Цитаты из книг
Власть хоть вольна нас и казнить, и миловать, общее течение жизни ей мало подотчётно. Оттого все платоновско-коммунистичсекие учения – утопии, которые никогда не будут осуществлены.
Последняя книга выдающегося российского писателя Владимира Шарова (07.04.1952—17.08.2018) была составлена и дописана им в перерыве между двумя атаками болезни. Она посвящена тем людям и местам, тем идеям и книгам, которые на него повлияли в юности, запечатлелись навсегда. Книга не является простым собранием из тринадцати разнородных эссе: автобиографическую исповедальность ей придают авторские комментарии, которые и делают ее единым целым и которые написаны специально для этого издания. Часть...
человеку дан в удел бесконечно прекрасный мир, а в нем, человеке, нет ни радости, ни благодарности, и на добро он отвечает одним злом. Мысли - не то что когда я сидел на лавочке, были теперь грустные, невеселые; но постепенно, когда - я и сам не заметил, мое непонимание человека: почему он такой, почему выбирает зло - стало проясняться. Нет, черное по-прежнему было черным, но я хотя бы начал понимать, откуда оно взялось.
Вот посмотри, Каин и Авель, оба приносят жертву Господу. Жертву одного из братьев, Авеля, Господь принимает, а другого, Каина, нет. Единственная разница между братьями, о которой мы знаем из Библии, это что Каин земледелец, а Авель пастух, и в жертву Богу они принесли начатки своих трудов, и вот я подумал: почему то, что возложил на алтарь Каин, Он отверг, а что Авель - принял. Смотри, Ната: пастух со стадом проходит по земле, ничего на ней не меняя, какой ее создал Господь, такой она и осталась. Что-то овцы съели, другое оставили и пошли дальше. Минет время, прольются дожди, и степь будет снова, словно в первые дни творения. Конечно, овцы многое вытопчут, и однажды земля может не ожить, превратиться в пустыню, но здесь нет злого умысла, для самого кочевника это тоже несчастье, и он будет драть свои власы, посыпать голову пеплом, моля Господа опять сделать пастбища тучными. То есть мир, каким Господь его создал, для скотовода хорош, он любит его, радуется, ликует, и жертва, которую он приносит, полна благодарности.
Земледелец - Каин - другая статья. Божий мир редко когда нравится крестьянину. На собственной земле он, как Циолковский, безжалостно выпалывает, уничтожает до последнего травы, кусты, деревья, чтобы немногое нужное ему, его питающее и кормящее, получило больше влаги, солнца. Все, что он делает - каждым своим усилием крестьянин будто говорит Богу: это не надо, и это тоже не надо, это Ты создал зря, из прихоти. Разве в сорняках есть толк, есть смысл, наоборот, из-за них я и мои дети будут голодать, плакать. Ты сотворил мир из рук вон плохо, в нем почти все лишнее, полезного же мало и оно слабо; если не помогать ему денно и нощно, оно засохнет на корню. И вот земледелец одно выпалывает, других травит. В общем, я, Ната, хочу сказать, что он не любит Господен мир, не благодарен Богу и жертва его неискренна, фальшива.
Именно с Каина, с его жертвы, начинается противостояние Богу. От Каина что Бог не всеблаг, что мир, который он создал, плох и человек должен приложить неимоверные усилия, чтобы его исправить, сделать пригодным для жизни. В Каине - семя бунта, а уже ближайшие его потомки, строители Вавилонской башни, решаются на прямое восстание против Создателя. Суть тех обвинений, которые они предъявляют Богу, проста - мир создан таким сложным специально, чтобы запутать человека, не дать ему спастись. На то, чтобы прокормить себя и своих детей, у него уходят все силы и время, Господь просто лишил его возможности стать лучше, найти и исправить в себе зло. Здесь истоки всех попыток изменить мир, корень всех революций, в том числе и нашей, последней. В основе - одна и та же идея упростить природу и человека.
