В современных публикациях получили заметное распространение любительские рассуждения о происхождении слов, основанные не на науке об истории языков, а на наивном представлении, что для таких рассуждений не требуется никаких специальных знаний, достаточно простых догадок. При этом на основании любительских догадок о происхождении слов в таких сочинениях часто строятся совершенно фантастические выводы об истории целых народов. Ведь у нас не математика – все аргументы не абсолютные. Так что если...
Археологи считают, что в Новгороде культурный слой нарастал в среднем на 1 см в год. А ведь это просто штаб принял именно такую цифру в инструкции для своих агентов: исходя из этого расчета они и должны были закапывать свои фальшивки. И как замечательно рассчитано: ведь прими штаб цифру 2 см в год — и агенты закапывали бы фальшивые грамоты XI века уже не в культурный слой, а в материковый грунт; тогда археологи XX в. сразу догадались бы, что перед ними фальшивки.
«Я уверен, что слово Москва происходит из МОСС (англ. ‘мох') + КВА, т. е. ‘лягушка во мху'»; «По моему мнению, первоначальное население Южной Америки составляли русские»; «Нам кажется, что Петр Первый был женщиной»; «Моя гипотеза: Николай Второй и Лев Троцкий — одно и то же лицо».
Итак, методика дошла до своего логического завершения: если данные летописей не обнаруживают ровно никакого параллелизма, то тем хуже для летописей! Значит, просто неверны летописи и надо догадаться, что в них стояло до того, как их исказили. Ведь параллелизм уже открыт, не отменять же его теперь! Надо лишь восстановить, заменив, например, неудобного Ивана Грозного нужным числом изобретенных самим АТФ (Фоменко) царей — естественно, удобных. Нам остается лишь порадоваться за Ивана III: ведь методика вполне могла бы расчетверить так же и его, но АТФ его помиловал, заменив четвертование Ивана III намного более гуманной акцией — склеиванием четырех князей в одного.
(Курсив мой)
Но всё-таки самое трудное было не с рукописями. Рукопись подделал и ставь на полку. Сложнее было изготавливать надписи на предметах. Надо было, например, рассылать агентов писать надписи с фальшивыми именами и датами на стенах церквей — в Киев, в Новгород, в Смоленск и много куда еще. Хорошо, если просто приехал и нацарапал. А если в церкви старый пол уже перекрыт новым, на метр или два выше? Штаб понимал: если написать на стене, которая видна сейчас, потомки живо разоблачат — это ведь будет на высоте в два человеческих роста от древнего пола. Приходилось разбирать новый пол, залезать под него, лежа, задыхаясь, писать на стене то, что приказано штабом (не забывая, конечно, соблюдать и палеографию и орфографию заказанного века и диалектные особенности), а потом восстанавливать разобранный новый пол — да не как попало, а так, чтобы будущие археологи ничего не заметили. А сколько возни было со штукатуркой! Ведь напиши по новой штукатурке — и подлог ясен. Надо было ее сбить, написать на голой стене и аккуратненько заштукатурить заново. Зато через триста лет реставраторы снимут штукатурку и наивно обрадуются: «Надпись! Эта уж несомненно древняя!»
«До конца XVIII века на территории Руси продолжала существовать огромная Московская Тартария (ее называли также Великой Тартарией) — гигантский осколок прежней Империи. Ее территории начинались сразу за Волгой и охватывали Урал, Сибирь, Среднюю Азию, Аляску и Северную Америку. »
К несчастью для лингвистики, в нашем обществе элементарная грамотность в сфере лингвистики встречается несравненно реже, чем грамотность в сфере химии.
Пример: «Название ALBION могло произойти от слова БЕЛЫЙ при обратном его прочтении: БЕЛ АЛЬБ». Мы уже не обращаем здесь внимания на то , сколько дополнительных операций, помимо «обратного прочтения», требуется для превращения БЕЛ в АЛЬБ. Ирония ситуации состоит в том, что название Albion и в самом деле произведено от слова со значением ‘белый', но только это латинское albus, никак исторически не связанное с русским словом белый.
«...Хэртэфорд (в Англии) (из Хорда + Хорда, т. е. Орда + Орда)...» Оно и верно: назвать город просто Орда все-таки как-то недостаточно выразительно; то ли дело Орда-Орда!
Все мы понимаем, что в стране происходит великое моральное брожение.
Близ нас на Волоколамском шоссе, где годами нависали над людьми гигантские лозунги «Слава КПСС» и «Победа коммунизма неизбежна», недавно на рекламном щите можно было видеть исполненное столь же громадными буквами: «Всё можно купить!». Столь прицельного залпа по традиционным для России моральным ценностям я не встречал даже в самых циничных рекламах.
Вот Сцилла и Харибда, между которыми приходится искать себе моральную дорогу нынешнему российскому человеку. {Из речи А. Зализняка на церемонии вручения ему литературной премии А. Солженицына (2007)}
Мне хотелось бы высказаться в защиту двух простейших идей, которые прежде считались очевидными и даже просто банальными, а теперь звучат очень немодно:
1) Истина существует, и целью науки является ее поиск.
2) В любом обсуждаемом вопросе профессионал (если он действительно профессионал, а не просто носитель казенных титулов) в нормальном случае более прав, чем дилетант.
Им противостоят положения, ныне гораздо более модные:
1) Истины не существует, существует лишь множество мнений (или, говоря языком постмодернизма, множество текстов).
2) По любому вопросу ничье мнение не весит больше, чем мнение кого-то иного. Девочка-пятиклассница имеет мнение, что Дарвин неправ, и хороший тон состоит в том, чтобы подавать этот факт как серьезный вызов биологической науке.
Это поветрие — уже не чисто российское, оно ощущается и во всём западном мире. Но в России оно заметно усилено ситуацией постсоветского идеологического вакуума.
Источники этих ныне модных положений ясны:
действительно, существуют аспекты мироустройства, где истина скрыта и, быть может, недостижима;
действительно, бывают случаи, когда непрофессионал оказывается прав, а все профессионалы заблуждаются.
Капитальный сдвиг состоит в том, что эти ситуации воспринимаются не как редкие и исключительные, каковы они в действительности, а как всеобщие и обычные.
И огромной силы стимулом к их принятию и уверованию в них служит их психологическая выгодность. Если все мнения равноправны, то я могу сесть и немедленно отправить и мое мнение в Интернет, не затрудняя себя многолетним учением и трудоемким знакомством с тем, что уже знают по данному поводу те, кто посвятил этому долгие годы исследования. {Из речи А. Зализняка на церемонии вручения ему литературной премии А. Солженицына (2007)}