Неожиданная гибель писательницы Варвары Перовой оставляет глубокую рану в душе любивших ее людей – редактора Павла, коллеги по перу Джуда и читателя, следователя Дмитрия. Каждый из них по-своему справляется с потерей: один пытается собрать воедино дорогие воспоминания, второй бросает вызов окутывающим Варины книги загадкам, а третий ищет ее убийцу. Миры этих людей почти не пересекаются, однако случившееся заставляет каждого переосмыслить собственную жизнь.
Если книги нужны читателю, я не готов называть их мусором. Мне, наоборот, кажется правильным, что мы ушли от советской позиции «Лопайте что дают» не только в вопросе колбасы. Каждый имеет право найти свою книгу… пусть по каким-то критериям и плохую. И воспитать себя как сможет.
Просто, знаете ли, я за ментальное здоровье. И какое-никакое счастье. Пусть все будут как-никак здоровы и как-никак счастливы.
Иногда быть психически нездоровым безопаснее, чем в здравом уме.
— За необычность вроде сейчас не убивают. Это раньше могли на костре сжечь. — Нет. Ничего не поменялось. Просто костры стали незаметнее.
Одноразовость постепенно пожирает наш мир. Одноразовая посуда, одноразовая оппозиция (что чревато при СЛИШКОМ многоразовых президентах), одноразовые фильмы, песни и отношения. Разве раньше ее было столько? Разве дома строили не на века, партнеров выбирали не на годы, горшки лепили не на пару поколений?
Маякам не кричат. На маяки идут. И не разбиться о камни — уже достаточная благодарность их теплому ободряющему свету.
А когда долго хреново, ты либо ломаешься, либо начинаешь сиять, чтобы хоть кто-то куда-то выбрался.
Дружба — это вообще целое искусство. И оно, кстати, внегендерное.
Мифическое слово — «талант». Оно сейчас не в моде, даже стало неудобным, так скажем дискриминирующим. Попытка кого-то отвадить, основой зловредной, жестокой установки: «Творчество для особенных».
Но некоторые транквилизаторы нужны всем. Те, которые люди.
Сочувствовать лесам, вместо того чтобы сажать их, - кстати, одно из любимых развлечений недовольных людей.
Люди осторожны и любопытны одновременно: охотнее тянутся именно к тому, что уже потыкали пальцами до них.
Уверенный человек едва ли выкатит критику без запроса. Если попросят, выскажется корректно.
И масштаб беды – в моем понимании – на самом деле пропорционален не реальности, а тому, насколько эта беда тебя потрепала, выбила из колеи
Жене, как и всем на потоке, про маскулинность и связанные с ней стереотипы рассказали в своё время обстоятельно и трезво, хорошенько выбив из ковра студенческого мозга все «Мужчины не плачут». Батя говорил одно, а жизнь не раз показала другое. Задавленная боль - уже не просто боль, а бомба замедленного действия. «Плакать» - это не «вести себя как баба. «Плакать» - это спасти себя в лучшем случае от серьёзного взрыва.
Вообще «нравишься» — слово хорошее, потому что вроде подтекстов много, а вроде ни к чему не обязывает и ничем не напрягает. Почаще бы люди признавались друг другу в «нравишься»: это лучше, чем в любви. Вдохновляет и не грузит.
Как прочно суждения тех, кто нам дорог, въедаются в нас и какими увесистыми потом становятся якорями.
Она бы рассказала, что страшнее там, где стекло и бетон, шум и толпы. Где чумы нет несколько веков, а вместо нее пришли другие болезни, о которых любят сочинять посты и песни: потребление и интернетофрения, мания запрыгивать в какие попало социальные лифты и анемия души, информационное ожирение, творческое выгорание и ожоги доверия. Зараза выкашивает так незаметно, что трупы не сбросишь в яму, не сожжешь, не замуруешь в стене, а будешь этим трупам улыбаться, целовать при встрече в щечку, ставить лайки под фото и ходить с ними вечерами пить винишко.
Это сцены, где героиня — и герой тоже — кричат. Кричат, когда мир в целом, и людская масса в частности, и дополняющий ее винегрет эмоций начинают слишком на них давить. Вот просто — кричат. На одной ноте истошно орут, не думая ни о том, как на них смотрят, ни о том, сколько лопнет хрустальных бокальчиков. Орут, чтобы не сойти с ума. И в целом это правильно. Когда задрало, задолбало, МОЖНО истошно орать. Орать до срыва голосовых связок, в лесу или, может, на берегу реки. Орать. Города под это не заточены: их специально строят для того, чтобы вокруг всегда были люди, люди, люди и стены, стены, стены. Чтобы кричать, не напугав никого до усрачки, было невозможно. Чтобы крик, даже если вырвется, дробился о стены и терялся. Чтобы все — в себе. В себя. А потом раз — и не в себе.
Чтобы войти куда-то, нужно или использовать ключ, или попросить впустить, или подобрать отмычку, или высадить дверь, - а дальше детали и вариации. Конечно, есть пятый путь - умереть, стать призраком и пройти сквозь дверь, но призраку уже может быть неважно то, что за ней находится. Поэтому - четыре. Честность, помощь, хитрость и сила. Смерть - не путь.