Я уже говорил, суть народа в том, что главное в нас - наше общее, одинаковое, а в чем мы друг от друга отличны, - ерунда, мелкие подробности, которые не стоят внимания. Более того, различия вредны, они мешают нам сойтись, сплотиться, действовать, словно один человек. Поэтому там, где народ как бы всего "народнее", - в армии - люди ходят строем, одинаково и одеваются одинаково, и на то, что им говорят - на приказы, - должны отвечать равно не раздумывая и не размышляя. Наверное, народы когда-то были необходимы человеку, без них невозможно было защитить себя и свою землю, лучше они сберегают и общие воспоминания, однако народ всегда язычник.
Во время войн он на алтарь своей богини-победы гекатомбами приносит в жертву человеческие жизни. Столько, сколько душ, не ведая раскаяния, загубили народы, по отдельности людям не извести и за миллиард лет. Народ страшен, ужасен, и он ненавидит Бога. Люди для того и собрались в первый народ, чтобы восстать против своего Создателя. Как известно, в тот раз Господь смешал языки, но вскоре люди опять начали сходиться в народы, и Господь увидел, что тут ничего не поделаешь: человек, какой он есть, по-другому жить боится. И тогда Господь, чтобы понять, почему так, решился породить собственный народ.
«Воскрешение Лазаря» Владимира Шарова – до предела насыщенный, лишенный композиционных пустот роман, сквозь увлекательный сюжет которого лукаво проглядывает оригинальный историософский трактат, удивляющий плотностью и качеством мысли. Автор берется за невозможное – оправдать через Бога и христианство красный террор. Или наоборот: красным террором оправдать Бога. Текст построен на столкновении парадоксов: толстовцы, юродивые, федоровцы, чекисты, сектанты, антропософы – все персонажи романа...
"Сектанты, - писал Николай Кульбарсов, - в зависимости от своего учения, сколько могли, умерщвляли собственную плоть, чтобы духа, чистоты, святости в них становилось больше, а их оболочки - этих вериг, которые тянут человека в грех, на дно, в ад - меньше.Они ждали прихода Христа и начала нового мира. Для них это было связано не просто с отказом от прошлой жизни, а с отказом от тела, от плоти - главных хранителей грязи, греха, похоти, главных искусителей, не дающих человеку исправиться и начать жить праведно, в соответствии с Божьими заветами.В революцию и гражданскую войну по этому пути пошла вся Россия. Пока сильные, бесстрашные герои - белые, не жалея ни своей, ни чужой крови, сражаются с сильными, бесстрашными героями - красными, в остальной России с каждым днем становится неизмеримо больше духа; он виден сквозь совсем разреженную плоть людей, которые едва-едва не умирают от голода, от тифа, от холеры.Эти люди, если говорить об их плоти, бесконечно слабы, они томятся, никак не могут решить - жить им дальше или умереть. Их манят два таких похожих (из-за чего и труден выбор) светлых царства: одно привычное - рай, другое обещанное здесь, на земле - коммунизм. Люди колеблются: в общем, им все равно, их даже не волнует, воскреснут они только в духе или во плоти тоже, потому что большую часть пути в отказе от плоти и от своего тела они уже прошли, и о времени, когда именно плоть правила ими, вспоминают безо всякой нежности.Мне кажется, что для большей части России очищение через страдание, через многолетний жесточайший голод, вынужденный пост, могло казаться и казалось тем, о чем люди веками молились, понимая, что по-иному спасение невозможно. В селах и городках я, встречаясь с разными людьми, боюсь пожимать им руки, вообще их касаться, до них дотрагиваться - так они слабы, плоть их настолько тонка и хрупка, что ненароком можно ее повредить, поранить.И другое ощущение: какого-то невозможного стыда, ведь та самая душа человека, которая в обычное время спрятана за толстым и прочным слоем мяса, здесь почти обнажена, и ты стесняешься на это смотреть, стесняешься это видеть. Ты не можешь понять, есть ли у тебя вообще право ее видеть, потому что привык, что она должна быть открыта лишь высшей силе, и то - когда человек умер и его душа отлетела к Богу, предстала перед Его судом.Все это страшное нарушение нормального хода жизни, ее правил, законов, порядка. Для человека, пришедшего из прошлой жизни, навыки, которые он оттуда принес, здесь абсолютно непригодны. Ты явно в стране людей, которые уже изготовились к смерти, которые ее совсем не боятся и совсем не ценят жизнь. И их долго, очень долго надо будет уговаривать жить, не умирать. Хотя бы попробовать жить.Про жизнь они знают, что она есть страдание и мука, смерть же, наоборот, отдых и избавление. Они голодны, но мало ценят еду, потому что привыкли, что ее или вообще нет, или есть какие-то неимоверные крохи. Еду у них заменяет тепло. Все-таки тепло они ценят. Это и понятно: плоть редка, словно она из ситца, и люди всегда мерзнут. Но тепло их чаще не от еды, а от умирающих, сгорающих рядом в тифозном жару.Те "пророки", которые агитируют, убеждают эту изготовившуюся к смерти страну жить, полны веры, и люди за ними, я знаю, в конце концов пойдут. Но не будут ли они снова обмануты?"
