"Удивительное спокойствие! Шутит среди такого ада!" - подумал Перовский
Да, посмотрим ещё, к кому повернёт своё личико эта ласкавшая его доныне распутница-фортуна...
Я, нет сомнения, обречена на одни страдания; так мне определено скупою и злою судьбой!
"Вот они, женщины! - думал он. - Средины нет: либо кроткий ангел, либо демон скрытых и сильных страстей."
Никогда в Москве и в ее окрестностях так не веселились, как перед грозным и мрачным двенадцатым годом.
- Ну, страна, отверженная богом, - сказал один из них, - не верилось прежде; Россия - это нечеловеческий холод, бури и всякое горе... Et les malheureux appellent cela une patrie! (И несчастные зовут еще это отечеством! фр.)
- Ну, страна, отверженная богом, - сказал один из них, - не верилось прежде; Россия - это нечеловеческий холод, бури и всякое горе... Et les malheureux appellent cela une patrie! (И несчастные зовут еще это отечеством! фр.) - Терпение, терпение! - ответил другой, с итальянским акцентом.
— Мужайтесь, — продолжал он, — тяжела и противна смерть не от пули или ядра, а от скверной, бессильной старости или когда, положим, подцепит гнилая горячка; дома ли, в походном ли госпитале, тут одно только мучение — бессонница, бред и ужас, ужас ожиданий, особенно нашему брату — врачу, все это отлично понимающему как свои пять пальцев… вот что гадко и тяжело…
Не место, разумеется, в ожидании боя думать о другом, — сказал Базиль, нагинаясь в темноте от ветвей березы, мимо которой они ехали, — но не могу не заметить: громадное большинство умирает именно, как вы говорите, мучась медленно и с сознанием, от разных болезней, старости, нищеты и других зол.
Они меня в гроб уложат...