Война меняет; это правило неизменно, и она, к сожалению, проверила на себе.
— Они за наш счёт набивают карманы и катают любовниц на курортные планеты, а нам сдыхать?!
— Да, — просто ответила Ли. — И такие тоже попадаются.
— Но в нормальных армиях их отправляют под трибунал…
— Возможно. Но ты много видел нормальных армий? Кому-то богатеть, а кому-то и умирать. Такая она, правда войны.
Как ни крути, а эта самая война — не только традиционное человеческое развлечение с попранием всех возможных моральных норм, массовыми убийствами, сражением за доминирование и использованием всей мыслимой и немыслимой техники (и создание оной в процессе). Как-то так повелось, что для людей определённого морального склада и социального статуса вооружённый конфликт был и остаётся отличным подспорьем для заработка.
Ли предлагала потратить их запасы. На виртальную планету. Это представлялось Танатосу немного… нерациональным. Не то чтобы ему было дело до того, как Ли использует их выигрыши, но их планета…
— И что там будет? — спросил он с некоторым сомнением.
Она повернулась и посмотрела на него очень серьёзно:
— Мы можем придумать, что там будет. Решить сами. Но здесь, сейчас, я знаю только, чего там не будет.
— Чего?
— Войны.
Почему в этой вселенной то и дело происходят события, вероятность которых не превышает одну десятитысячную процента? Потому что они просто происходят. В рулетке вероятностей невозможно выиграть и проиграть, она просто выдаёт рандомные значения. Но иногда Танатосу, по определению лишённому малейшего мистицизма, всё же казалось, что есть нечто большее за этими случайностями. Нечто, что люди стандартной модели называют словом “судьба”.
Наверное, нужно это признать: люди по натуре своей эгоистичны. Они живут в рамках собственного эмпирического опыта, даже те из них, которые считают себя самыми свободными. Людям тяжело по-настоящему сочувствовать тому, что они не пережили, тому, что они не способны осознать.
Он казался таким… нормальным. Хотя, по свидетельству многих очевидцев, безумные маньяки и отбитые военные преступники тоже кажутся нормальными, пока им в руки не попадает оружие, беспомощная жертва или абсолютная власть.
Мысль — единственная и лучшая свобода раба; жаль. Жаль, что это больно, потому малое количество рабов разрешает себе мыслить.
Она никогда на самом деле не умела быть публичной персоной. Но судьба порой не спрашивает, верно?
И вот... да здравствует леди Авалон. Дешёвое лицедейство? О да, ещё какое, если честно. Но, если присмотреться к этому всему внимательно, то вся политика — это дешёвое лицедейство.
- Прости, конечно, - сказал Рик. - Но твой отец вызывает во мне страстную и неконтролируемую жажду крови.
- У, - Осариди мрачно закатил глаза. - Просто поверь мне, он на всех так влияет. Другие страстные желания из тех цивилизованных существ, кого я знаю, он вызывает только у мамы. Но она, при всей моей любви к ней, обладает несколько специфичным вкусом.
Правда, Ко понятия не имела, как с такой вот парой, знатной и высокородной, себя вести. Усложняло всё то, что у Рика, как бы так сказать, был слегка сложный характер. А у Ко была совместимость с одним его врагом и роман в прошлом - с другим.
Воистину, тяжело быть юной драконицей!
- Когда любишь дракона, умей полюбить тёмные пещеры, разве не так говорят? Все мы делим с близкими и светлые, и тёмные стороны. Они любят тебя, они рядом, и потому это не может их не коснуться...
Да, вот тут человечке нельзя было не отдать должное - в своих решениях была она внезапна, как осьминог в унитазе.
- Правда в том, что я не хочу умирать, честно. Но лучше это, лучше так, чем быть куклой для того, кто убил мою семью. Я не смирюсь, Лиибу! Какими бы ни были инстинкты, оправдания, будь ты прекраснейшим мужчиной на земле, самым истинным из истинных, запри меня хоть на тысячу лет. Я не смирюсь, потому что такое не прощают за красивые глаза, истинность или слова о любви! Этого недостаточно, слышишь! И, если ты все же решишь меня запереть, я сделаю всё, слышишь, всё, чтобы уйти за грань и забрать тебя с собой. Клянусь памятью моей матери, я никогда не смирюсь!
- Полная свобода в рамках поместья, - скривилась Малаки. - Звучит примерно так, как полная свобода в пределах тюремной камеры.
- Я признал тебя - ещё там, на ферме. Мы пара, и этого уже ничто не изменит. Таковы законы нашего мира.
- Это - жестокие законы, - сказала хорьи. - Лишающие выбора.
- Бывают оригиналы, считающие их романтичными.
- Мне нравится, как ты держишься. Мне нравится твоя смелость и ум. Я мог бы полюбить тебя.
Малаки стало смешно.
- Да насилуй уже, - усмехнулась она. - Хватит трепаться, мы оба понимаем, к чему дело идёт, оба знаем, что я толком не смогу сопротивляться. На твоей стороне сила, и мои собственные инстинкты, и даже проклятая истинность. К чему болтать? Просто не надо... называть эту грязь любовью, ладно?
При всём её уважении к русалу, на детского врача чернохвостый менталист был похож примерно так же, как дракон на чайный сервиз.
У Оса дико болела голова.
Считается, что с драконами такая оказия может случиться только после серьёзной травмы - регенерация мол, высокий болевой порог и все тому подобное. Ну-ну... Порой ему хотелось, чтобы эти великие теоретики от лекарского дела поработали на его должности месяц-другой, а потом он с ними поговорил бы, поспрашивал, бывают ли у драконов мигрени.
Ирейн сидела на роскошном кресле и активно чувствовала себя дурой - её типичное агрегатное состояние последние пару недель.
- И не надо смотреть на меня, как на садиста - я, может, и он, но не по отношению к вам.
У Иса сделалось очень сложное лицо. Наверное, примерно такое должно быть у отца консервативного семейства, сын которого привёл на смотрины вместо невесты переодетого в розовое платьице бородатого мужика и торжественно провозгласил: "Познакомься, папа, это Берт и он будет жить с нами!".
Что делать, если гигантская уродливая статуя сожрала твою начальницу? Точного ответа на этот дурацкий вопрос Бран не знал, ибо не родился ещё укурок, прописавший бы такое в должностных инструкциях.
В должностной инструкции дворфа появился пункт: "Запрещено препарировать сотрудников старшего звена в научных целях. Даже с их согласия."
Факт оставался фактом: когда его Катюша, сверкая пламенным взором, подсовывала папе очередную "гениальную" книгу о попавшей в иной мир прекрасной юной деве, родителю, выкроившему заслуженные три часа вечернего отдыха, только и оставалось, что с тоской покоситься на полочки с Довлатовым, Драйзером и Хейли, над которыми он отдыхал душой. Несовпадение парадигм и конфликт поколений в действии, как есть.