Рецензии на книгу «Архипелаг ГУЛАГ» Александр Солженицын

Предупреждение: в отзыве на книгу может быть усмотрена гражданская и/или политическая позиция. Усмотревших прошу подумать прежде, чем комментировать. Во избежание всякого-разного могу воспользоваться правом удалять комментарии.

Бывают «тяжелые» книги, тома, которые «давят» не объемом и толщиной, но уже самим фактом своего существования, эти опасные книги бьют на поражение даже тех, кто их не читал, а всего лишь попал в «культурное поле» произведения, пронизанное фактами и идеями таких книг. Одной из таких книг для меня был «Архипелаг ГУЛаг». Читала «Один день Ивана Денисовича», «Раковый корпус» и «Матренин двор», была знакома и со стилем А.И. Солженицына и, в общих чертах, с содержанием «Архипелага…» (росла во время перестройки, как-никак), но вот именно прочесть – никак не решалась. Но и, вместе с тем, всегда знала, что обязательно прочитаю, просто пока не готова. Друзья удивлялись, зная, что я никогда не откладываю книги из-за заведомо «тяжелой» тематики, что читала немало о Великой Отечественной войне, о Холокосте, об ужасах Освенцима и Треблинки, а «Архипелаг…» - никак. Я и сама не могла толком объяснить, почему так, пока, наконец, не пустилась в такое непростое путешествие по архипелагу.

Конечно, изучение истории и географии страшного архипелага с книгой не сравнится даже с одним днем любого из «аборигенов» ГУЛага, но все же роман А.И. Солженицына из тех книг, что могут изменить и жизнь, и взгляды на жизнь. Стало кристально ясно, чем же так пугал «Архипелаг…» когда-то еще «мирно» стоявший на полке: роман рассказывает не о немецко-фашистских захватчиках, от чьих зверств можно внутренне отстраниться (это же не МЫ, это ОНИ - убийцы, садисты, моральные уроды, чудовища, нелюди и т.п.), сочувствуя жертвам, а говорит о нас, о наших отцах, дедах и прадедах, одни из которых были арестованы и составляли население Архипелага, другие – арестовывали, пытали, приговаривали, сторожили, расстреливали беглецов, третьи – писали доносы на соседей и недругов, четвертые, сидя в конторах, планировали достижения очередной «пятилетки» с учетом дармового рабского труда, пятые жили на «свободе», но дрожали от ужаса каждую ночь, ожидая «воронок» - чёрный фургончик, который мог увезти от привычной жизни навсегда.

Мы все, живущие в России начала 21 века (впрочем, теперь уже далеко не только в России) – дети, внуки и правнуки, получившие тяжкое наследство, несем на своих плечах груз памяти и скорби и отчаянное желание осмыслить и понять свою историю.

Кто-то может возразить, сказать, что, кроме получивших «плохое» наследство были сотни тысяч «счастливых граждан свободной страны», гордившихся своей советской Родиной. И, честно говоря, я не знаю, что можно сказать таким людям и хочется ли мне вообще с ними говорить. Думаю, что если жить с открытыми глазами и «включенным» мозгом, то несмотря на размещение островов ГУЛага в «местах отдаленных», несмотря на замалчивания, запреты и прочее, невозможно было если не не знать, то не не предполагать или не чуять спинным мозгом, в конце концов, что происходит нечто по-кафкиански абсурдно-кошмарное, но от того не менее реальное. Можно ли не заметить, что соседняя деревня будто бы «вымерла»? Что куда-то «уехали» все семьи какой-то одной национальности? Что твоего друга объявили «врагом народа»? Возможно, у людей срабатывал какой-то психологический защитный механизм. Так, маленький ребенок закрывает глаза и говорит: «Я в домике!».
Что же должно было произойти, чтобы население огромной страны от страха оказалось «в домике» (посчитало для себя более безопасным? ощутило себя? почуяло?), пускай этот «домик» ни от чего реально не защищал? Как так произошло, что страна, лучшие люди которой в 19-ом веке боролись за отмену крепостного права как позорного пережитка «тёмных веков», в 20-м веке возродила, по сути, институт рабства? Молодой Александр Блок в 1914 году мечтал:

«Всё сущее - увековечить,
Безличное - вочеловечить,
Несбывшееся - воплотить!».

И, вот, не прошло и пяти лет, как начала складываться система, расчеловечивавшая личное под эгидой воплощения светлых идеалов коммунизма. Как?
И Александр Исаевич Солженицын даёт ответ на вопрос «Как». Постепенно. В 1917-1918 годах установление «Красного террора» было логичным. Звучит цинично, но если уж власть получена насильственным путём, то и для её удержания необходимо насилие. По-другому, увы, не бывает. Поэтому, вначале лагеря наполнялись активными противниками новой советской власти, «инопартийцами». Власть укреплялась, но машина террора и устрашения не останавливалась, а, напротив, лишь набирала обороты. Как будто бы были пробуждены ото сна древние жестокие боги, требующие всё новых и новых человеческих жертв без разбора личной вины и невиновности. Уже не конкретный враг, но «враги» (и «семьи врагов», и «дети врагов»), не врач-преступник, но «врачи», заслуживающие открытия и расследования «дела врачей», и так по списку – инженеры, работники пищевой промышленности и т.д. и т.п. Если нельзя придраться к профессии, всегда можно найти «опасную» народность или «прослойку». Казалось бы, война должна была остановить «конвейер», поставляющий новых и новых «аборигенов» ГУЛага, но произошло обратное – лагеря наполнялись распространителями слухов, поволжскими немцами, побывавшими в плену и в тылу врага и т.д. и т.п. Принадлежность к карающей (или карательной) системе также не давала гарантий безопасности, подобные структуры могут существовать лишь при всеобщем ощущении тотального абсурда и ужаса.

А как же советский суд – «самый гуманный суд в мире»?, - может спросить наивный читатель. А суд как суд, по всем правилам уголовного процесса, главным из которых был прекрасно сформулированный гениальным в своем роде юристом А. Я. Вышинским принцип, гласивший, что «признание вины – царица доказательств». И, действительно, ну кто же знает о преступлении больше, чем сам преступник? Логично. Поэтому и нужно добиваться от обвиняемого подробнейшего описания содеянного и указания на всех сообщников. И я не хочу здесь описывать все способы, какими эти признания и показания получались. Кто захочет– прочтет, остальным достаточно помнить, что слова «добиться» и «бить» однокоренные.

