- Поцелуй меня, - произносит она, не моргая глядя мне в глаза. И гораздо тише добавляет. – Пожалуйста.
Обхватываю её лицо ладонями и склоняюсь, мягко касаясь её губ своими. Веду по ним линию, балансируя на грани дозволенного.
- Нам нельзя, - напоминаю, скорее, самому себе.
- Мы никому не скажем, - тянется она ко мне. Запускает пальцы в волосы, сжимает в кулаки и настойчиво впивается в губы, прильнув ко мне податливым дрожащим телом.
- Ты так и не выросла с того лета, - произнес он, оглядев меня с ног до головы.
- Зато тебя, я смотрю, с того лета конями растягивали.
Парень рассмеялся, запрокинув голову. Рассмеялись и еще несколько, рядом стоящих с ним, парней. Видимо, прихвостни вожака.
- Шишкина, - покачал Стас головой. – Ты слышала, что в каждой девушке должна быть изюминка?
- И? Во мне слишком много изюма? Не разжуешь? – предположила я.
- Нет, - ответил он насмешливо. – Просто в твоем случае изюм находится там, где должен быть мозг.
...часть себя он, все же, похоронил, вложив в ту горсть земли своё сердце и душу, которые принадлежали только его жене.
Его чувства уходили всё глубже, погибая каждую секунду.
Хотя, нет...
Чувства не покидали его. Нет. Они рвали изнутри в клочья. Царапали и ломали ребра. Душили непролитыми слезами.
Оставаясь каменным изваянием внешне, он снова и снова умирал внутри.
— Пора бы нашему поварёшке подыскать кастрюльку, — ёрничал Дэн, не боясь, что я могу двинуть по его бестолковой башке. Ведь
между нами стоял Арчи, а это... да нахрена мне это надо?! — Что скажешь, Артишочек?
— Вряд ли кто-то еще сможет позаботиться о «поварешке» Жорика лучше, чем ты, Дэн, — с ленцой протянул Арчи, выпуская струйку
дыма в пространство над танцевальной зоной клуба.
- Вы одна? – как-то уж слишком хмуро спросил спаситель, окинув меня ни то усталым, ни то злым взглядом. – В такой час?
- Подруги уехали. Жду своё такси, - ответила я скучающе и снова посмотрела в сторону, откуда оно и должно было приехать.
- Как рука?
- Рука? – подняла я перебинтованную конечность и поиграла пальцами. – Надеюсь, к утру не отвалится.
- Надеюсь, - отозвался мужчина эхом.
- Можете проследить за этим, если хотите. До утра...
- Почему ты их прячешь? – раздался спокойный голос над водной рябью.
Резко вскинула взгляд к его лицу и увязла в сосредоточенном на мне взгляде голубых озёр. Сегодня, отчего-то, они казались особенно яркими.
- Кого «их»? – нахмурилась, не понимая, когда успела потерять нить разговора.
- Глаза, - ответил он всё так же спокойно, продолжая смотреть на меня без капли иронии.
- Они, вроде, на месте. Один из них – точно, раз я тебя всё ещё вижу.
- Из-за линз, наверное, не так хорошо?
- Достаточно. Они мне не мешают, - снова вернула внимание к его рукам, понимая, что слишком долго мы смотрим друг другу в глаза.
- Без них гораздо лучше.
- Не мне...
А, чёрт! Усмехнулся, снимая с уха гребаный зажим для сосков, с которым мы так и не смогли справиться этой ночью.
Когда в очередной раз я попытался надеть его на Вику, она сказала «больно, блять!», ударила меня по рукам и прицепила эту штуку
мне на ухо. А затем и на второе.
А после у неё был секс с трансвеститом в моём лице, потому что, таки, да, я был хорошим мальчиком и в дополнение к серьгам, которые не серьги, мне разрешили надеть один чулок, в котором я, кстати, до сих пор.
Видели бы меня родители, отправили бы уже в какую-нибудь дурку.
- И где они?
- Кто они?
- Трусы, блин! - зашипела я и тут же оглянулась на дверь, боясь, что Саша услышит. Хотя он сейчас, скорее всего, в наушниках при-
вычно грает в войнушку перед сном.
- В букете. Я в них ключи от тачки завернул.
- В букете? - мои брови поползли вверх. - В твой коварный план входил пункт того, что я понюхаю букет вместе с твоими трусами?
- Дыа, - довольный собой ухмыльнулся нахал.
- Дебил, - шлепнула его ладонью по лбу и метнулась к букету разноцветных цветов, из которого выцарапала синие трусы.
- Под цвет твоих глаз, кстати, подбирал.
— Что, тот секси-дед опять за трамваем твоим сталкерил?
— Он не дед, — в сотый раз поправила ее и в миллионный раз пожалела о том, что ей об этом рассказала. — Он, просто, старше меня.
— Ага, и возможно, твоей мамы, — не удержалась подруга. — Я же говорю — дед. Секси-дед, так уж и быть.
- Отцепи меня! - командую коротко, и Руслан тут же хватает с тумбочки маленький ключик и освобождает меня из оков. Растираю запястья, открываю верхний ящик тумбочки и достаю из него коробку салфеток. - Держи.
- Зачем? - непонимающе моргает Руслан.
