О мать! На дорогах переправлялся я через многие воды. В чужих странах приобрёл отличную опытность. Слава богу! Теперь я пью родную воду. Я Кериб…
Воды рек безостановочно текут. Печень же моя горит в огне.
В Арзеруме совершил я полуденный намаз, а в Карсе — намаз пред заходом солнца; к вечернему намазу прибыл я в Тифлис: на коне Хидир-Ильяса приехал я сюда.
Вечером пришёл я в свой дом. Не открыл себя сестре и матери. Кинжалом любви ударил в свою грудь. Открыв разные раны свои, приехал я сюда.
Успокойся и знай: что написано у человека на лбу при его рождении, того он не минует.
Кто ходит в чужих странах, тот — чужеземец
Сюда вернулся я из Ширвана; Гариб твой — странник, и странник — я. Бродил повсюду я неустанно; Гариб твой — странник, и странник — я. Пропел в тоске я семь лет изгнания; Терпел невзгоды, терпел страдания; Гариб-учитель мне дал познания; Гариб твой — странник, и странник — я.
Хороший тон царствует только там, где вы не услышите ничего лишнего, но увы! Друзья мои! Зато как мало вы там и услышите!
Тогда Куршуд-бек спросил его: «А как тебя зовут, путник? – "Шинды-Гёрурсез [скоро узнаете]". – "Что это за имя, – воскликнул тот со смехом. – Я в первый раз такое слышу!" – "Когда мать моя была мною беременна и мучилась родами, то многие соседи приходили к дверям спрашивать, сына или дочь бог ей дал: им отвечали – шинды-гёрурсез (скоро узнаете). И вот поэтому, когда я родился – мне дали это имя".