– Работа портит людям настроение и характер. Никто на самом деле работать не хочет. Работы в принципе лучше избегать.
– Ты не работаешь, и настроение у тебя дурное.
Сыновья всегда будут дамокловым мечом. Отцы обречены.
– Это все шутка. Ты ненастоящий. Тебя не существует. – Если ты так уверен, что ж ты со мной разговариваешь?
Распространи эту мудрость по свету: хотите бросить пить? Переезжайте в дом с привидениями.
Объяснения – это скучно.
Ну и где ты, - заскулил я. - Боже мой, Джей, что ты за мудашка-потеряшка.
Куда бы я ни глянул - везде общепринятый прежде промискуитет был за сургучом устоявшегося брака, и от этого я почувствовал себя старым.
Докладная записка № 27: «Санта-Фе: писатель якобы принуждал доберман-пинчера сделать кунилингус находящейся без сознания фанатке, а когда указанное животное не проявило к указанной девушке никакого интереса, ударил животное по голове и был жестоко покусан».
Я написал его во время восьминедельного амфетаминового марафона на полу своей спальни в Лос-Анджелесе.
Брет Истон Эллис о романе "Ниже нуля"
Торчки - довольно-таки жалкое зрелище, но богатые торчки еще хуже. Хуже баб.
- Но я хочу узнать тебя, - говорю я. - Хочу узнать, кто ты есть.
Он морщится, поворачивается ко мне и произносит, вначале повышая голос, а затем смягчая его:
- Никто никогда никого не узнаёт. Нам просто приходится мириться друг с другом. Ты никогда меня не узнаешь.
Даме, к которой я хожу на психологические консультации, я говорю, что чувствую приближение апокалипсиса. Она спрашивает меня, как мои успехи в игре на флейте.
И хотя все вокруг говорят на том же языке, что и я, - все мудачье какое-то.
Стив больше не слушает. Его не интересует так называемый разговор за столом. Он говорит с бразильцем. Спрашивает, может ли тот достать ему экстази к вечеру. На что бразилец говорит:
- Эта дрянь сушит спинномозговую жидкость, чувак.
- А не тот ли нынче век, когда всем плевать?
дети, которые умирают в колыбели, – самые умные, потому что интуитивно чувствуют, какая жизнь ужасная штука, и делают свой выбор
"Нам не о чем разговаривать - предупреждаю я его, и, что самое удивительное, - действительно не о чем."
По дороге я стащил у нее «Сто лет одиночества», выключил музыку и был таков, довольный и, пожалуй, в легкой растерянности. Я учился на последнем курсе. Она была приличной девушкой. Короче, потом она сказала всем, что у меня не встал.
"Когда жизнь дает трещину, крутые отправляются бухать"
- Я хочу узнать тебя, - ноет Шон.
- Что?
- Узнать тебя. Я хочу узнать тебя, - молит он.
- Что это значит? Узнать меня? - спрашиваю я. - Узнать меня? Никто никогда никого не узнаёт. Никогда. Ты никогда меня не узнаешь.
Стив больше не слушает. Его не интересует так называемый разговор за столом. Он говорит с бразильцем. Спрашивает, может ли тот достать ему экстази к вечеру. На что бразилец говорит:
- Эта дрянь сушит спинномозговую жидкость, чувак.
- А не тот ли нынче век, когда всем плевать?
дети, которые умирают в колыбели, – самые умные, потому что интуитивно чувствуют, какая жизнь ужасная штука, и делают свой выбор
"Нам не о чем разговаривать - предупреждаю я его, и, что самое удивительное, - действительно не о чем."
По дороге я стащил у нее «Сто лет одиночества», выключил музыку и был таков, довольный и, пожалуй, в легкой растерянности. Я учился на последнем курсе. Она была приличной девушкой. Короче, потом она сказала всем, что у меня не встал.
"Когда жизнь дает трещину, крутые отправляются бухать"
- Я хочу узнать тебя, - ноет Шон.
- Что?
- Узнать тебя. Я хочу узнать тебя, - молит он.
- Что это значит? Узнать меня? - спрашиваю я. - Узнать меня? Никто никогда никого не узнаёт. Никогда. Ты никогда меня не узнаешь.