- Мне Вика говорила, что парни после оргазма плачут. Не стесняйся, - на полном серьёзе достаю салфетку и почти пихаю в его нос. -
Плачь! Ты кончил - с конца капает, значит из глаз сейчас тоже потечет.
- Симка, - смеется Руслан и падает на спину, прикрыв глаза ладонью. - С тобой я могу плакать только от смеха.
— Либо целуй, либо садись в машину, — предоставил он мне выбор... без особого выбора.
— Открывай машину и закрывай рот, — сказала я обреченно, так как такси все еще не было на горизонте.
— Умница, — самодовольно улыбнулся он и повел меня к машине, где открыл пассажирскую дверь и помог сесть.
— А потом все равно пососёмся, — изрёк нахал, когда устроился за руль и завел двигатель.
— Всё, пока, — сказала я торопливо, намереваясь покинуть машину.
— Да, шучу я, — засмеялся мой спаситель и вернул меня на сиденье, предусмотрительно пристегивая ремнем безопасности. Его губы
находились в считанных сантиметрах от моих, пока он нарочито долго тянулся за ремнем. — Точно не пососёмся? — спросил он, опаляя
теплом своего дыхания.
— Я тебе сейчас нос откушу, — процедила сквозь зубы, глядя ему прямо в глаза, что в полумраке салона автомобиля казались абсолют-
но черными.
— Маленькая злюка — вместо того, чтобы хоть немного испугаться, этот наглец забавлялся.
- Это что выходит? - примерился Николаевич к рулю и поелозил в кресле. - Первый парень на селе к нам приехал на горшке?
Оборжаться, блин. Этот «горшок» даже б/у будет стоить больше, чем вся их деревня.
Спи как дома, но не забывай, что не дома-не вздумай пердеть.
Конфетти, шарики, салюты. Поздравления… Весь день молодые купались во внимании, с волнением ожидая момента первой брачной ночи для пересчета подаренных денег.
– Ну, с Новым годом?
– С новым… счастьем? – робко спросила Соня, поднеся край своего бокала к моему.
– Думаешь?
– Ну, когда-то же должна сработать эта штука, в которой черная полоса в жизни – взлетная?
– Должна, – согласно кивнул. – Только для этого нужно пересесть на самолет, а не так как мы по этой полосе – на ишаках, ослах и улитках.
– Тоже не любишь эту шипучку [шампанское]? – заметила Соня.
– Странное пойло: я его в рот, а оно в нос лезет...
Молчаливо, почти даже с любовью подумал о том, что тёщенька моя переживет, пожалуй, всех собравшихся в этой комнате. Для человека, для которого отдыхом считается вскопать огород, других прогнозов я бы не делал.
Всё-таки, быть ребенком – значит, видеть мир шире, акцентируя внимание на очень многом; и иметь способность переключаться с одного события, которое уже потеряло свою актуальность, на другое.
Новый год и новый календарь, в котором пора начать обводить прожитые дни новым фломастером цвета неизвестности. Можно подумать, что если ты перешагнешь тонкую границу между старым и новым годом, полирнув её шампанским, то там, за рубежом, тебя будет ждать новая жизнь только потому, что год-то новый и – о, чудо! – ты сам стал новее и глаза твои раскрылись вместе с хлопком пробки бутылки.
... «девочка-шампанское» – как любила она сама себя называть. «Яркая, веселящая, но и по башке могу дать»…
Мы учим других, как им нужно жить, давая советы, о которых нас не просили, и которым мы сами не следуем. Эдакие мудрецы, учащие слепого различать цвета. Слепому можно рассказать о цветах, которые его окружают. Сказать, на что каждый из них похож по ощущениям: красный – горячий, синий – холодный… Вроде всё просто и понятно, но на деле оказывается, что у синего и красного имеются сотни оттенков, которые нужно прочувствовать лично, чтобы понять, что красный может быть не только горячим, но ещё и приятно обжигающим, а холодный может дарить освежающую прохладу. Вся жизнь состоит их этих нюансов-оттенков, которые видит и может прочувствовать в полной мере лишь тот, кто испытал их влияние на себе... Со стороны виднее? Нет. Со стороны не видно оттенков.
В темноте комфортнее всего обнажать не только тело, но и уродливую душу, покрытую шрамами.
Дружба – это иллюзия, созданная людьми от одиночества. Не зря же детки порой создают себе выдуманного друга. С ним не так страшно и одиноко, чем без него. Просто ваш выдуманный друг, вернее тот, человек, которому вы придумали титул «друг», просуществовал с вами чуть дольше, чем у остальных. Только и всего… Я верю в любовь и ненависть, а дружба – это что-то среднее, промежуточное, подвешенное и совершенно нестабильное.
Если у каждого человека есть свой ангел-хранитель, то почему он позволяет, чтобы в жизни случалось нечто такое? Какой в них, вообще, толк, если ребенок – чистейшее, безгрешное создание – становится в один момент сиротой? Какова их высшая цель, если человек в столь юном возрасте познаёт горе?
Мыльно-рыльный, в понимании Марка Антоновича, – это магазин косметики. Потому что в нём есть мыло, которым, совершенно точно, можно помыть рыло.
Логика проста и весьма очевидна.
Ходульный – обувной.
Обдиралочный – ювелирный.
Диарейная полянка – фуд-корт.
Срамной, бесстыжий, в наше время такого не было – секс-шоп.