В предлагаемое издание вошли статьи об искусстве, манифесты, стихи и избранные письма одного из лидеров русского авангарда Казимира Малевича. Некоторые материалы публикуются впервые. Книга предназначена для широкого круга читателей.
https://traumlibrary.ru
Если классику издают в карманном формате – значит, она мало-мальски читабельна, ведь так? Ума не приложу, кто кроме меня и Российской государственной библиотеки мог позариться на эти трактаты, и тем более, прочитать их от корки до корки. Если уж это издавать, то только снабдив картинками, лично я здесь так и сделал.
Философ из Малевича получился лучший, чем художник. Заметьте, я не назвал его хорошим философом. Процентов 70 книги вызывают ощущение, что автор даже не курил, а просто бредил:
И не для того выполз паровоз из твоего человеческого черепа, чтобы возить тебя для твоего удобства, а для того, чтобы захватил тысячу черепов твоего мозга в вагоны своего организма и через быстрину своей энергийной силы слетел с земного шара, ибо блага твоего мозга нужны мне в моем бесконечном беге. Я хочу засыпать бесконечность зернами своей мудрости, и мозг твой послужит грядой, ибо ты произошел от того, что было, и от тебя произойдет то, что создается сейчас и то будет.
Меня можно обвинить в вырывании слов из контекста, но там весь контекст такой.
Его размышления об искусстве вызывают желание крикнуть: "Да не согласен я!" Причем контраргументы можно даже не приводить, достаточно посмотреть на примеры. "Мы не думаем, мы видим".
Передача реальных вещей на холсте – есть искусство умелого воспроизведения, и только.
И между искусством творить и искусством повторить – большая разница.
Дельная мысль, но только ее реализация у автора больно уж убогой получилась, особенно если сравнить с действительно талантливыми художниками.
Венера Милосская – наглядный образец упадка – это не реальная женщина, а пародия.
А всякий высеченный пяти-, шестиугольник был бы бóльшим произведением скульптуры, нежели Милосская или Давид.
Если повторять природу не достойно искусства, то какая заслуга, по логике автора, в том, чтобы повторять многогранники, которые еще древние греки знали? Вот придумал бы вместо квадрата какую-нибудь новую геометрическую фигуру – тогда бы это действительно было свежо и гениально.
Картина Репина – Иоанн Грозный – может быть лишена краски и даст нам одинаковые впечатления ужаса, как и в красках.
Сюжет всегда убьет краску, и мы ее не заметим.
Тогда как расписанные лица в зеленую и красную краску убивают до некоторой степени сюжет, и краска заметна больше. А краска есть то, чем живет живописец: значит, она есть главное.
Я живу в огромном городе Москве, жду ее перевоплощения, всегда радуюсь, когда убирают какой-нибудь особнячок, живший при алексеевских временах.
А вот что золотом надо выжечь во всех галереях современного искусства и в мастерских художников:
не уметь – не есть искусство
Воспроизводить облюбованные предметы и уголки природы, все равно что восторгаться вору на свои закованные ноги.
Более общие рассуждения поинтереснее.
Радуются художники, когда им удается осчастливиться, вымазать на холсте лик попа или госвождя, радуются ученые, что поп или госвождь использует его научное открытие, сделает себе самокат с радием, а сам стоит на панели и держит свою голову на дрожащих ногах (но зато радуется).
Тогда призвали вас, штрейкбрехеров, и стали делать образы, другими словами сказать, вас призвали, чтобы вы своим Искусством прикрыли наготу вождей, ибо они боятся ее и народу хотят показать себя, красотою платья-искусства поразив его.
Ризами прикрыли священников и ризами вождей иных и обманули народ красотою, ибо под красотой скрыли лик действительности.
Он же человек, и он же конвой человека: в двух состояниях, в одно и то же время ведет себя под ружьем, им же для себя изобретенного. Без винтовки, как без Бога, не может пройти шагу.
Если действительно верить, что при утверждении социализма спец по вопросам трудового производства низведет труд до наименьшего времени в сутки и что обжорный ряд будет ограничен известной позицией еды и платьев, что человек согласится удовлетвориться двумя автомобилями, велосипедами, аэропланами, десятью костюмами, пятью пальто, десятью фасонами шляп и костюмов, то чем будет заполнено остальное время? Не потребует ли обжора, нарядчик стольких вариантов, что их нужно будет делать 24 часа?
