Книги Сергей Коколов
Детки, детки, детки — конфетки… Мою «конфетку» зовут Катя и ей семь лет. Ребенок как ребенок, немного более впечатлительный и ранимый, чем другие детки…
Дело было вечером, делать было нечего, и у меня родилась идея написать детское стихотворение.
Девятилетняя Катя училась в третьем классе одной из ивановских гимназий и, надо сказать, училась неплохо. Вот только чтение подкачало. Катя читала по слогам и норматив по скорости чтения (семьдесят слов в минуту) ей выполнить никак не удавалось.
Папа купил себе рубашку. Он пришел домой очень довольный и сказал: «Катя, я себе рубашку купил!» Он пришел такой довольный, потому что, обычно, ему рубашки покупает мама. А тут, он сам купил!
…Где опять не спят, может пьют вино, может так сидят, или просто — рук не разнимут двое…
«Неспящее» окно было на втором этаже. В нем виднелся силуэт сидящей женщины. Торопиться мне было некуда. Я сел на лавку и стал безотрывно смотреть на женский силуэт в окне. «На кой мне это надо?», — подумал я. Ведь ветер — кусается, а луна… ну и т. д. И не нашел ответа…
Время текло. А я шла. Время вязкое, словно болото. Только болото не течет. А время текло.
«Я увязла по щиколотки во времени. Давно. Едва родившись. Или гораздо раньше? Еще не родившись. В момент, когда я — была клеткой. Хотя у клетки нет щиколоток…
Не важно — уже тогда время несло меня, уже тогда я увязла во времени…»
Скажу сразу, что «Теория любви» от «Теории ненависти» отличаются лишь одним предложением…
По моей задумке, именно это предложение и превращает «Теорию любви» в «Теорию ненависти».
Читая рассказ, представьте, что люди для Мясоедов — все равно, что тараканы для людей… Вы когда нибудь испытывали жалость к тараканам?
Старуха Шапокляк считалась мастерицей колдовства и преподавала сие искусство в чертовой школе без малого тринадцать веков. Век назад ее прочили на должность завуча. А это прибавка зарплаты и чертово уважение, черт подери.
Задумка была следующей — сделать фразы скупыми, как мазки краски, написать несколько картин-впечатлений, впечатлений где-то даже подсознательных — так картина смерти — именно такое впечатление автора (или сон, если хотите). Хотя автор в картине первой (Духота) упростил себе жизнь и описал (с некоторыми новациями) известную картину Моне.
Есть некое наслаждение в слезах…
Или это слова моей мамы? Или… я и есть моя мама только в восемнадцать лет?
Нет, я совсем не против того, чтобы дочь была похожа на мать, но не до такой же степени!
Ночью Саше снился настоящий и в то же время плюшевый мишка, почти совсем как настоящий, пушистый и огромный. А перед сном он и Марина договорились, что ни за что не станут играть мишкой, потому что они уже большие. Ведь большие не играют, тем более в мишек. Правда?
Вообще-то я не особенно красивая: скорее самая обыкновенная… Если уж совсем честно, я совсем не красивая. А знаете, какого знать девушке, что она не слишком-то привлекательна? Кошмар! Вот например, понравится мне молодой человек и, что? Думаете я могу на что-то рассчитывать? Нетушки!
Небывалая эпидемия неизвестного штамма чрезвычайно опасной и заразной формы чахотки словно раковая опухоль поражает Россию.
Авторский сборник ранних рассказов Сергея Коколова. Содержание:
1. Твоя душа-моя душа
2. Время текло…
3. Дар
Маленькие буквы в названии эссе об Илье Тюрине. Троеточие впереди — символ самовольно убранного «Но», или символ чего-то большего? Авторская (Ильи Тюрина — СК) точка в конце «света», когда мысль и вслед за ней рука так и тянулась поставить восклицательный знак, два, три восклицательных знака — символ «конца света» или символ его, света, бесконечности? В чем истина Ильи Тюрина? Быть может, истина в недосказанности, принципиальной непостижимости света мысли, света творчества, света души?...
Все мужики, как известно, сволочи. Эта аксиома не требует доказательств и звучит в устах прекрасной половины человечества как приговор «казнить, нельзя помиловать». Однако и «сволочи» бывают разные. Ниже приведена их неполная классификация.
Четыре зеркальные стены, прозрачные с той стороны: клетка, в которой я умираю.
Когда я догадался, что они наблюдают за мной, как за подопытной крысой: за тем как я ем, сплю, справляю естественные нужды, мне стало не по себе.
Их было человек двадцать: разновозрастных, молодых и не очень, одетых, в общем-то, обычно для российской бедноты. Все они жаждали богатства, все они верили в счастливое проведение судьбы, все они полагали, что сумеют поймать птицу счастья за ультрамариновый хвост.
Блажен, кто верует!