Не хочется и пересказывать А.И. Солженицына в его описаниях всех "кругов ада" лагерной жизни. Если читать пока не собираетесь, просто поверьте, что это кошмар наяву, которого не пожелаешь и иному матёрому убийце-уголовнику, не то что интеллигенту - «политическому». Да и все равно я не смогла бы рассказать так, как надо. Хотя бы просто потому, что права такого не имею, не пережила, на своей шкуре не прочувствовала.

Могу только порекомендовать однажды собраться с силами и прочесть эти три тома и составить своё мнение. Не самый образный, богатый и красивый русский язык, чего уж скрывать, многое может откровенно раздражать: и самоповторы, и пафос, и противоречия, и не сильно-то скрываемое я-знаю-как-правильно-жить автора, но я все же рискнула бы советовать «Архипелаг…» как «прививку». Прививку, необходимую для того, чтобы не было в наших широтах (а пусть бы и нигде) поводов и причин для написания таких книг. Я очень этого хочу.

И, признаюсь сейчас в своей наивности, еще лет 10-15 назад я верила, что для страны, пережившей революцию, репрессии, Великую отечественную войну, страны, где каждая семья вспоминает не только умерших, но и погибших, убитых, ничего подобного уже в будущем не повторится. Но с годами верить в такое перестаю. Почему?

Да хотя бы потому, что сегодня прочитала новость о жителе г. Екатеринбурга, проинформировавшем органы власти о деятельности своего соседа. Этот милейший человек пользуется открытой Wi-Fi-сетью своего соседа и не поленился проверить, что через эту точку доступа можно попасть на заблокированные в России «вражеские сайты». Узнав о столь вопиющем факте, бдительный гражданин написал донос, в котором пообещал подписаться под обвинениями, если Роскомнадзор поможет ему получить квартиру и, возможно, остальное имущество соседа.
Надо признаться, что Роскомнадзор при всем моем и так к нему трепетном и нежном отношении (да-да, я слышу как ржОт ОЗОЖиБ), при рассмотрении жалобы проявил себя самым наилучшим образом, написав в ответе, что понятие «врага народа» было исключено из советского законодательства ещё в 1958 году. И, знаете, тут даже не важно правда это всё или троллинг. Как вы понимаете, даже доли шутки вполне достаточно для приговора.

Благодарю Общество здорового образа жизни имени Буковски .
Deny , Wender , Meredith без вас я бы не смогла.

Вот есть в медицине такое направление работы – профилактическое. Развешиваются плакаты о наиболее вероятных способах заражения гриппом, корью, краснухой и т.д. И, одновременно показываются способы предупреждения такого заражения. Советская власть решила скопировать медицинские методы на работу с собственным народом. И знаете как? Она ввела так называемую социальную профилактику. А вам ведь не известно, что это значит? Так вот, под термин «заразный микроб, подлежащий немедленной изоляции и уничтожению», попадают практически все: не так чихнувшие, не так произнесшие слово «компартия», позволившие себе смех и безобидную шутку в адрес высокопоставленного соседа. Да что ж это я? Я ввожу вас в заблуждение. Потому что, забирались буквально все, даже преданно смотрящие в рот начальству. Вначале шли священники и инакомыслящие, белые офицеры и матросы, сочувствующие продразверстке и ей сопротивляющиеся, даже знаменитое дело врачей было создано, по этому делу ух как много отравителей-медиков посажено или расстреляно народной властью. Забирались жены, матери, дети, немощные старики и старухи. Знаете, что такое планомерная чистка? А это вот что такое: ночью к дому подъезжает «воронок» — машинка такая черненькая была, и попавшие в широкую сеть мясорубки обреченно обнимали своих родных. Обнимали, прощаясь с ними навеки. И такая чистка проводилась строго квартал за кварталом, дом за домом. Многие надеялись, что в механизме правосудия произошёл досадный сбой. Ошибочка вышла, не так фамилию написали-прочитали, ошиблись адресом. Раз ты невиновен - то за что же могут тебя брать? ЭТО ОШИБКА! Тебя уже волокут за шиворот, а ты всё заклинаешь про себя:

Ошибка! Других сажают повально, это тоже нелепо, но там еще в каждом случае остаются потемки: "а может быть этот как раз?.." а уж ты! - ты-то наверняка невиновен! Ты еще рассматриваешь Органы как учреждение человечески-логичное: разберутся-выпустят. Но, за громко лязгнувшей дверью тебя ждут с распростёртыми объятиями не добрые дяденьки, мечтающие вручить тебе медаль за мужество, а суровые комиссары политической спецслужбы РСФСР.

Полную свободу советской власти такое вершить безнаказанно дала всего одна статья Уголовного Кодекса 1926 года – знаменитая Пятьдесят Восьмая. Не было такого поступка, который не мог быть наказан с помощью 58-й статьи. Её 14 пунктов покрыли собой всё человеческое существование. Вам могли выдумать любой грех, благодаря знаменитой 58-й. А следствие по этой статье никогда не было выявлением истины.

У нас всякий арестованный уже с момента ареста и полностью разоблачён.

Главной целью было сломить человека, превратить его в предателя. Для этого применялись пытки. Да-да, пытки в самом гуманном на свете государстве. Выбивалось у внуков и внучек дедушки Ленина признание в несуществующем грехе и пособников гадкого дела пытали совершенно бесчеловечным образом. Позволю себе отступить от произведения, т.к. уверена, что молодежь сейчас не обратила внимания на мои слова о родственной принадлежности каждого жителя страны советов к великому вождю. Нас вот, например, воспитывали, что для всех детей СССР великий вождь – добрый и любящий дедушка, а его преемник Сталин – добрый дядюшка, нежно прижимающий счастливую малышку к мужественному и любящему сердцу. А аресты и пытки? Так Сталин тут не причем! Он даже и не знает, бедненький, о тех зверствах, которые творят подлые Берия с Ягодой и Ежовым. Человека пытали (не путать с нацисткими лагерями смерти! Мы с вами сейчас говорим о великой стране советов!): бессонницей и жаждой, сажали в раскалённую камеру, прижигали руки папиросами, сталкивали в выгребную яму с нечистотами, сжимали череп железным кольцом, опускали в ванну с кислотами, пытали муравьями и клопами, загоняли раскалённый шомпол в анальное отверстие, раздавливали сапогом половые органы, выдергивали ногти. Не забывайте: это в советских учреждениях власти придумано для советского же народа!