Порою Остапа так несло, что ради фееричного рассказа про интернационал насекомых точно стоило читать до конца:
между пчёлами и муравьями не существует никакого сговора, хотя те и другие одинаково чувствуют голод, но чувство голода их не объединяет не потому только, что они не могут догадаться как догадывается человек, что если объединиться все родами, человек, то будет замечательно строить и удобно. Пчела чувствовала бы себя гораздо лучше, если бы поселились в одном улье и дружно, одним единым коллективом создали единое производство – одни вырабатывали бы мёд, другие муравьиную кислоту, а если бы присоединились и другие насекомые: майские жуки, клопы, вши, – работа была бы спорее в общем объединении всего насекомства; установился бы мир на земле, установилось бы единое мышление и мировоззрение, наступил интернационал насекомых
И на десерт исторический анекдот от Малевича.
Подойдя к Руанскому собору Моне, тоже – щурились, хотели найти очертания собора, но расплывчатые пятна не выражали резко форм собора, и руководивший экскурсией заметил, что когда-то он видел картину и помнит, что она была яснее, очевидно, полиняла, при этом рассказал о прелестях и красотах собора. Было сделано оригинальное предложение повесить рядом фотографический снимок, ибо краски переданы художником, а рисунок может дать фотография и иллюзия будет полная.
Если классику издают в карманном формате – значит, она мало-мальски читабельна, ведь так? Ума не приложу, кто кроме меня и Российской государственной библиотеки мог позариться на эти трактаты, и тем более, прочитать их от корки до корки. Если уж это издавать, то только снабдив картинками, лично я здесь так и сделал.
Философ из Малевича получился лучший, чем художник. Заметьте, я не назвал его хорошим философом. Процентов 70 книги вызывают ощущение, что автор даже не курил, а просто бредил:
И не для того выполз паровоз из твоего человеческого черепа, чтобы возить тебя для твоего удобства, а для того, чтобы захватил тысячу черепов твоего мозга в вагоны своего организма и через быстрину своей энергийной силы слетел с земного шара, ибо блага твоего мозга нужны мне в моем бесконечном беге. Я хочу засыпать бесконечность зернами своей мудрости, и мозг твой послужит грядой, ибо ты произошел от того, что было, и от тебя произойдет то, что создается сейчас и то будет.
Меня можно обвинить в вырывании слов из контекста, но там весь контекст такой.
Его размышления об искусстве вызывают желание крикнуть: "Да не согласен я!" Причем контраргументы можно даже не приводить, достаточно посмотреть на примеры. "Мы не думаем, мы видим".
Передача реальных вещей на холсте – есть искусство умелого воспроизведения, и только.
И между искусством творить и искусством повторить – большая разница.
Дельная мысль, но только ее реализация у автора больно уж убогой получилась, особенно если сравнить с действительно талантливыми художниками.
Венера Милосская – наглядный образец упадка – это не реальная женщина, а пародия.
А всякий высеченный пяти-, шестиугольник был бы бóльшим произведением скульптуры, нежели Милосская или Давид.
Если повторять природу не достойно искусства, то какая заслуга, по логике автора, в том, чтобы повторять многогранники, которые еще древние греки знали? Вот придумал бы вместо квадрата какую-нибудь новую геометрическую фигуру – тогда бы это действительно было свежо и гениально.
Картина Репина – Иоанн Грозный – может быть лишена краски и даст нам одинаковые впечатления ужаса, как и в красках.
Сюжет всегда убьет краску, и мы ее не заметим.
Тогда как расписанные лица в зеленую и красную краску убивают до некоторой степени сюжет, и краска заметна больше. А краска есть то, чем живет живописец: значит, она есть главное.
Я живу в огромном городе Москве, жду ее перевоплощения, всегда радуюсь, когда убирают какой-нибудь особнячок, живший при алексеевских временах.
А вот что золотом надо выжечь во всех галереях современного искусства и в мастерских художников:
не уметь – не есть искусство
Воспроизводить облюбованные предметы и уголки природы, все равно что восторгаться вору на свои закованные ноги.
