книгами Саши Николаенко, я попробовала читать "Родник Олафа" вслух и это оказалось еще хуже. Текст не организован ритмически, язык то и дело спотыкается.
Когда у Пушкина: "Ждет-пождет, с утра до ночи, смотрит в поле, инда очи разболелись глядючи, с белой зори до ночи" - ясно, что это тоже стилизация: в одной фразе два слова в простонародной форме, одно устаревшее наречие и одно смещенное, относительно нормы, ударение. Но физиологическая реакция на текст - как по голове погладили или глоток прохладной воды в жаркий день.
Я не говорю, что всем надо писать, как Александр Сергеевич, это невозможно однако стремиться к эталонному не мешало бы. Хотя бы потому, что где у него мгновенное погружение, не в картину даже, в целый мир, там у Олега Ермакова пиксели недовоплощенной реальности. Для меня это первая встреча с его прозой, а составлять представление об авторе, не прочитав хотя бы двух книг не в моих читательских правилах. Потому что-нибудь еще прочту непременно, но это безрадостное предвкушение. А между тем, история, так обидно испорченная квазинародной стилизацией, могла бы быть хороша.
Смотрите, есть мальчик Спиридон, любимый сын плотогона Василия и жены его Василисы. Всем хорош мальчишка, добрый, смышленый, трудолюбивый. Одна беда - не говорит. Слышит хорошо и язык на месте, а нем, выучился свистеть как лесной сыч, но это не лучший способ взаимодействия с миром, вы ж понимаете. Грамоте бы его выучить, отец и собирается отдать в учение.
Но пока надобно плот перегнать, да лес продать (ох, заразилась). Итак Спиридон, которого чаще всего в книге называют сычонком Да, с чувством языка у автора явные проблемы), невольно вспоминается набоковский "Дар" и "отвратительно-маленький, почти портативный присяжный поверенный Пышкин, что отнюдь не становится Пушкиным оттого, что произносит во всех словах «У» вместо «Ы».
Хотя это сантименты, сычонок не худшее, что может случится с героем, по ходу действия его станут звать и Васильком за синие глаза, и немкой (не в том смысле, что из Германии, а в том, что немой), и траэлем в варяжском плену. Однако вернемся к роману. Злоключения мальчика начнутся, когда разбойники убьют отца с его другом Страшко Ощерой, а Спиридон останется одиноким во враждебном мире. Рассудку вопреки, наперекор стихиям, решив не вернуться домой, а отправиться к тому волхву из эпиграфа, что чуть ли не мертвых поднимает. Стало быть и ему даст голос.
А дальше чего только с ним не случится. И это могло бы стать по-настоящему интересным чтением. Вообразите, два столетия после крещения Руси, христианство большей частью номинально, языческие обычаи сильны. Такой мощный раннехристианский колорит, который замечательно удается Ермакову. А как хорош он с лесом, с описаниями природы, какое изобилие немыслимых зверей. Вообще, сцены с животными лучшее в книге и это то, что видишь воочию.
У Олега Ермакова замечательный редкий дар писателя натуралиста, по-настоящему хороших у нас очень немного, Паустовский и Пришвин только вспоминаются. Павел Калмыков еще из современных. Если бы наш автор писал о природе, о животных, без этой псевдонародной разлюли-малины, книга могла быть в сто раз лучше. А так вышло, что вышло: без руля, без ветрил метания по житейскому морю, которые кончились примерно ничем Буквально ощущение, что автор воспользовался первой подвернувшейся возможностью хоть как-то закончить самому опостылевшую эпопею.
Источник
Древняя Русь, грызуться между собой дети-внуки Владимира Мономаха, вступает в силу новая для Руси вера - хрестианство, по темным лесам еще прячутся волхвы старых богов. Немой мальчик Спиридон в поисках своего гососа, самого большего своего желания, мечты, проходит испытания. Вот он сирота поподает в монастырь, где ожидает помощи себе- не находит, вот он мальчик на побегушках у древних волхвов...
Автор показывает нам Русь изначальную с ее неповторимой культурой, где переплетается старые и новые порядки, ее, для нас не привычным и корявым, языком. Кстати, старорусский для меня казался вполне органичным и никак не смущал.
Единственное но, это финал. Такое ощущение что просто поставили точку, никак логически не завершив повествование, и если не знать что это первая книга в трилогии, возникает множество вопросов
Рецензия Сергея Казначеева
"Действие романа Олега Ермакова развивается на северо-западной оконечности Руси в ранний период становления христианства, когда ещё очень сильны языческие верования и обычаи. Времена более чем смутные: свидетельств, документов и артефактов минимум. Впрочем, разве ограниченность материала не высвобождает фантазию писателя?
Главный герой книги подросток Спиридон по прозвищу Сычонок получил своё имя от отца Лариона, окрестившего мальца не без оглядки на Спиридона Тримифунтского. У Сычонка странный дефект: он всё слышит, но не говорит, а только свистит. Обычно немыми становятся те, кто глухой от рождения: откуда им знать, как звучит человеческая речь. А Спиридон, которого ещё кличут Немко, всё разумеет, но сказать не может...