«Воскрешение Лазаря» Владимира Шарова – до предела насыщенный, лишенный композиционных пустот роман, сквозь увлекательный сюжет которого лукаво проглядывает оригинальный историософский трактат, удивляющий плотностью и качеством мысли. Автор берется за невозможное – оправдать через Бога и христианство красный террор. Или наоборот: красным террором оправдать Бога. Текст построен на столкновении парадоксов: толстовцы, юродивые, федоровцы, чекисты, сектанты, антропософы – все персонажи романа...
Жизнь тех, после кого ничего не осталось, — иллюзия.
Владимир Шаров — выдающийся современный писатель, автор семи романов, поразительно смело и достоверно трактующих феномен русской истории на протяжении пяти столетий — с XVI по XX вв. Каждая его книга вызывает восторг и в то же время яростные споры критиков. Три книги избранной прозы Владимира Шарова открывает самое захватывающее произведение автора — роман «Репетиции». В основе сюжета лежит представление патриарха Никона (XVII в.) о России как Земле обетованной, о Москве — новом Иерусалиме, где...
Никон был из тех, чья доля и чья миссия была или гнать или быть гонимым, кто знал, что если он не гоним и не гонит, значит, он плохо служит Господу. Он не мог жить иначе (из того же племени были и протопоп Аввакум, и Иван Неронов) и делал все, чтобы было так.
Владимир Шаров — выдающийся современный писатель, автор семи романов, поразительно смело и достоверно трактующих феномен русской истории на протяжении пяти столетий — с XVI по XX вв. Каждая его книга вызывает восторг и в то же время яростные споры критиков. Три книги избранной прозы Владимира Шарова открывает самое захватывающее произведение автора — роман «Репетиции». В основе сюжета лежит представление патриарха Никона (XVII в.) о России как Земле обетованной, о Москве — новом Иерусалиме, где...
Богом устроено, что добро, которое ты хочешь принести всем людям, не искупит зло, принесенное близким. Добро очень зависит от расстояния. Обращенное на людей, которых ты любишь, оно всегда больше, чем розданное и отданное всем поровну, распределенное среди всех. Личное добро всегда больше безличного. Если ты ради всеобщего блага причинишь боль близким, зло будет больше.
Владимир Шаров — выдающийся современный писатель, автор семи романов, поразительно смело и достоверно трактующих феномен русской истории на протяжении пяти столетий — с XVI по XX вв. Каждая его книга вызывает восторг и в то же время яростные споры критиков. Три книги избранной прозы Владимира Шарова открывает самое захватывающее произведение автора — роман «Репетиции». В основе сюжета лежит представление патриарха Никона (XVII в.) о России как Земле обетованной, о Москве — новом Иерусалиме, где...
Любой писатель знает — лучшие куски не те, что он придумал, а потом записал, а те, где, когда он писал, для него все было новым, где он уже создал своих героев, они живые, и думают, и живут сами.
Владимир Шаров — выдающийся современный писатель, автор семи романов, поразительно смело и достоверно трактующих феномен русской истории на протяжении пяти столетий — с XVI по XX вв. Каждая его книга вызывает восторг и в то же время яростные споры критиков. Три книги избранной прозы Владимира Шарова открывает самое захватывающее произведение автора — роман «Репетиции». В основе сюжета лежит представление патриарха Никона (XVII в.) о России как Земле обетованной, о Москве — новом Иерусалиме, где...