Но, самое страшное начиналось после суда и следствия (если повезло выжить, конечно). Этапы и тюрьмы были следующей ступенькой ломки и превращения человека в тварь дрожащую. Потому что не только голод, холод, клопы и болезни мучили несчастных заключенных. У них были добрые надзиратели, в дороге на острова Архипелага подкармливающие узников соленой селедкой и исключающие из рациона воду. У них были соседи по вагону и камере в виде насильников, уголовников и блатарей, которых не ломали на предварительном этапе заключения, которые могли получить 3-5-7 лет заключения с щадящими условиями содержания и которым абсолютно не грозила смертная казнь. Они ж идут не по 58-й статье, а значит им поблажка положена.

Вообще, вся лагерная жизнь делила людей на две, примерно равных половины: тех, кто легко затыкал рот своей совести, и пользовался благами жизни без её контроля; и тех, кто умирал от голода и истощения, но не воровал хлеб у своего товарища. Это об этой категории людей пишет автор:

разве можно освободить того, кто уже свободен душой?

О том, как же автору пришлось в заключении – писать не буду. Много информации есть в свободном изложении. Хочу остановиться на некоторых моментах осуждения, возникающих периодически в прессе в последние годы. Мол, Солженицын сам был не столь крепок духом, что сам был стукачом и в книге своей приукрасил то, что пришлось ему пережить. Возможно, этот вопрос поднят из-за этого честного признания:

Завербовать пытались и меня. Я подписал обязательство, но что-то помогло мне удержаться. Потом меня по спецнаряду министерства отправили на шарашку. Прошло много лет лагерей и ссылки, и вдруг в 1956 году это обязательство меня нашло. Я отговорился своей болезнью.

Я вот недавно узнала, что «Архипелаг ГУЛАГ» включен в сокращенном виде в школьную программу. Многие родители этому воспротивились: "Зачем заставлять деток ужасы читать". А Гарри Поттер у них на ура идет. Странно и удивительно. На это объемное произведение силы есть, а на «Архипелаг» их почему-то нет. Где же логика? Мне кажется, что пропустить боль наших предков через собственное сердце – это один из вариантов получить из подростка настоящего человека, а не нежную мимозу.

"Несказанные речи" - для autumnrain .

"I speak fluent sarcasm" (c) Солженицын

Что же пишут в газетах в разделе "Из зала суда"?
Приговор приведен в исполненье. Взглянувши сюда,
обыватель узрит сквозь очки в оловянной оправе,
как лежит человек вниз лицом у кирпичной стены;
но не спит. Ибо брезговать кумполом сны
продырявленным вправе.
Бродский "Конец прекрасной эпохи"

И вот в этом зловонном сыром мире, где процветали только палачи и самые отъявленные из предателей; где оставшиеся честные -- спивались, ни на что другое не найдя воли; где тела молодежи бронзовели, а души подгнивали; где каждую ночь шарила серо-зеленая рука и кого-то за шиворот тащила в ящик -- в этом мире бродили ослепшие и потерянные миллионы женщин, от которых мужа, сына или отца оторвали на Архипелаг. Они были напуганней всех, они боялись зеркальных вывесок, кабинетных дверей, телефонных звонков, дверных стуков, они боялись почтальона, молочницы и водопроводчика. И каждый, кому они мешали, выгонял их из квартиры, с работы, из города.
Солженицын "Архипелаг ГУЛАГ"

Это ужас, ребятушки. Это ужас. У меня просто даже слов не находится. Тут суть далеко не в "советская власть ай-ай-ай", а в судьбах отдельных людей, чьи прекрасные молодые жизни были вот просто так взяты и загублены. И ради чего? Ради того, чтобы регулярно промывать мозги кучке хомячков, которым промыть мозги может каждый дурак, показав фокус с большим пальцем. Население с мужеством и интеллектом, как мы знаем, в этот момент сидело, садилось или умирало.

Зацепило...
Солженицын использовал тот же прием, и написал книгу в жалобно-мозгопромывательном стиле, но он это делал исключительно чтобы люди как можно ближе к сердцу восприняли все происходящее. Это было необходимо: жалобы, сопли, слюни, зачастую необъективные точки зрения и оценки ситуации, и эмоциональные восклицания. Информация в книге обязана была вызвать нужную реакцию у читателя, это был единственный способ что-то изменить. Если хотя бы один приверженец советской власти прочел в те времена Архипелаг и изменил свою точку зрения на власть, то книга была написана не зря.

Сколько раз читали мы на страницах других книг, художественных и документальных, как самиздат Солженицына кочевал из рук в руки, из портфеля в портфель, из кухни в кухню, из под одного матраса под другой.

О, невозможно описать то чувство, когда ты держишь в руках не просто книгу, а миллионы жизней, не просто историю, а то, что ее изменило.

Невероятную работу проделал автор. Невероятно скурпулезно он описал КАЖДЫЙ аспект лагерной и тюремной жизни, начиная от ареста и суда ничего не подозревающего законопослушного гражданина до распорядка дня и состояния души заключенного, уже свыкшегося с жизнью в лагере. И каждую стадию здесь сопровождает смерть, миллионы смертей.

И что же в этой книге, которая изменила сознание всей страны? А вот что:

Это было в апреле 1943-го года, когда Сталин почувствовал, что, кажется, воз его вытянул в гору. Первыми гражданскими плодами сталинградской народной победы оказались: ... Указ о введении каторги и виселицы.

Ну как?

А еще:

"А Н. П., доцента-математика, в смертной камере решил эксплуатнуть для своих личных целей следователь Кружков (да-да, тот самый, ворюга): дело в том, что он был -- студент-заочник! И вот он ВЫЗВАЛ П. ИЗ СМЕРТНОЙ КАМЕРЫ -- и давал решать задачи по теории функций комплексного переменного в своих (а скорей всего даже и не своих!) контрольных работах.

Вот кто они, следователи, представители власти.

