Новый роман Елены Котовой – очередное открытие закрытого мира. На этот раз мира российских финансовых магнатов, банкиров, промышленников, рейдеров. Это рассказ об их изощренных финансовых комбинациях, взлетах и падениях банков и корпораций, невыдуманные истории партнерства и предательства, любви и смерти. Герои романа действуют по своим понятиям и живут по собственному кодексу чести. Острый сюжет бизнес-триллера держит читателя в напряжении до самой последней страницы, но, закрыв книгу,...
Снова уставился в зеркало, пытаясь увидеть в нем, что именно прочтет в его глазах Александров. Нет, страха в них видно не было. Угрюмость — да, но не страх. Ну так он же не пацан, как Заяц, чтоб лыбиться. У него солидный бизнес, риски ежедневные. Кто из производственников в этой стране улыбки рассыпает? Никто.
Играл он всегда по-крупному, с тех самых пор как из первой загранки вернулся, и с каждым годом заходил на все более и более крутые виражи, только повышая ставки. Только так и можно. При крупных ставках и попутчиков набрать легче, раз Александров так прет — значит, знает, что делает. А помощь он помнит, людей ценит не только, когда они ему нужны — просто по жизни.
Кто не способен учиться на ошибках других, необучаем в принципе, — снова повторял Платон в самолете жене.
Либо себя исправлять, либо мир. Второе гораздо рациональнее и прибыльнее.
— Нет, Коль, я просто в Италии всегда добрею. Мы жесткие, часто агрессивные, иногда беспощадные, — продолжал Платон. — Все это есть, но больше нам это приписывают. Приписывают люди мелкие, которые всего страшатся, но втихую обворовать и смыться— это пожалуйста. И напоследок нагадить в знак благодарности.
— «Напасть и отобрать, украсть и перепрятать». Максима не нова, Платон.
— Это не максима, а медицинский факт.
Таня с набитым ртом продолжала рассказывать, как ее картины взяли на выставку в коммерческую клинику-спа по соседству, и одна уже продалась за восемь тысяч рублей.
— Это какая?
— Та, где женщина кудрявая, одна щека розовая, а другая синяя, помнишь?
— Не помню, дочур, если честно. Не нравится мне, что ты все абстракцией этой увлекаешься. У тебя пейзажи хорошо получаются. Натуралистично. А бабами разнощекими нельзя увлекаться... потом еще какая-нибудь глупость в голову полезет. Это все нервную систему расшатывает. Поняла меня?
— Не-а, — Таня стала качаться на стуле. — А я так вижу!
И это сейчас в тренде.
— В каком, к черту, тренде? Где ты этих глупостей наслушалась и бездумно повторяешь? Это у вас в школе так говорят?
— Угу. Почему глупостей? Тренд, нормальное слово.
— Нормальное, — буркнул Чернявин, — только бессмысленное.
Он метнул взгляд на жену. Вот до чего ее воспитание доводит.
Одна волком смотрит, другая «я так вижу» отвечает. Очень плохо, если она так видит, значит, с нервами не все в порядке.
Империя Скляра была огромна, а он все прикупал активы. Всеядно, без разбору, чего Александров, положа руку на сердце, до конца не понимал. Ладно еще в нулевых, когда деньги, казалось, не кончатся никогда, когда они возникали только что не из воздуха. Когда можно было собрать в одни руки с пяток заводиков в Подмосковье — где в цехах уже шустро клепали компьютеры по китайским схемам, а по дворам еще сновали бродячие собаки, — нарядно и нехлопотно упаковать их в презентации в виде высокотехнологичного концерна и легко собрать на лондонской бирже под миллиард. Но лафа кончилась, все стали считать деньги. Одному Скляру было хоть бы хны.
Из дали своего небытия Александров видел прошлые драмы, как будто в перевернутый бинокль. Он с трудом вспоминал, что когда-то у него была другая жизнь. Точнее, просто жизнь.
Банк же был не жилец. Может, и выстоял бы, но тогда зачем Александрову заштатный банк? Цепляться за него только потому, что когда-то он создал его собственными руками? Мало ли что мы создаем своими руками. Всегда надо быть готовым расстаться с тем, что создал. По воз-можности— себе не в убыток.
Катюня истерила, что нельзя было привозить ребенка из Англии. Александров признавал, что эти малолетние крысеныши— убогая компания, но иной среды в этой стране у сына быть не может. Те крысеныши, что перерастут подростковый идиотизм, станут людьми, остальные выпадут в осадок.