Тысячелетиями Светлые и Темные Иные чтили Великий Договор, на котором держалось хрупкое равновесие между силами Добра и Зла. Но настали смутные времена – и Договор был нарушен! В Санкт-Петербурге, самом магическом городе России, просыпается новая сила, неподвластная ни Свету, ни Тьме. С ее носителями не может совладать ни одна из сторон… И тогда в дело вмешивается Инквизиция!
Пожалуй, виски – лучшее, что могла предложить раса закоренелых индивидуалистов расе раздолбаев от духовности.
Судить живых куда легче, чем судить мертвых. Живым всегда что-нибудь нужно.
...перрон остается. Перроны вообще незыблемы, как Москва. Или как Киев.
Большое видится лишь на расстоянии. И видится оно, как правило, чистеньким и нарядным.
На тракторе по минам! На тракторе за пивом! На тракторе за водкой! На тракторе по рожам! На тракторе по бабам! На тракторе по трупам! На тракторе по шпалам! На тракторе по небу! На тракторе по лесу! На тракторе по лужам! На тракторе по струнам! На тракторе по монстрам! Учитесь в институте!
Арику Турлянскому вообще иногда казалось, что Лайк видит ближайшее будущее очень отчетливо, чуть ли не посекундно. И даже начинал догадываться, что маги уровня Лайка, Артура-Завулона или того же Пресветлого Гесера это будущее сами же во многом и создают. И необъяснимое желание Лайка ехать дневным поездом, и периодические визиты Светлых, и музыкальный ночлег в "Ассоли", и залетный вампир, и даже спутник ведьмы Ларисы Наримановны - это все частички гигантской мозаики будущего, которую Лайк и остальные высшие Иные неторопливо и со вкусом складывают, ревниво следя, чтобы выложенное ими оказалось не тусклее, чем у соседей. А молодняк вроде Ефима и середняки вроде Шведа, Симонова или самого Арика - в сущности, тоже частички мозаики. Ну, в лучшем случае - эдакие подносчики снарядов, то бишь цветных кусочков стекла. Сознавать это было немного грустно, но Арик понимал и то, что осознание - первый шаг на пути от стекляшки в чужих руках к тем, кто сам складывает мозаику. И догадывался о том, что покуда очень плохо представляет себе длину этого пути и то, насколько путь тернист.
Сумрак жил, как жил тысячи лет до этого и как будет жить всегда. Что ему возня обитателей, большая часть из которых лишь бесплотные тени? Да и сам он, по большому счету, лишь тень истинного мира?
"Ах ты, господи!" радостно сказал цыпленок, вылупляясь в этот лучший из миров по Лейбницу. "Тьфу ты, черт!" - сказал этот же цыпленок, залупляясь назад по Шопенгауэру.
Мудрость приходит, когда знаешь, что конец близок.
- Маладэц! - похвалил Лайк, намеренно копируя акцент. - Какой рэч сказал, вах! - И уже без всякого акцента: - И вообще, работать нужно весело, с огоньком и приколами! Жизнь ведь - в сущности, театр, друзья мои, сплошной и бесконечный театр.
- Драмы или комедии? - справился Швед с живейшим интересом, понятно, тоже наигранным.
- Когда как.