О густоте сети сексотов мы скажем в особой главе о воле. Эту густоту многие ощущают, но не силятся представить каждого сексота в лицо -- в его простое человеческое лицо, и оттого сеть кажется загадочней и страшней, чем она на самом деле есть. А между тем сексотка -- та самая милая Анна Федоровна, которая по соседству зашла попросить у вас дрожжей и побежала сообщить в условный пункт (может быть в ларЈк, может быть в аптеку), что у вас сидит непрописанный приезжий. Это тот самый свойский парень Иван Никифорович, с которым вы выпили по 200 грамм, и он донЈс, как вы матерились, что в магазинах ничего не купишь, а начальству отпускают по блату. Вы не знаете сексотов в лицо, и потом удивлены, откуда известно вездесущим органам, что при массовом пении "Песни о Сталине" вы только рот раскрывали, а голоса не тратили? или о том, что вы не были веселы на демонстрации 7 ноября? Да где ж они, эти пронизывающие жгучие глаза сексота? А глаза сексота могут быть и с голубой поволокой, и со старческой слезой. Им совсем не обязательно светиться угрюмым злодейством. Не ждите, что это обязательно негодяй с отталкивающей наружностью. Это -- обычный человек, как ты и я, с мерой добрых чувств, мерой злобы и зависти и со всеми слабостями, делающими нас уязвимыми для пауков. Если бы набор сексотов был совершенно добровольный, на энтузиазме -- их не набралось бы много (разве в 20-е годы). Но набор идЈт опутыванием и захватом, и слабости отдают человека этой позорной службе. И даже те, кто искренне хотят сбросить с себя липкую паутину, эту вторую кожу -- не могут, не могут.

Сексот - это именно тот, о ком вы подумали - секретный сотрудник КГБ.

А вот за что сажали людей:

А уж потом пришить тебе обвинение совсем не трудно. Когда "заговоры" кончились (стали немцы отступать), -- с 1943 года пошло множество дел по "агитации" (кумовьям-то на фронт все равно еще не хотелось!). В Буреполомском лагере, например, сложился такой набор:
-- враждебная деятельность против политики ВКП(б) и Советского правительства (а какая враждебная -- пойди пойми!);
-- высказывал пораженческие измышления;
-- в клеветнической форме высказывался о материальном положении трудящихся Советского Союза (правду скажешь -- вот и клевета);
-- выражал пожелание (!) восстановления капиталического строя;
-- выражал обиду на Советское правительство (это особенно нагло! еще тебе ли, сволочь, обижаться? десятку получил и молчал бы!);
70-летнего бывшего царского дипломата обвинили в такой агитации:
-- что в СССР плохо живЈт рабочий класс;
-- что Горький -- плохой писатель (!!).
Сказать, что это уж хватили через край -- никак нельзя, за Горького и всегда срок давали, так он себя поставил. А вот Скворцов в ЛохчемЛаге (близ Усть-Выми) отхватил 15 лет, и среди обвинений было:
-- противопоставлял пролетарского поэта Маяковского некоему буржуазному поэту.
Так было в обвинительном заключении, для осуждения этого довольно.

Угадайте, кто был тот некий буржуазный поэт с одного раза?

Солженицын сравнивает заключенных тюрем и лагерей с крепостными крестьянами, только в худших условиях. Вот, например, что он говорит о самодеятельном театре при лагере:

Такие крепостные театры были на Воркуте, в Норильске, в Соликамске, на всех крупных гулаговских островах. Там эти театры становились почти городскими, едва ли не академическими, они давали в городском здании спектакли для вольных. В первых рядах надменно садились с женами самые крупные местные эмведешники и смотрели на своих рабов с любопытством и презрением. А конвоиры сидели с автоматами за кулисами и в ложах. После концерта артистов, отслушавших аплодисменты, везли в лагерь, а провинившихся -- в карцер. Иногда и аплодисментами не давали насладиться. В магаданском театре Никишев, начальник Дальстроя, обрывал Вадима Козина, широко
известного тогда певца: "Ладно, Козин, нечего раскланиваться, уходи!" (Козин пытался повеситься, его вынули из петли.)
В послевоенные годы через Архипелаг прошли артисты с известными именами: кроме Козина -- артистки кино Токарская, Окуневская, Зоя Федорова. Много шума было на Архипелаге от посадки Руслановой, шли противоречивые слухи, на каких она сидела пересылках, в какой лагерь отправлена. Уверяли, что на Колыме она отказалась петь и работала в прачечной. Не знаю.

Неудержимое веселье, правда? Вся книга написана очень горьким, циннично-саркастическим языком, так, что хочется даже не плакать от всего ужаса, а, скорее, биться в истерике.

Понимаю, что критиковать Архипелаг ГУЛАГ - значит сознаваться в отсутствии души и сердца, но не могу удержаться.

Не знаю, кто причисляет Солженицына к авторам-историкам, эта книга - жалоба, душевное излияние сломленного, обиженного и растоптанного человека. Ну просто не историческая это литература, это такое полухудожественное ревью, прочитав которое, читатель заинтересовался и проникся, открыл список используемой литературы в конце, и уже начал серьезно изучать вопрос.

Многие обвиняют Солженицына в том, что он приверженец царизма. Но в чем же это проявляется? Только в противопоставлении советского режима царской власти? Мне кажется, что были у автора предпосылки романтизировать царский режим, в котором он не жил, но жили его родители, нынешнему зверскому режиму, в котором пол страны сидит, а пол охраняет. А с чем же еще сравнивать, когда других режимов в стране не существовало?

Книга сделала прорыв в советской жизни и литературе, прохаживаясь по рукам "надеящихся, но немощных". Проблема в том, что сейчас, как, собственно, и во времена выхода киги, стенограммы всех описанных судов были доступны широкому пользователю (вот это и есть историческая литература!). Казалось бы, зачем нужно было советскому гражданину читать Архипелаг ГУЛАГ ("антисоветчина" же!), за которую точно посадят? Почему же никто не пошел в библиотеку проштудировать эти стенограммы и все остальные сталинские зверства, аккуратно законспектированные самими ГБшниками и написать что-то подобное, и приблизить крах режима?

На эти вопросы никто никогда не ответит.

Резюме.

Книга зверская, душераздирающая, невероятно длинная, но невероятно захватывающая, невозможно оторваться от чтения. Эту книгу обязан прочесть каждый.