Язык романа ясен, чист и выразителен. Автор не злоупотребляет архаизмами, что славянскими, что инородческими, отчего книга читается легко: «Тоненькая струйка беззвучно бежала среди корней и камней, трав. Он отыскал песчаное дно и вырыл в нём ямку и, как муть сошла, зачерпнул котлом. Тут уже он пил вволю, от пуза. И пузо-то надулось, стало аки бубен скомороший. Он вылез из овражка и среди ёлок развёл костёр, намучившись с сыроватым трутом. Но вот и затрепетал огонь, пахнул дымом. Спиридон повесил котёл на палку над огнём. И тут увидал низкого толстого зверя с полосатой узкой мордой...»
В поисках волшебного родника юный Спиридон, как герой любого мифа или сказки, должен пройти по лабиринту чудесных, прекрасных, страшных, кровавых событий, чтобы духовно и физически преобразиться. Главная мечта Сычонка – обрести свой голос – маячит где-то за горизонтом. Заговорит ли он в конце романа, умолчим, дабы не испортить впечатление от книги".
Читать рецензию: https://go.ast.ru/a000s2o
За речью
Бысть се исстари, в веке 12-м от Рождения Спасителя, когда челом светлый князь Ростислав Мстиславич на столе в Смоленске сидел.
Бысть се на землях Смоленщины, меж дубрав раскидистых, на реках могучих.
Бысть се средь люда русского, вержавлян статных, что в граде Вержавске житие несут. Да и не токмо в Вержавске, а и в соседних землях.
Житие вершил у тому Вержавске-граде мальчонка Спиридон, что нем, аки карась речной, аки сыч лесной (за что его и прозывали так).
Вот с ним-то бысть приключение в сей книжице. Почти хожение за три реки вышло.
Яко же вышло се? Осе сице (вот так - прим.)!
Грезу у сердца держал Сыченок, что сплавится вместе с отцом-плотогоном по рекам, да мир повидает. Осе сице як дивно грезилось! Да токмо вышло инако все. На речке, на Каспле, у мраце ночи, тати бессердечные напали да порубали отца Сычонка и двох ище напарников-плотогонов.
Осе сице, творится зло яко на реке!
Сычонок-Спиридон и почне путь свой, хожение за даром олафа, за глаголицей-языце вороче.
Осе сице примерно и написан роман Олега Ермакова "Дар Олафа".
Конечно, я немного сгустил краски, но словеса старинные так и льнут к тексту. Многочисленные примечания постоянно уводят к разъяснению, и порой на одной странице таких примечаний бывает пять-шесть. Начинает создаваться ощущение, что попал в указатель словаря.
Да, колоритные словечки создают определенную атмосферу давнего времени. Но закрадывается подозрение: а так ли говорили люди в 12 веке? Такие ли точно слова употребляли? Нет ли тут отсебятины, смешения более поздних архаизмов, жаргонизмов и невесть еще каких измов?
Да и надо ли было уж так сильно менять повествовательную речевую ткань?
Если заменить в авторском тексте "бысть" на "был/было" - мир ведь не рухнет. Понятно, что мы будем читать не летописный извод давних веков, а книгу на современном русском языке. Так может, не стоило сильно "перчить" кудесными словесами книгу?
Что до самой истории, то она достаточно увлекательна. За судьбой мальчика интересно следить. Есть, конечно, места с провисанием сюжета, яко на плоту по болоту плывешь, а есть и стремнины, такие, что только и держи шест покрепче. Приключение, что прямо ух, с медведями и варягами.
А знаете, какое произведение эта книга напомнила? "Золото бунта" Алексея Иванова. Там тоже есть река, паренек-сплавщик-главный герой, его странствие по окрестным землям, встречи с разными людьми, даже с монахами, разбойниками. И мистика, спор о религиях тоже присутствует.
Книги о разных временах, о разных землях, но что-то неуловимо роднит их, заставляет провести параллели.
И заметьте, как в "Золоте бунта" Иванов проходится с жаргоном и старыми словами. Да взять опять-таки "Сердце пармы", там время ближе к "Роднику Олафа". И не приходится ведь у Иванова там сноску за сноской читать.
Сама природа Смоленщины чудесно передана автором. Видно, что человек любит свой край, свою историю. Чувствуется свет души, желание донести до читателей всю красу.
Хотелось бы посоветовать другой роман Олега Ермакова - "По дороге в Вержавск". Это если кому будет интересно узнать еще о Вержавске и героях тех земель уже в новое время.
Еще замечены были такие моменты, которые бы отнес к минусам.
Сцены сражений и драк зачастую прописаны невнятно. Замахи, удары, а кто кого, как именно все происходило - поди ты догадайся. С баталиями се не очень, ой не очень.
Также зачем-то часто упоминались полные имена героев.
Например, "сказал мужик Вьялица Кашура". Через две строчки ниже - "мужик Вьялица Кошура". А что мешало второй раз написать просто Вьялица или Кошура? Ведь мы же уже понимаем о ком речь идет.
Как итог, "Родник Олафа" увлекает нас в приключение с маленьким Спиридоном к истоку трех рек. Герой взрослеет, все как положено. И если бы автор поумерил свой пыл с архаизмами по тексту, было бы только лучше.
Осе сице! Бысть продолжению!