Мм-м, я практически польщен – ты хочешь меня вопреки всем технологиям Гаэры. Схожу вручу себе медальку.
Мужчины влюбляются через ответственность, женщины – через постель, – сообщила Эринс.
Как бы она ни была красива, у нее есть один неоспоримый недостаток – она не ты.
Повернувшись, посмотрела на орлиный профиль мужчины с неизвестным мне именем и тихо сказала:– Спасибо.– Не за что. – Он резко повернул голову пугающим до сих пор слишком стремительным движением, улыбнулся мне и добавил: – Не справишься с миссией – возьму тебя в наложницы. И во всех позах оторвусь за все эти трое адовых суток.После чего вернулся к ужину, оставив меня в догадках на счет того – это сейчас серьезно было или очередная шутка в энирейском стиле?
– Перчатки упаковала?Я отдала ей половину своих.– Да, босс, – хмыкнула она, продолжая качать мышцы живота.И вдруг села, посмотрела на меня, вышедшую из душа и на ходу вытирающую волосы, и сказала:– Картнер, а давай мы из тебя женщину сделаем.– Спасибо, мне и так хорошо, – заверила я.
Жизнь у нас всего одна, и не все из нас доживают до старости.
– Слушай, – глядя на меня, спокойно сказала разведчица, – в конце концов, надо же ему отомстить за все его смачные приемы вкусной пищи на наших голодных от спецпайка глазах.– Мне-то за что? – попытался возмутиться первый пилот.– Прирежу булкой, – не глядя на него, мрачно предупредила Эринс.У парня не было шансов отказаться – ему их просто никто не дал.
Насмешливо глядя на меня, издевательски произнес: – Милая, ты себя недооцениваешь. И, развернувшись, ушел в сумрак, бросив через плечо: – Кстати, со своими сотрудницами я сплю. В интимном плане. В принципе, это очевидно, но, учитывая твою наивность, решил пояснить.
Не меняя тона, вдруг спросил: – Что будет, если я тебя сейчас поцелую? Недоуменно глянув на него, ответила: – У меня есть нож, вилка, бутылка и теоретически выданный тобой кинжал. – Значит, нет, – сделал вывод он. – Тогда пошли спать, завтра будет совершенно безумный день.
Тень вернулся на кровать, вновь обнял меня, прижав лицом к своей обнаженной груди, и я так поняла, что в этом положении мы и спали весь остаток ночи. – Это несколько неприлично, – все же нашла я в себе силы заметить очевидное. – Даже не начинай, поверь, я в этой ситуации в гораздо большей степени жертва, чем ты, – все с той же издевкой произнес он.
Надеюсь, хоть тут камер нет. – В ванной двенадцать, – раздался голос откуда-то из-под потолка, – я, в принципе, не люблю ограничивать себя в любовании прекрасным. Застыв как была, в смысле, прижимая к себе только что снятое полотенце, потрясенно переспросила: – Ты что, за мной подглядываешь? – Естественно, – нагло ответил Тень. – Я тебе даже больше скажу – мы еще и спим в одной постели. Лея, спускайся уже, твой кофе остывает.
Вообще, постаралась, чтобы это выглядело шуткой, но Арнар воспринял услышанное как-то по-своему. Мгновенно в бешенстве прищуренные глаза, напрягшееся тело, ожесточенное выражение лица, и сказанное почти ласково: – Как говоришь, его имя? Скептически посмотрев на него, я спросила: – А как звучат имена тех, кто сделал сильным тебя? Сахир странно улыбнулся и произнес очень пугающее: – Уже не звучат.
Плохой мир всегда лучше хорошей войны.
То чувство, когда вдруг понимаешь, насколько ты не женщина.
Ситуация рвала все мои шаблоны на куски и тряпки.
– И белье могла бы снять хотя бы из благодарности. – Вообще-то это неприлично. – Быть неблагодарной?
Все, что я в итоге уяснила для себя: любовь в женском варианте – это цветы, небо голубое, построение глазок, поцелуи и обнимашки, в мужском – грубее, проще, примитивнее и упирается в «куда».
И каков уровень «безопасности»? – прямо спросил шеф. – Уровень «хрен вытащишь», – мрачно охарактеризовала ситуацию.
А я, знаешь ли, как раз шел тебя тут жестоко психически и физически насиловать, – заявил он, сурово глядя мне в глаза, но при этом почему-то с трудом сдерживая улыбку.
Не любишь яйца? – Только не ваши! – выдохнула я, имея в виду весь набор ядовитых яиц Рейтана. – Это вот сейчас очень двусмысленно прозвучало.
Он начал с того, что описал мне перспективы жестокого многочасового изнасилования, чтобы мне стало меня жалко, закончил тем, как сильно ты будешь терзаться после моего жестокого многочасового изнасилования, чтобы мне стало жалко уже тебя. Арнар, задумчиво кивнув, подвел итог: – Судя по тому, что ты не кинулась к своему героическому «спасителю», ты у меня вконец безжалостная.
Да, знаете, уже не уверена, что все закончилось только попыткой… Видите ли, беременность бы еще как-то приступ рвоты объяснила, а так приходится признать, что тошнит меня конкретно от вас!
Я думаю о том, – не отрывая взгляда от меня, хриплым, заставляющим вздрогнуть повторно голосом произнес Саттард, – что достаточно всего одного движения, и ты будешь скована между мной и гранитной столешницей. И боюсь, в этом тандеме гранит окажется мягче, чем я… А после, все так же глядя в твои глаза, я медленно прикоснусь ко внутренней стороне твоих бедер, так же медленно продвину руку вперед и буду ласкать тебя до тех пор, пока страх в твоих глазах не сменится блаженством. И я даже не знаю, кто из нас двоих получит больше удовольствия от твоего оргазма…
Эмпатия, умение сопереживать, сочувствовать. Знаешь, в каких случаях эмпатия исчезает? Он не стал переспрашивать, просто молча и внимательно смотрел на меня. – В случаях геноцида, – прямо сказала я. – Это когда один народ уничтожает другой народ, не считая уничтожаемых за людей.
Но если у него просыпается ответственность по отношению к конкретной… условно скажем, самке – все, щелк, зажужжало, включаются инстинкты, и он будет любить и защищать именно эту женщину и именно ее детей.