Больше всего удивляет в самом начале иронический, саркастический, юмористический даже тон книги. Автор всё время подшучивает, смеётся и высмеивает поступки, которые совершались в описываемых событиях. Подшучивает над надзирателями, над политиками, над вождями и т.д. В принципе, это можно сразу же себе и объяснить, ведь улыбка она как оскал, это защитная реакция. Автор не сколько подшучивает, сколько огрызается, высказывая своё недовольство и агрессию. Этим всем книга мне очень напомнила Олег Радзинский - Случайные жизни . Хотя я понимаю, что, конечно же, наоборот в хронологическом порядке.
В Архипелаге Гулаг очень много перечислений, что и понятно, описывается достаточно продолжительная эпоха, с достаточно разнообразными/однообразными событиями. Перечислению подлежат фамилии, должности, профессии, эпохи, даты, названия лагерей, места событий, виды пыток, виды наказаний и расстрелов.
В одном предложении может смешаться и реальный факт, который подтверждён какими-то документами и личный опыт автора, и какая-то вымышленная история, и ситуация основанная на достаточно известных событиях. С одной стороны, это больше углубляет в ситуацию, с другой стороны, запутывает. Всё-таки, я бы хотела чтобы личный опыт автора, документально подтвержденные факты и вымыслы автора были отдельно. В идеале вообще отдельными книгами. Но тогда пришлось бы постоянно возвращаться в упоминаемые эпохи, события, чтобы сверить с фактом и личным опытом. А так, это всё вместе, рядом. В общем, оба варианта меня не устраивают, либо всё смешивается, либо нужно смешивать самостоятельно. В итоге книга для меня художественная, ибо вымысел преобладает, а личный опыт и документальные события как-то теряются.
Много места отведено оправдываю собственных книг, разъяснению почему все именно так, а не иначе в Александр Солженицын - Матрёнин двор , А. Солженицын - Один день Ивана Денисовича и прочее. Выглядит больше как большая обида и оскорбление и ответные на это оправдания. С другой стороны, теперь есть материал (у меня в голове) можно приступить и к этим книгам.
Больше всего в книге расстраивает очень много повторов, иногда оправданных, но редко. В основном, как прием, что ничего не меняется, но это лишь захламляет книгу.
Еще книгу захламляют постоянные отсылки и цитаты из: Антон Чехов - Остров Сахалин , Макаренко и что уж совсем на мой взгляд странно (и неуместно), художественные тексты Достоевского.
Не смотря на все вышесказанное, книга читается легко, разве что перегружена повторами и лишними вещами.

Об этой книге можно спорить. Можно кричать, что это заказ Запада, что это личная обида автора - да много что можно говорить. Грызться до смерти можно за эту книгу.
А за тусклые и "пустые" книги грызни не бывает.
Мне кажется, Архипелаг нужно прочитать. Верить или нет, относиться ли к нашему прошлому хорошо или плохо, проклинать ли Сталина, защищать ли его.. Но прочитать нужно - чтобы знать, что это было.
Забывать нельзя, вот что важно. Закрывать глаза нельзя. Говорить "это не повторится" - нельзя. Потому что слова без действий остаются подвешенными в воздухе.
Мне кажется, лучший выход - это принять приглашение самого Солженицына отправиться с ним в мысленное путешествие по Архипелагу. На минуту пропустить эту книгу через себя. Потому что одна минута - и она уже не отпустит вас до конца, вы окажетесь в этой мясорубке, вы пройдете через свою первую камеру, первый этап, вы будете задыхаться в телячьем вагоне, вы будете волочить ноги, идя на лесоповал. Вас успеют десятки раз предать, на вас будут писать доносы, вам не будут отдавать письма семьи, вам ограничат свидания. Вам будет тяжело, вам будет хотеться вырваться из этих сжавшихся на горле зубов, вы будете проклинать Хозяина или славить его и партию, но в результате..
И вот это главное - результат. Вы не забудете. Вы просто не сможете это забыть, когда эта мясорубка "амнистировала" оставшийся от вас человеческий фарш с зародышем души. Если вы вынесете из "Архипелага" душу - вы можете считать себя счастливым.
Потому что это, как-никак, действительно настоящее счастье: иметь возможность спать не на нарах, не на полу, не в палатке при -50, не в трюме плывущего на север корабля. Это счастье, что есть выбор, и съесть можно больше норм "пайки". Это счастье, что ни у одного из окружающих вас людей нет ружья и безграничного права "стрелять без предупреждения". Только представив все это в мысленном путешествии, вы уже поймете, что у вас есть для счастья все.
Умение не ценить материальное выше, чем оно есть на самом деле - вот первый признак раскрывающей крылья души.
Если соберетесь в это путешествие - сил вам для него.

Суровое произведение...

Я всего лишь тюремный поэт,
я пишу о неволе.
О черте, разделяющий свет
на неравные доли.
Ограничена тема моя
обстановкой и местом.
Только тюрьмы, этап, лагеря,
мне сегодня известны.
и в двойном оцепленье штыков
и тюремных затворов
вижу только сословье рабов
и сословье надзора.
В мой язык включены навсегда
те слова и названья,
что в тюрьме за года и года
восприняло сознанье.
Вышка. Вахта. Параша. Конвой.
Номера на бушлатах.
Пайка хлеба. Бачок с баландой,
Бирка со смертной датой.
Это вижу и этим дышу
за чертою запрета.
Это знаю одно и пишу
лишь об этом.
Ограничена тема моя,
но за этой границей –
лагеря, лагеря, лагеря
от тайги до столицы.
Не ищи никаких картотек,
не трудись над учётом:
три доски и на них человек –
мера нашего счёта.
Искалечен, но всё-таки жив
человек, как и раньше,
он живёт, ничего не забыв
в своей жизни вчерашней.
И хотя запрещают о нём
говорить или слышать –
его грудь под тюремным тряпьём
и страдает и дышит. ( Автор Елена Владимирова)

Об этом произведении много говорят, и много пишут... Когда я узнала о чём оно, слегка отнеслась настороженно и первая часть для меня оказалась слишком тяжёлой, беспросветная ненависть, жестокость, боль, пустота, бессмысленность жизни, безверие... Не хотелось верить, не хотелось вопринимать это как истину. Да и до сих пор не очень хочется, если честно я выросла, когда это всё уже было в прошлом, когда были жестокие 90-ые, в которых многим семьям было очень тяжело. Конечно я слышала об этом, я смотрела фильмы, читала стихи. Я знала, что были страшные репрессии, но как-то это было там, далеко и может не так страшно. ..Но одно из предназначений литературы приоткрывать нам глаза, и хорошо, когда человек способен это сделать. Именно это произведение воссоздало для меня в полной (насколько это возможно) мере всю трагедию этого "маразма"
Очень трудно читается (в моем случае слушается) первая часть- но когда начинается история побегов, мятежей- это даёт такую надежду такое просветление, что вся книга предстает в ином свете, как будто озаряет тебя. Всё таки, я, как читататель, люблю в книгах надежду, хотя бы надежду...