Более общие рассуждения поинтереснее.
Радуются художники, когда им удается осчастливиться, вымазать на холсте лик попа или госвождя, радуются ученые, что поп или госвождь использует его научное открытие, сделает себе самокат с радием, а сам стоит на панели и держит свою голову на дрожащих ногах (но зато радуется).
Тогда призвали вас, штрейкбрехеров, и стали делать образы, другими словами сказать, вас призвали, чтобы вы своим Искусством прикрыли наготу вождей, ибо они боятся ее и народу хотят показать себя, красотою платья-искусства поразив его.
Ризами прикрыли священников и ризами вождей иных и обманули народ красотою, ибо под красотой скрыли лик действительности.
Он же человек, и он же конвой человека: в двух состояниях, в одно и то же время ведет себя под ружьем, им же для себя изобретенного. Без винтовки, как без Бога, не может пройти шагу.
Если действительно верить, что при утверждении социализма спец по вопросам трудового производства низведет труд до наименьшего времени в сутки и что обжорный ряд будет ограничен известной позицией еды и платьев, что человек согласится удовлетвориться двумя автомобилями, велосипедами, аэропланами, десятью костюмами, пятью пальто, десятью фасонами шляп и костюмов, то чем будет заполнено остальное время? Не потребует ли обжора, нарядчик стольких вариантов, что их нужно будет делать 24 часа?
Порою Остапа так несло, что ради фееричного рассказа про интернационал насекомых точно стоило читать до конца:
между пчёлами и муравьями не существует никакого сговора, хотя те и другие одинаково чувствуют голод, но чувство голода их не объединяет не потому только, что они не могут догадаться как догадывается человек, что если объединиться все родами, человек, то будет замечательно строить и удобно. Пчела чувствовала бы себя гораздо лучше, если бы поселились в одном улье и дружно, одним единым коллективом создали единое производство – одни вырабатывали бы мёд, другие муравьиную кислоту, а если бы присоединились и другие насекомые: майские жуки, клопы, вши, – работа была бы спорее в общем объединении всего насекомства; установился бы мир на земле, установилось бы единое мышление и мировоззрение, наступил интернационал насекомых
И на десерт исторический анекдот от Малевича.
Подойдя к Руанскому собору Моне, тоже – щурились, хотели найти очертания собора, но расплывчатые пятна не выражали резко форм собора, и руководивший экскурсией заметил, что когда-то он видел картину и помнит, что она была яснее, очевидно, полиняла, при этом рассказал о прелестях и красотах собора. Было сделано оригинальное предложение повесить рядом фотографический снимок, ибо краски переданы художником, а рисунок может дать фотография и иллюзия будет полная.
Малевич – художник, авангардист, абстракционист. Все его знают благодаря противоречивой работе «Черный квадрат». Есть у него также «Черный круг», «Черный крест», «Красный квадрат», «Белый квадрат» и прочие. В искусстве и живописи понимаю плохо, поэтому выскажу мнение о книге.
Понравилась энергия и страсть, с которой автор обрушивается на своих оппонентов или тех, кого он к ним причисляет. Живо и отчаянно. Малевич никого не жалеет. Его слова, словно удары, которые он наносит налево и направо. Но есть то, что не понравилось – это агрессия Малевича, граничащая с хамством. С первых страниц Академическое искусство он называет дрянью, а художников – дикарями и ворами. Своё негативное отношение к «Искусству дикаря» объясняет доходчиво, но не без грубости.
Начинает Малевич свою книгу с таких строк: «Когда исчезнет привычка сознания видеть в картинах изображение уголков природы, мадонн и бесстыдных венер, тогда только увидим чисто живописное произведение. Я преобразился в нуле форм и выловил себя из омута дряни Академического искусства».
«И только трусливое сознание, и скудность творческих сил в художнике поддаются обману и устанавливают свое искусство на формах натуры, боясь лишиться фундамента, на котором основал свое искусство дикарь и академия. Воспроизводить облюбованные предметы и уголки природы, все равно, что восторгаться вору на свои закованные ноги. Только тупые и бессильные художники прикрывают свое искусство искренностью. В искусстве нужна истина, но не искренность».
