Вспомнился анекдот про человека, которого спросили, в какой город Америки он бы эмигрировал, а тот ответил, что в Санта-Барбару, потому что всех там знает.
Мужчина, которого можно вытащить из лап любовницы сетчатыми чулками, не стоит даже тех денег, что за чулки заплачены.
Только живой человек чувствует боль. И счастье тоже. Нельзя получить что-то одно, это комплект.
глупо работать с людьми, чье мнение о тебе складывается по таким вещам, как цвет волос твоей любимой женщины. Мужчина должен сам решать, что для него важнее в собственной жизни. Сам расставлять приоритеты, выбирать, кого подпускать ближе, а с кем даже рядом не стоять.
Наверное, для всех есть какой-то момент, когда отпускает прошлое и можно строить жизнь дальше.
— Люди могут меняться, если хотят.
— Люди никогда не меняются, только раскрываются лучше.
Ужасно тяжело признавать, что ошиблась в человеке. Гораздо проще свалить на внешние обстоятельства.
... я вспомнила эту — черную! — шутку про то, что семья — это люди, которые собираются для того, чтобы пересчитаться и вкусно поесть по поводу изменения их количества.
Второй носок куда-то пропал. Вечно эти предатели теряются в самый неподходящий момент. Ну, блин, не уходить же без носка? Мало ли кто у него тут убирается. Все женщины как женщины, небось, кружевные трусики оставляют, а я — желтый носок.
... иногда я задумывалась — зачем нужно столько денег, если тратишь ты их на то, чтобы как можно комфортнее не отвлекаться от работы?
Красивых одноразовых мужиков много, а хорошей работы мало.
— ...И вот этот ужас — сто лимонов… У богатых свои причуды.
— А ты бы что на них купила?
— Дом в Лондоне, — я даже на секунду не задумалась.
— Далеко на работу ездить, — он посмотрел на меня с серьезным видом. — Пробки под Ла-Маншем. А тут пять минут, если лифта не очень долго ждешь.
Самый паршивый день закончился. Начинаем отсчет ошибок заново.
Быть для кого-то самым ярким в жизнь — тоже приятно. Но иногда хочется, чтобы кто-то побыл волшебником и для тебя… ну или хотя бы подхватил шутку и поучаствовал в хороводе.
... если у вас в детстве не было велосипеда, зато сейчас есть "Порше", у вас все равно в детстве НЕ БЫЛО велосипеда.
Пока мы преодолеваем жизнь и учимся новому, мы не стареем.
Только люди могут любить тех, кто умер. Вечно.
Ужин был таким уютным и домашним, как давно уже не случалось. Обычно мы обедали вразнобой: я все время сидела на диетах, мужу постоянно надо было в игру, так что последние года три вместе мы ели только по большим праздникам в ресторане. Да и то пялились каждый в свой телефон, отрываясь только для того, чтобы сказать тост.
— Поцелуй в благодарность? — без всякой надежды, что соглашусь.
Я покачала головой, вертя кольцо на пальце.
— Что ж ты такая упрямая.
Тени укутали меня, словно теплый плед, спасая от промозглого ветра.
— Зачем мне это?
— Знаешь, почему вас называют смертными?
— О, да… — я тихо рассмеялась. — Это я знаю слишком хорошо.
— Тогда почему спрашиваешь?
— Зачем мне ваша вечность?
— Чтобы любить.
Тонкие пальцы взяли кольцо из моей ладони и осторожно надели обратно.
Я не сопротивлялась.
— Это несправедливо. В сказках фейри давали смертным шанс обыграть их.
— Ты до сих пор веришь в сказки?
Но мне не нравилось, что у меня не было выбора.
— Просто поцелуй меня! — в голосе проскользнули нотки нетерпения.
— Зачем это тебе?
— Каждому фейри нужна смертная жена, чтобы обрести власть над сердцами и душами. Нашей магии нужна любовь.
— При чем тут любовь! Что будет, если я тебя не поцелую?
— Я буду звать тебя. Ждать тебя. Искать. Соблазнять… — он обнял меня за плечи, развернул к себе спиной и текучий голос пролился медом. — Пугать…
Сладкая дрожь столкнулась с дрожью ужаса, я замерла, чувствуя, как обжигающее дыхание касается моей шеи.
— Почему я?
— Потому что ты была одинокой. Отчаявшейся. Влюбленной. Таких в древние времена и уводили в холмы — танцевать вечно, танцевать столетия, танцевать годы. Или минуты — как повезет.
— Но я больше не одинока!
— О… — серебристый смех прокатился щекочущей волной по позвоночнику. — Как ты ошибаешься.
Удачный получился брак. Две кошки, нормальная зарплата и работа на дому. Его мама умерла, так что никакой злобной свекрови. Дети — лишнее.
— Господи, ничего без меня не можешь! — прошипел дорогой муж.
— Это была моя фраза!
— Разве ты никогда не мечтала о любви?
— Все мечтали.
— О том, что рядом будет кто-то, кто всегда поймет тебя.
— Да.
— Примет после любой ошибки.
— Невозможно.
— Никогда не оставит.
— Так не бывает.
— Бывает.
Иногда так хочется умереть. Деться куда-то из этой реальности, в которой все плохо, плохо, плохо, невыносимо! Не сколько перестать существовать, сколько перестать испытывать боль. Пусть оно прекратит болеть! А если нельзя, то пусть прекращусь я.
Он шел и улыбался нам, и щурился на солнце…
…и держал за руку девушку. Она едва доставала ему до плеча, была смуглой и черноглазой, одетой в джинсовый комбинезон и смешные полосатые носки.
И смотрела на Ника… как я. Не скрываясь, с гордостью и любовью. Ей было даже не очень интересно, куда он ее ведет — в лице читалось только обожание, восторг и счастье, что она вот тут, с ним.
А потом он наклонился и что-то шепнул ей на ухо и поцеловал. Легко и привычно, словно делал это уже тысячу раз. Наверное, уже и делал.
Мне показалось, что мир заволокло тьмой.
Я даже оглянулась на небо — неужели будет гроза?