И, безусловно, ты тысячу раз преклоняешься перед этим людьми, которые столько прошли, столько пережили, столько вытерпели. И сравниваешь себя с ними, а мы бы смогли? Мы бы прошли лагеря? Сколько из нас прошло бы этот путь до конца?

И задумываешься, а так ли далеки от нас ГУЛАГи в нашей действительности?

А вообще произведение Солженицына рождает много мыслей и чувств и не возможно их все описать в рецензии. И произведение нужно читать!

Прочитано в рамках игр:
Книжная страна,
Белая Сова,
Kill wish.

Разумный читатель, хотя бы немного знающий отечественную историю XX века, всерьез воспринимать этот псевдоисторический трэш не может. Страницы романа пропитаны открытой антисоветской пропагандой достойной пропагандистской агитки, но никак не исторического труда и серьезной художественной литературы. Автор жонглирует неподтвержденными цифрами как ему угодно, травит лагерные байки, подслушанные у анонимных источников и делает на основании этого выводы. У Солженицына не было реальных документов, он писал по слухам.
Нелепость и антисоветскость романа доведены до такой степени, что создается впечатление, словно неглупый в общем-то Александр Исаевич ваял свой "Архипелаг" на заказ или на перспективу, чтобы позже продать супостатам. Похоже, что так и вышло - свою Нобелевскую премию он получил.
Не буду здесь приводить примеры передергивания фактов и сгущения красок - лжет автор сочно и с размахом, хотя и не очень правдоподобно. В этом плане об авторе и его романе написано уже многое, а открытые документы и проведенные исторические исследования делают его ложь смехотворной.
Хочу отметить два момента.
Во-первых, когда Солженицын жалеет предателей власовцев, как героев борьбы с проклятым советским режимом, или уповает на то, чтобы Труман сбросил на СССР, только-что победивший в Великой Отечественной и Второй Мировой войнах, атомную бомбу, неужели читатель не заподозрит пораженца и врага нашей страны. Жалеть и оправдывать Власова, это как жалеть и оправдывать коллаборационистов. Например, Бендеру или Кушеля. Желать уничтожения и порабощения супостатами родной страны - это предательство.
Во-вторых, даже если абстрагироваться от фактического содержания, роман плох как художественное произведение. Многочисленные повторы, сумбурность повествования, отвратительный язык Солженицына и его претензия на безусловную авторитетность определенно не идут на пользу роману. Автор сам не определился, что он хотел написать - художественный роман или историческое исследование. Не получилось ни одно, ни другое. Получилась антисоветская мегаагитка.
Я читал эту книгу из любопытства, по собственному желанию, а сегодняшних школьников заставляют читать это на уроках литературы. Надеюсь, благодаря этому у них возникнет стойкая неприязнь к "Архипелагу", настороженность по отношению к его автору и выработается иммунитет против лжи и плохой литературы вообще. Ознакомиться с "Архипелагом", безусловно, будет небесполезно, но подойти к роману нужно критически, не доверять автору, а думать своей головой и опираться на документы.
Надеюсь на публикацию в будущем серьезного и всеобъемлющего, основанного на документах исследования лагерей.

«Но наступает предел, когда уже не хочется, когда уже противно быть благоразумным кроликом. Когда кроличью голову освещает общее понимание, что все кролики предназначены только на мясо и на шкурки, и поэтому выигрыш возможен лишь в отсрочке, не в жизни. Когда хочется крикнуть: "Да будьте вы прокляты, уж стреляйте поскорей!"»
"Архипелаг ГУЛАГ" Александр Солженицын

Давно у меня не было такого количества мыслей в голове и в то же время такого нежелания писать рецензию.
Причин несколько: тут переплетается и моя любовь к Солженицыну, уважение, к написанному им, ужас от того, что нечто подобное могло происходить и происходило вот прямо тут - совсем рядом, а ещё примешивается несогласие со многими взглядами, высказанными Александром Исаевичем, нежелание спорить о политике и жизни, да и некоторое смятение от недовольства подачей материала тоже присутствует. За время чтения у меня набрался ворох имен, дат, цитат, сносок и листочков с заметками и мыслями. А потом оказалось, что собирать их в единое целое не стоит. Так что никаких похвал, ругани или осознанных рассуждений, только хаотичные мысли.

Я не понимаю людей, кричащих о том, что книга - сплошное вранье и пропагандисткая ложь. Хотя наверное позиция страуса это вообще удобно: "я ничего не видел, не слышал, а наша страна самая лучшая". Точка! Большая, жирная, укоризненно взирающая на любого несогласного. Так и шествует человек по жизни с лозунгами и исключительно правильной патриотичной точкой зрения. Если государство осудило - значит виновен, если вчерашний друг превратился во врага - значит просто мудрые дяди наверху наконец разобрались в чем дело и разоблачили злодеев (привет, Оруэлл и министерство правды), а если кто-то рискнул не согласиться с каким-то высказыванием политика, то он конечно же просто не любит родину и ненавидит народ, а все его аргументы, чаще всего обоснованные, в отличии от оппонента, чушь и блажь. Но это я отвлекаюсь.
Суть же в том, что я искренне, до панического ужаса, боюсь людей, которые не умеют и не хотят думать своей головой. Ведь так часто намного проще поднять вместо этого руку или просто подставить свою роспись, соглашаясь с тем, что требуется.
И даже пока не из страха, как многие из тех, кто делал это в годы репрессий, а просто потому, что так проще.
А ещё, я люблю антиутопии, но совершенно не хочу в одной из них жить. Верю, что Солженицын не хотел. И для меня эта книга именно об этом.

Пусть где-то цифры собраны по слухам, преувеличены, неужели это правда много меняет?
От того, что с пеной у рта получится доказать, что замучено было не 66 миллионов, а 50 или ещё меньше, кому-то серьезно становится легче на душе? Беря за аксиому бесценность каждой человеческой жизни даже одного этапа, одного потока влившегося в кровавую реку достаточно. Потому что удобно ворочать цифрами статистики и миллионами, пока это не ты просыпаешься от распахнутой посреди ночи двери, не ты теряешь мужа, уведенного средь бела дня на вокзале или едешь в воронке, сознавая, что никогда (ни-ког-да!) больше не увидишь своих детей.
Одно это, как и слова автора, оправдывают существование этой книги вместе со всеми её неточностями, сухостью и скованностью языка. Чтобы помнили.
Потому что есть вещи, которые нельзя забывать.
Чтобы цена крови снова не оказалась слишком низкой и мелкой в масштабах страны.