Думаю, Малевич несправедлив. Если ему отвратительно Академическое искусство и Искусство дикаря, то есть люди, которым это нравится. Возможно, они любят такое искусство. Я за Свободу творчества. Считаю, что места хватит всем, и не следует принижать других, чтобы казаться выше.
Если вы хоть раз, глядя на супрематические полосочки-фигурки, говорили про себя или вслух: "Да ёп! И я так могу!", то прочитайте хотя бы эту книгу. Хотя бы наискосок - а написать так же можете, м? Меж тем всё, что было писано на бумаге, неразрывно сплетено с написанным на холсте.
Супрематизм, кубизм и другие авангардные стили не были нагромождением бессмысленных абстракций. С начала ХХ века искусство невозможно стало "читать с листа", не зная его философических нот. Так было и раньше, всегда, просто оболочка для смыслов была привычнее нашему глазу.
Кроме того, книга хороша как памятник задорного радикализма младоавангардных лет, задорного и очень злого: долой всё! даёшь новое! И это не был протест против священной красоты мира, хотя бы так хотелось думать и самим бунтарям. То был протест в первую очередь против карамельной пошлости, в которую превратило мир "популярное искусство".
Художники или философы?
Современное искусство это то явление, по поводу которого при случае высказывается каждый. Не останусь в стороне и я.
Обычно защитники Малевича и Кандинского говорят «вы просто ничего не хотите понять, да и образования у вас художественного нет». А противники в ответ «И я так нарисую».
Но что если посмотреть шире, вчитаться в манифесты и изучить биографии этих хужожников-новаторов. Новаторы – ключевое слово. Им было сложно выделиться на фоне Да Винчи, Ребранта, Ренуара, рисуя в какой-либо существующей манере. Необходимо было придумать что-то новое, заметное. Двадцатый век - время революций, потрясений и новаторства. Неслучайно Россия становится одним из центров современного искусства. Читая манифесты и статьи Малевича видишь их созвучность с коммунистическими. Стиль-лозунги, желание уничтожить все прошлое, четкие мысли с пунктами. Черный квадрат был вывешен в углу как икона. Малевич неплохо сотрудничал с новой властью и с самого начала присматривался к ней с тем, что она может дать. Казимир Малевич родился в бедной семье, вынужден был работать чертежником, что ему очень не нравилось. Не смог поступить в Московское училище живописи. Может быть, поэтому у него такая злость к академизму, произрастающая из обиды.
Малевич больше писал заметки, чем картины. Так нельзя ли называть его философом, а не художником? Ведь без манифестов картин не понять, что же первичнее? К слову сказать, новое изобразительное искусство в первые годы советской России было скорее дизайном. После успеха черного квадрата быстро было налажено производство шкатулок, наволочек, ковриков-гобеленов, шарфов, сумок с изображением квадратов, кругов и крестиков. Кстати Малевич начал с импрессионизма и закончил им же.
Казалось бы, это философское искусство должно было уйти в историю, стать просто явлением той эпохи. Но не тут-то было. Множество творческих людей поняли – можно нарисовать кружок на холсте придумать высокий смысл, а недовольным сказать, что они посредственности и ничего не понимают. Как в сказке Андерсена «голый король». Это на многих действует. Видя в журнале или на выставке пятно краски, человек замирает и вот уже заботливые критики спешат на помощь. Ведь «ерунда» перестает быть таковой, когда ей дают название. Я думаю, критики и галеристы быстро поняли выгоду. Сейчас живопись – не действие, а слово. В наше время смелость нужна не художнику, а зрителю. Не просто сказать «а король-то голый!» Если человек может поставить консервную банку в музее и сказать что это искусство, то почему я не могу сказать что это не искусство? Вот так замечательнейшее удовольствие превращается в демагогию.
Казалось бы, не нравится - не смотри. Но это «у всех свои вкусы» уже порядком надоело.
Чем лично меня не устраивают все эти квадратики:
1. В них нет искры. Про это замечательно написал Джон Фаулз в «башне из черного дерева».