Политик, идущий от идеализма, может получить власть только тогда, когда она совсем слаба, когда она только что родилась или вот-вот должна умереть, пасть. Едва упрочившись, власть от идеалистов избавляется.
Владимир Шаров — выдающийся современный писатель, автор семи романов, поразительно смело и достоверно трактующих феномен русской истории на протяжении пяти столетий — с XVI по XX вв. Каждая его книга вызывает восторг и в то же время яростные споры критиков. Три книги избранной прозы Владимира Шарова открывает самое захватывающее произведение автора — роман «Репетиции». В основе сюжета лежит представление патриарха Никона (XVII в.) о России как Земле обетованной, о Москве — новом Иерусалиме, где...
Рут была очень красива. В школе ее звали тургеневской девушкой и заставляли распускать толстую метровой длины почти пепельную косу. В лагере она была уже без косы. Когда в Горловке чекисты пришли в их дом и предъявили ордер на арест, первое, что пришло ей в голову, что, слава Богу, косу наконец отрежут.
Владимир Шаров — выдающийся современный писатель, автор семи романов, поразительно смело и достоверно трактующих феномен русской истории на протяжении пяти столетий — с XVI по XX вв. Каждая его книга вызывает восторг и в то же время яростные споры критиков. Три книги избранной прозы Владимира Шарова открывает самое захватывающее произведение автора — роман «Репетиции». В основе сюжета лежит представление патриарха Никона (XVII в.) о России как Земле обетованной, о Москве — новом Иерусалиме, где...
"..если враг захватил твою страну,он захватил лишь землю, и ты уцелеешь, выживешь и даже сможешь вернуть потерянное,если сохранишь веру."
Владимир Шаров — выдающийся современный писатель, автор семи романов, поразительно смело и достоверно трактующих феномен русской истории на протяжении пяти столетий — с XVI по XX вв. Каждая его книга вызывает восторг и в то же время яростные споры критиков. Три книги избранной прозы Владимира Шарова открывает самое захватывающее произведение автора — роман «Репетиции». В основе сюжета лежит представление патриарха Никона (XVII в.) о России как Земле обетованной, о Москве — новом Иерусалиме, где...
Нет ничего опаснее учительства [...] Отец не отвечает за сына. Сын - за отца, но учитель отвечает за учеников. Откажись от учительства - неправда, что, если знаешь нечто хорошее и не научил, не переда, - это грех. Если ты учитель, тебе нужна власть. Власть многократно усиливает действенность твоих уроков, и ты должен хотеть, чтобы ее было больше и больше, ты должен любить и хотеть ею пользоваться.
Владимир Шаров — выдающийся современный писатель, автор семи романов, поразительно смело и достоверно трактующих феномен русской истории на протяжении пяти столетий — с XVI по XX вв. Каждая его книга вызывает восторг и в то же время яростные споры критиков. Три книги избранной прозы Владимира Шарова открывает самое захватывающее произведение автора — роман «Репетиции». В основе сюжета лежит представление патриарха Никона (XVII в.) о России как Земле обетованной, о Москве — новом Иерусалиме, где...
Никон, и не он один, считает, что театр - бесовское зрелище, и кто смотрит его, губит свою душу. Издавна повелось, что новое здесь, в России, когда это не оружие, не пушки, да еще с Запада, от латин, не любили, боялись за веру.
Владимир Шаров — выдающийся современный писатель, автор семи романов, поразительно смело и достоверно трактующих феномен русской истории на протяжении пяти столетий — с XVI по XX вв. Каждая его книга вызывает восторг и в то же время яростные споры критиков. Три книги избранной прозы Владимира Шарова открывает самое захватывающее произведение автора — роман «Репетиции». В основе сюжета лежит представление патриарха Никона (XVII в.) о России как Земле обетованной, о Москве — новом Иерусалиме, где...
Художник он был редкой силы. Особенно удавались Мартину Страшный Суд и адские муки. Запои его часто кончались горячкой, ему являлись черти, и то, что он много и хорошо их видел, из картин было ясно. Такого зримого изображения ада, такой твердой веры, что он, писавший его, там был, не знал даже Босх.