Ладно, я в очередной раз попробую закончить это длинное и равное вступление и рассказать о книге.
Хотя это задача не из легких. Как и читать её.
Потому что, в отличие от той же самой Евгении Гинзбург, на "Крутой маршрут" сам автор неоднократно ссылается, Архипелаг очень часто больше напоминает статистические выдержки, чем художественное произведение или автобиографию. Очень сухой язык, который просто топит, затормаживает читателя. И вот очевидный и разительный контраст: двигаясь маршрутом вместе с Гинзбург, ты как будто смотришь на лагеря её глазами, слышишь истории случайных собеседников, испытываешь реальную боль вместе с пережившими её и появляется ощущение, что происходящее плотно отпечаталось в твоем сознании. Я даже спустя несколько лет могу поучаствовать в обсуждении многих сцен, помню хронологию посадок. С островами архипелага история немного иная. Большую часть времени преследует ощущение, что ты читаешь учебник истории, а не чью-то жизнь. Даты, имена, факты, номера статей, сноски... Дается очень много информации, но нет сопереживания. Что для любого эмпата совсем непросто для восприятия. Ведь если по честному, то многие ли усваивают много информации, просто читая очередной параграф в учебнике? Очень много всегда зависит от преподавателя, его способности подать материал, оживить его в головах слушателей. Это, к моему огромному сожалению, здесь не получилось.
Особенно в этом плане выделяется первая книга. Когда, только начиная чтение, ты практически сразу начинаешь вязнуть под грузом технической информации. Интересуешься людьми, а получаешь цифры и сводки.
Это главная слабость. И главная же сила, если рассматривать её как попытку не забыть как можно больше.

Солженицын пытался вместить в эти полторы тысячи страниц как можно больше. Сохранить имена, рассказать истории, показать многое из скрытого. Где-то это более достоверная, лично увиденные автором события, где-то рассказы из вторых, третьих, десятых уст. Конечно, не все они правдивы, но панорамная картина постепенно вырисовывается. Только вот объем играет здесь роль скорее врага, чем союзника и тянет кирпич вниз. Все потому, что здесь ощутимо не хватает тщательной редактуры. Очень много повторов, когда автор немного с разных углов и слегка меняя формулировку, продолжает вдалбливать читателю одну и ту же мысль. Или когда повествование превращается в сумбур с внезапными скачками в сторону, возвращениями к исходной точке, новыми прыжками... За этим реально сложно уследить, а если учесть, что за все время упоминается не одна сотня имен, множество мест, статей и событий, даже без учета сносок, то за всей этой информацией становится практически невозможно уследить.

А ещё, вспоминаю, как когда-то один умный человек рассказывал, что абсолютно потерял способность читать Горького именно после этой книги. Я много знала о его роли в советской пропаганде, но как-то умудрялась раньше разделять для себя писателя и человека. А теперь не могу. Никогда и никак. Потому что, какие бы прекрасные строки у него не довелось мне прочесть в будущем перед глазами навечно останется голодный смельчак мальчишка, рассказавший большому советскому писателю всю-всю правду и заплативший за это своей головой, пока в адрес места его прижизненного ада лились дифирамбы.
И эта сцена живет. Как и крохотные, но полные жизни осколки лагерной жизни: потрепанный наряд-подушка предусмотрительного зэка, научные собрания в камере, старые революционеры, лом на чужой спине в темноте карьера, старички супруги и проклятая алая косыночка. Именно из таких набросков получился "Один день..." и все же именно он самое яркое художественное свидетельство ужасов того времени от Солженицына. В коротком рассказе есть то, чего так не хватает большому объему - краски и жизнь.
Здесь же многое воспринимается отвлеченно: да, страдания, пытки, унижения, но они где-то далеко и неясно с кем. Это основная слабость романа.
Лучше всего удаются писателю лично виденные сцены, именно им он сам искренне сопереживает, заряжая этим читателя. Как только повествование смещается к какой-то истории, слышанной им от кого-то, очень часто история блекнет. Но все равно рассказывает читателю истории давно забытых и потерянных людей, оживляя их хотя бы на несколько секунд.

Кроме того эта книга заставляет думать, анализировать, внутренне спорить с автором и пытаться понять причину его взглядов.
Допустим, я не согласна с ним по поводу освободительной армии. Воспитание, книги, история, кровь и боль собственной семьи не позволяют принять эту точку зрения. Но в то же время я слышу его аргументы и понимаю, что не могу с уверенностью сказать, что я не понимаю их выбор.
И я не вижу в этих текстах ненависти к родной стране, к России, вот что хотите делайте, но не вижу. К государству вижу. Но не понимаю, в очередной раз, как мне винить за неё человека, который рос на родине, любил её, воевал за свою страну в одной из страшнейших войн, мечтал о том, как сделать её лучше, а в ответ получил от неё годы пыток и мучений. И сохранил любовь к стране, что самое светлое и яркое в этой истории, разлюбив, наверное, вполне заслужено, государство.
А ещё мне очень нравится то, как наглядно раскрываются человеческие характеры со всеми их слабостями, червоточинами и недостатками. Мало в мире грехов страшнее, чем предательство, и одновременно очень тонкой и незаметной может быть дорожка, которой ты сам не замечая к нему придешь. Так же, как дорожка легко может привести тебя к роли лагерного монстра. И тут сам собой вспоминается немецкий «Эксперимент» нулевых годов и пугающие механизмы человеческого сознания.
Когда остаться собой, не превратившись в чудовище, это ещё один тихий и незаметный лагерный подвиг.

Что же можно сказать в итоге?
Можно попробовать порассуждать о непонимании того, как пережив это, мы так быстро забыли и... Но, пожалуй не надо.
Можно сказать, что это книгу должен прочитать каждый. Но нет. Ни в коем случае не должен. Потому что лакмусовая бумажка архипелага окрасит читателя только в те цвета, к которым он внутренне готов. Верящий в это, ещё раз понадеется, что никогда и ни за что, не верящий увидит только расхождения цифр, измышления американского пропагандиста и прочее.
Можно сказать спасибо Александру Исаевичу Солженицыну за проделанную работу. Вспомнить, что несмотря на сухость языка, объемы, отсутствие беспристрастности, эта книга одно из свидетельств страшной эпохи. Дающее пусть и не исчерпывающее и часто специфическое, но достаточно подробное описание того, как это было, как минимум для автора. А дальше уже личный выбор читателя, что делать с полученной информацией.