2. Отрицание прошлого причем в агрессивной форме. Замена природы машинами и холодной беспредметностью. У Малевича, кстати, какой-то детский восторг к депо. Законы гармонии презираются. Собственно многие художники похожи в высказываниях. Все пишут манифесты. Ну а как без этого.
Когда исчезнет привычка сознания видеть в картинах изображение уголков природы, мадонн и бесстыдных венер, тогда только увидим чисто живописное произведение. Я преобразился в нуле форм и выловил себя из омута дряни Академического искусства.
Тела их летают на аэропланах, а искусство и жизнь прикрывают старыми халатами Неронов и Тицианов.
Венера Милосская – наглядный образец упадка – это не реальная женщина, а пародия.
И если бы мастера Возрождения отыскали живописную плоскость, то она была бы гораздо выше, ценнее любой Мадонны и Джиоконды.
Природа есть живая картина, и можно ею любоваться. Мы живое сердце природы. Мы самая ценная конструкция этой гигантской живой картины.
Мы ее живой мозг, который увеличивает ее жизнь.
Повторить ее есть воровство, и повторяющий ее есть ворующий; ничтожество, которое не может дать, а любит взять и выдать за свое (Фальсификаты).
Все до нас искусства есть старые кофты, которые сменяются так же, как и ваши шелковые юбки.
И, бросив их, приобретаете новые.
Почему вы не одеваете костюмы ваших бабушек, когда вы млеете перед картинами их напудренных изображений.
Это все подтверждает, что тело ваше живет в современном времени, а душа одета в бабушкин старый лифчик.
Вот почему приятны вам Сомовы, Кустодиевы и разные старьевщики.
Ставьте на месте святом новую святыню – машину.
«Плевать, что ругал нещадно (Бенуа), главное заметил.Малевич.
Наша душа, лишь недавно пробудившаяся от долгого периода материализма, таит в себе зародыш отчаяния)- следствие неверия, бессмысленности и бесцельности. Еще не совсем миновал кошмар материалистических воззрений, сделавший из жизни вселенной злую бесцельную игру. Пробуждающаяся душа все еще живет под сильным впечатлением этого кошмара.
КандинскийНе нужно даже пытаться подражать вещам, которые преходящи и постоянно меняются, и которые мы ошибочно принимаем за что-то неизменное. Вещи в себе вовсе не существует. Они существуют лишь через нас». Жорж Брак
Мои прорези… это, прежде всего, философское выражение, проявление веры в бесконечность, утверждение духовного начала. Когда я усаживаюсь перед одной из моих прорезей и начинаю ее созерцать, внезапно я чувствую, что дух мой освобождается, я ощущаю себя человеком, вырвавшимся из оков материи, принадлежащим к бесконечному простору настоящего и будущего...».
Лучо Фонтана
3. Получается, что талант и трудолюбие обесцениваются. Художник может годами писать одну картину, постоянно совершенствоваться и учиться, а героями нашего времени будут, например Он Кавара который писал только даты. Каждое утро вставал и писал сегодняшнее число.
Или Лучо Фонтана который делал разрез на холсте. Изрезал не одно полотно.
Дэмиан Херст за которого его кружочки печатают в типографии.
Ну и пусть вокруг твердят, что мишки из «утра в сосновом бору» устарели, мы то знаем, что просто их труднее продавать как принт на футболках.
Книга, которая помогает понять логику развития и преобразования мирового искусства. Авангард - это направление сложное, это не просто красиво нарисованные портреты и цветы с фруктами. Супрематизм - это искусство, которое имеет свою историю и своего отца-основателя. Книга понравится людям, которые хотят узнать больше об авангарде и супрематизме. Написано очень доступно (для тех, кто знает историю искусства), в тексте используется символизм и аллегории.
Творить значит жить, вечно создавать новое и новое.
Все бежит из прошлого к будущему, но все должно жить настоящим, ибо в будущем отцветут яблони.
Идеализация формы человека есть умерщвление многих живых линий мускулатуры.
Творить значит жить, вечно создавать новое и новое. И сколько бы мы ни распределяли мебель по комнатам, мы не увеличим и не создадим их новой формы.
И вполне естественно ваше непонимание. Разве может понять человек, который ездит всегда в таратайке, переживания и впечатления едущего экспрессом или летящего в воздухе.