Владимир Шаров — выдающийся современный писатель, автор семи романов, поразительно смело и достоверно трактующих феномен русской истории на протяжении пяти столетий — с XVI по XX вв. Каждая его книга вызывает восторг и в то же время яростные споры критиков. Три книги избранной прозы Владимира Шарова открывает самое захватывающее произведение автора — роман «Репетиции». В основе сюжета лежит представление патриарха Никона (XVII в.) о России как Земле обетованной, о Москве — новом Иерусалиме, где...
Старики в домах для престарелых легко, без лишней стеснительности говорят о самых откровенных вещах. Считается, что причина в том, что ослаб, может быть даже разрушен самоконтроль. Но скорее дело в другом. Думаю, мы просто пытаемся, пусть не в своей - в чужой памяти, сохранить собственную жизнь. Без цензуры и ложной стыдливости оставить её, как была. Несомненно, здесь есть уважение к жизни, которую ты прожил, на равных к хорошему и плохому, коли и то, и то было её законной частью. Теперь, когда твой век кончается, ты, будто брал напрокат, возвращаешь прожитое обратно. Ведь вряд ли оно стоит того, чтобы хотеть забрать его в могилу. Но и если всё пропадёт, уйдет без остатка и следа, будто тебя и не было на белом свете, тоже неправильно.
Владимир Шаров – писатель и историк, автор культовых романов «Репетиции», «До и во время», «Старая девочка», «Будьте как дети», «Возвращение в Египет». Лауреат премий «Русский Букер» и «Большая книга». Действие романа «Царство Агамемнона» происходит не в античности – повествование охватывает XX век и доходит до наших дней, – но во многом оно слепок классической трагедии, а главные персонажи чувствуют себя героями древнегреческого мифа. Герой-рассказчик Глеб занимается подготовкой к изданию...
С того дня, как Господь сулил ему присоединиться к племени, Перегудова не покидал страх, что однажды они решат заменить слово делом. В его жизни неделание было одним с невиновностью, любое же дело, наоборот, замешано на крови, кто бы и на что ни надеялся.
Владимир Шаров – писатель, под пером которого российская история приобретает совершенно фантастические черты. Провоцировать читателя, загадывать ему загадки, тем самым вовлекая в необыкновенное действо, – его манера. В романе «Будьте как дети» Владимир Шаров пишет о событиях 1917 года, используя евангельскую притчу, и перед читателем проходят отряды беспризорников со всех концов России, маленький северный народ энцы, разбойники-душегубы, священники и шаманы, юродивые и блудницы, Ленин, жить...
Предыдущие - семнадцатое и восемнадцатое - столетия от Рождества Христова были для энцев периодом грандиозных битв. Они верили, что в трех сражениях с русскими - каждый раз энцы поднимались всем племенем - отстояли свои земли по берегам Лены на десятки дней пути и на запад, и на восток. Об этих войнах - с обеих сторон в них погибло пять человек и тринадцать было ранено - о героях и богатырях, чтобы никто и ничто не было забыто, шаманы сложили гимны и хвалебные песни.
Владимир Шаров – писатель, под пером которого российская история приобретает совершенно фантастические черты. Провоцировать читателя, загадывать ему загадки, тем самым вовлекая в необыкновенное действо, – его манера. В романе «Будьте как дети» Владимир Шаров пишет о событиях 1917 года, используя евангельскую притчу, и перед читателем проходят отряды беспризорников со всех концов России, маленький северный народ энцы, разбойники-душегубы, священники и шаманы, юродивые и блудницы, Ленин, жить...
Никогда не держа на руках только что родившегося малыша, не умея год за годом следить, как он растет, меняется, Ленин привык считать ребенка за что-то вроде заготовки, обычной болванки, из которой полноценная рабочая особь может получиться лишь после тщательной обработки. Временами он спрашивал себя, а нужно ли вообще с ними нянчиться, в конце концов ведь у первочеловека не было детства. Господь изваял Адама сразу и набело.
Один в своем кремлевском кабинете, искренне желая хоть как-то оправдать мелюзгу, Ленин перебирал все, что помнил о детях, но, кроме брезгливости, ничего не испытывал. Беспомощные, зависимые и вместе с тем изворотливые; боязливые, то и дело хватаются за мамину юбку; продажные: вот ребенок часами орет будто резаный, а через секунду, получив зряшную конфету, замолкает. Нечистоплотные: в четырнадцатом году, аккурат за неделю до мировой войны, малыш, которого попросила подержать Роза Каменева, обделался прямо у него на коленях. В общем, мерзкий, поганый народец.