Мне вот просто хочется, чтобы больше никогда и ни за что.

Спасибо Deny , Anais-Anais и Meredith !

Гитлер - вторая опасность для России, но никак, при Сталине, не первая.

Эх, ну что сказать… Я знала, что это будет непросто. Да и вряд ли знакомство с попыткой нарисовать по своим и чужим воспоминаниям картину темных сталинско-лагерных времен может быть простым. Но в случае с Солженицыным все вдвойне сложно и плохо.

Очень тогда были, дети, мрачные времена...

Охотно верю. Это не первые и наверняка не последние воспоминания об этом периоде, которые я читаю. В подобных произведениях способна выплеснуться боль не одного человека, но всего народа… Однако в данном случае выплескивается больше яд Солженицына.

Специфика этой «автобиографии» в том, что автор имеет собственные (и часто очень противоречивые) убеждения о политике и истории, легко поддается перемене настроений, отчаянно пытается высказать все-все наболевшее (что вполне понятно и вызывает сочувствие и готовность читать со всем возможным пониманием), не только свое, но и за других людей (все же больше со своей впечатлительной стороны, чем со стороны самих пострадавших; это, как правило, несколько сухих строк, а потом – многостраничные восклицания-рассуждения Солженицына), и все это пытается подкрепить голыми фактами, что, в общем, получается неважно. Перебор-с. Тут, конечно, тяжело понять, когда Александр Исаевич говорит серьезно, а когда язвит напропалую, но…
(о Сталине и его окружении)

Кто ж, как не они, ввергли в Россию в позорные невиданные поражения, несравнимые с поражениями царской России в 1904 или 1915 году? Поражения, каких Россия не знала с XIII века?

Не слишком ли?

Может быть, и во всей мировой истории никто еще не приблизился к такому коренному решению детского вопроса! С 12 лет, за неосторожность - и вплоть до расстрела!

Серьезно ли? В Средневековье не заглядывали, как понимаю. Да и вообще никуда особо, а между тем со страниц так и сыплются оскорбления в адрес стран и народов. То немцы умны и более счастливы, чем мы, то – им свойственна тупость!.. А англичане!.. И ладно бы брались строгие временные рамки, но получается так, что по нынешней ситуации, окинутой голым оком, делаются глобальные выводы, причем по ходу произведения меняющиеся. Ну, в зависимости от ситуации. Хорошо поступил человек – умная нация, плохо – тупая. А русские вообще самые тупые, не повезло нам.

Да ничего бы не стоил наш народ, был бы народом безнадежных холопов, если б в эту войну упустил хоть издали потрясти винтовкой сталинскому правительству, упустил бы хоть замахнуться да матюгнуться на Отца родного. У немцев был генеральский заговор - а у нас? Наши генеральские верхи были (и остались сегодня) ничтожны, растлены партийной идеологией и корыстью и не сохранили в себе национального духа, как это бывает в других странах.

Но простые работящие люди – это другое. Хотя Родина нас предала, так что к черту ее. Хотя мы любим Родину все равно. Нужно было восставать, но это бесполезно и невозможно было. Хотя вот тут был бунт, и тут. Но неважно. Жизнь нам сломали. Какая жизнь в тюрьмах? – логично горячится Солженицын, и вдруг…

Все писатели, писавшие о тюрьме, но сами не сидевшие там, считали своим долгом выражать сочувствие к узникам, а тюрьму проклинать. Я достаточно там посидел, я душу там взрастил и говорю непреклонно:
- Благословение тебе, тюрьма, что ты была в моей жизни!

Остается развести руками. По ходу чтения как-то перестаешь понимать, что от тебя требуется как от читателя. Посочувствовать? Да вроде вот тут же бесятся, что не нужно этого. Сказать, что на пользу государству? А вот о таких пишут, что это нелюди. Еще меньше понимаешь, чего Солженицын хотел от своих современников – и от заключенных, и от избежавших плачевной участи…

Изложение, к слову, местами странноватое. Образ Архипелага чаще поэтичный, чуть ли не как Земля Обетованная – с горькими нотами, конечно. Ну, например:

Розовоперстая Эос, так часто упоминаемая у Гомера, а у римлян названная Авророй, обласкала своими перстами и первое раннее утро Архипелага.

А потом так раз, и блатным языком о том же образе. И хари там всякие, и вообще мрак. В результате вставки вышли очень неудобоваримыми и вызывающими недоумение. С одной стороны – яд и презрение, с другой – лирика. Неприятно и то, что по отношению к вольным людям («вольняшкам») или тем, кто счастливо избежал расправы, отношение часто пренебрежительное, грубое. Да что вы, мол, тогда в жизни смыслите.

Зато себя Александр Исаевич ставит высоко. Я со счета сбилась, сколько раз он облил грязью Горького, произведения Шолохова тоже как-то опустил, Толстой не в чести, и только один писатель на свете красавец – угадайте, какой.

Так что понимала мировая литература в предсмертных страданиях?..

Действительно, ничего. Другое дело сей автор - избранный свыше, чтобы рассказать всю правду. Ну, хорошо… Так побольше бы правды, да поменьше яда по сторонам… Кстати говоря, конкретики о Гулаге не так и много. Путях туда – да, возможных причинах и следствиях – да, какой плохой Сталин – да, а о самой лагерной жизни – мало. Есть, правда, несколько подробностей, которые мне прежде не встречались (о «малолетках» в основном).

У меня после прочтения картина вышла такая: Россия была чудной страной со всеми возможностями, а потом дали эту игрушку Сталину, и он – отсталый человек – ее сломал, испортил, всю нацию испортил (вместе с Горьким они этим занимались), всю страну, и теперь все плохо и никогда хорошо не будет, и ничто русское теперь хорошим быть вообще не может. Конечно, такие утверждения перемежаются порой со скромными похвалами отдельным людям и порывам нации, но все-таки…

Остался осадок после этой книги, но не от времен тяжких, а больше от самого Солженицына. Не нашла я здесь искры, которая позволила бы ощутить боль народа. Впрочем, после того, что пережил автор, ставить ему это в упрек, пожалуй, неправильно. Выплеснулся – ну и ладно, надеюсь, стало легче.

Долгая прогулка 2015, тур №11, ноябрь. Бонус. Команда ПЕРИПАТЕТИКИ

Книга о подлости малодушии и трусости русского народа. И с тех пор ничего не изменилось - русские винят во всём Сталина, а при чем тут Сталин, если сами овцы?