Конечно, и они, и пролетариат равно жертвы прежнего режима. Но какая огромная разница! Рабочие сплочены, спаяны, готовы как один подняться на борьбу, то есть рабочие, вне всяких сомнений, были природными большевиками, а вас если он и готов был с кем-то сравнить, то лишь с буйной и пугливой анархистской сволочью.
Владимир Шаров – писатель, под пером которого российская история приобретает совершенно фантастические черты. Провоцировать читателя, загадывать ему загадки, тем самым вовлекая в необыкновенное действо, – его манера. В романе «Будьте как дети» Владимир Шаров пишет о событиях 1917 года, используя евангельскую притчу, и перед читателем проходят отряды беспризорников со всех концов России, маленький северный народ энцы, разбойники-душегубы, священники и шаманы, юродивые и блудницы, Ленин, жить...
Кто хоть раз видел зиму, знает, что она никогда не кончится. Кто хочет лето, должен ехать назад. Те, кто умеет ездить назад, умные люди. Справедливо, что они имеют то, чего не имеют другие. Но много ли они имеют? Летом тепло, но можно замерзнуть. Зимой холодно, но можно согреться. Некоторые вообще любят зиму. В сущности, между летом и зимой почти нет разницы. Только зима никогда не кончится.
Мало кто знает, что один из ведущих современных прозаиков, лауреат премий «Русский Букер» и «Большая книга» Владимир Шаров начинал как поэт. В конце 1970-х годов его стихотворения публиковались в журналах «Новый мир», «Сельская молодежь», а также в альманахах. Экспрессионистская, в том числе пейзажная и философская лирика Владимира Шарова как нельзя лучше «разговаривает» с художественными размышлениями одного из самых интересных российских абстракционистов Игоря Вулоха (1938–2012). Как...
… любая честная мысль в нас не случайна, это ведь попытка понять мир, каким он создан, и когда мы ей мешаем, мы поступаем неправильно.
«Воскрешение Лазаря» Владимира Шарова – до предела насыщенный, лишенный композиционных пустот роман, сквозь увлекательный сюжет которого лукаво проглядывает оригинальный историософский трактат, удивляющий плотностью и качеством мысли. Автор берется за невозможное – оправдать через Бога и христианство красный террор. Или наоборот: красным террором оправдать Бога. Текст построен на столкновении парадоксов: толстовцы, юродивые, федоровцы, чекисты, сектанты, антропософы – все персонажи романа...
… как известно, Господь, чтобы не дать людям достроить башню, смешал языки. Принято считать – так можно понять и Библию – что тем самым род человеческий был тяжко наказан, я же убежден, что для человека это было благодеянием. В чем оно? Созданный Богом мир был куда сложнее и прекраснее, чем понимал его человек. И вот Бог смешал языки, люди перестали понимать друг друга, рассорились и разошлись в разные стороны; на следующее утро злые, мрачные, они встали и вдруг увидели землю сквозь слова десятков наречий. Мир был тот же, что и вчера, тот же Божий мир, но увиден он был заново и впервые, все как бы сделалось выпукло, приобрело цвет, фактуру, объем. Любой переводчик тебе скажет, что сколь он ни мастеровит, добросовестен, перевести книгу, что называется, один в один – невозможно, и это из-за нутряных особенностей языка. Слово само себе не равно, текст будто живой, играет с тобой, беспрерывно движется, пульсирует, и главное, он ведь всегда комментарий, всегда твое собственное понимание того, что хотел сказать нам Господь.
«Воскрешение Лазаря» Владимира Шарова – до предела насыщенный, лишенный композиционных пустот роман, сквозь увлекательный сюжет которого лукаво проглядывает оригинальный историософский трактат, удивляющий плотностью и качеством мысли. Автор берется за невозможное – оправдать через Бога и христианство красный террор. Или наоборот: красным террором оправдать Бога. Текст построен на столкновении парадоксов: толстовцы, юродивые, федоровцы, чекисты, сектанты, антропософы – все персонажи романа...