Коты, они же жидкость, куда угодно просочатся. Не уверена, что даже засов вам поможет.
— Вот-вот. А как кота на улицу — так конечно, так можно, кот меховой, что ему сделается… — пробурчал Кузя, потягиваясь.
- Принеси нам кофе, пожалуйста.
- Мне с коньяком, пожалуйста, один к трем. Одна треть кофе и две трети коньяка…
Люди - удивительные существа. Способны убедить себя в чем угодно, чтобы оправдать в собственных глазах свою же подлость.
– Любава просто невыносима, – пожаловалась она. – Вчера пять часов провели с ней в магазине, она никак не могла выбрать себе платье, в итоге купили три. А сегодня никак не может решить, какое надеть, чтобы блистать вечером.
– Останешься на ночь?
– Нет, поужинаю с вами и домой. Устал ужасно, хочу немного дома побыть. Да и вам я уже наверняка надоел.
– Ну, в этом вопросе твое присутствие или отсутствие роли не играет.
– Василь, – быстро заговорил он, услышав голос брата, – тут такое дело. Завтра к вам приедет следователь из Министерства госбезопасности. Противнейший тип и, что еще хуже, весьма проницательный и опытный. Поэтому из склепа и, по возможности, из дома нужно убрать все следы подготовки. Или хотя бы замаскировать их под что-то невинное.
– Да ты что, Гера, какая отличная идея! А главное – своевременная. Подо что ты мне предлагаешь замаскировать пятьдесят кило тротила, м? Под хозяйственное мыло?
– Говорили, при смерти вы, или в параличе. Что Императорский див спину вам поломал, – поведал Свиридов.
– И что в монастырь Заладожский ушли, – добавил Ухтымский с хитрым прищуром.
– Так он же женский! – нарочито возмутился Аверин, и все трое рассмеялись.
– А я о чем, я о чем… – покачал головой Ухтымкий.
– Вы получите разрешение, разумеется. Но, боюсь, вам придется потерпеть мое общество чуть дольше. Я собираюсь присутствовать при обряде и лично посмотреть, как работает коридор. Поэтому завтра я вылетаю с вами в Петербург.
Аверин ошарашенно посмотрел на нее:
– Но… государственные дела... Разве может будущая императрица…
– Что толку быть императрицей, если главное для колдовской науки событие этого столетия пройдет мимо меня, а я даже не попытаюсь принять в нем участия?
Люди с их страстями и страхами опаснее самых ужасных дивов. Особенно если находятся у власти.
– Спасибо, друг. Вы спасли меня. – Аверин пожал Виктору руку.
– От чего на этот раз?
– От лекции о вреде алкоголя.
– А, ну насчет этого не волнуйтесь, от алкоголя я вас тоже спасу. Вот от этого французского коньяка – так точно.
Бесконтрольная власть над кем-то, кто выглядит и мыслит почти так же, как и ты, – развращает.
– Это несправедливо! И… разве мы уже не нарушали закон?..
– Тише. – Аверин покосился на таксиста. – В мире очень много несправедливости. Люди жестоки не только с дивами, но даже с собственными детьми. Родители могут наказывать, запугивать ребенка, заставлять делать то, что им хочется. И сделать с этим ничего нельзя. Только если они искалечат ребенка, можно их посадить в тюрьму, а ребенка отобрать. С дивами все еще хуже.
– Я еще не видел людей, с которыми нельзя договориться при помощи доброго слова и парочки кредитных билетов.
– Помните, что вы мне постоянно говорили? – Виктор повысил голос: – «Они не люди!», «Не очеловечивайте их!», «Все, что они хотят, это сожрать!». Вы хоть сами себе верили? И после всех этих разумных слов что вы сделали? В одиночку рванули сломя голову к дому Хмельницких, чтобы отдать жизнь за «не человека»! Никогда не поверю, что в этот момент вы думали о кучке пьяных анархистов! Нет, вы были готовы погибнуть, спасая своего дива!
– Чтобы уйти, мне нужно вас убить. Другого пути нет. Это тоже несправедливо.
Аверин встал и прошелся по комнате:
– Что ж, ты начинаешь кое-что понимать в устройстве этого мира.
– Ты не совсем понимаешь. Ты будешь служить не хозяину. Ты будешь служить государству.
– Еще не хватало. Государство – это институт порабощения масс!
– Чего?! – не поверил своим ушам Аверин. – Ты что же, и правда анархиста когда-то съел?
– Я по-честному вас защищаю! – обиделся Кузя.
- Разумеется. Еще скажи, что не хочешь меня сожрать.
– Конечно, хочу! – Кузя поднял голову и уставился ему прямо в глаза. – Но вы не понимаете: это совсем другое!
– И что же? Суд и тюрьма хуже смерти, а? – Верхняя губа дива опять поползла вверх.
– Без сомнений. Один миг страха ничто по сравнению с годами позора.
– Кота… найти кота, боже мой… – вслух проговорил он.
Точно, – воскликнула вышедшая из кухни Маргарита, – кота! Вы только хорошего берите, лучше дымчатого, они лучшие крысоловы. И чтобы морда во! – Она развела руки так, что под описание подошел бы средний тигр.
Больше, чем овсяную кашу, Аверин не любил проигрывать.
– Присаживайтесь. Чай, кофе? И… чем обязана?
– Кофе со сливками, если можно, – первым заговорил Виктор и подмигнул Аверину.
– Чай. Обычный, черный.
Аверин от души надеялся, что до этого дома мода не дошла и чай не будет извлечен из гнилого апельсина, в котором пролежал последние двадцать лет
Сейчас все повально увлеклись Китаем. Аверин поднес к губам чайную чашку, которая воняла хуже, чем портянки денщика, и постарался выдавить из себя улыбку. Чтобы хоть как-то замаскировать гримасу отвращения.
– Обычно, если хотят увеличить силу фамильяра, давая ему жрать людей, выбирают жертв попроще. Бродяг, крестьян из каких-нибудь отдаленных деревень. Вы же помните, из-за чего произошел переворот семнадцатого года?
– Конечно. У меня по истории в школе четверка была! – Виктор изобразил на лице обиду и завел машину. – Крестьян тогда целыми деревнями жрали, а фамильяр Романовых вообще не стеснялся. Так что, если между нами, честно и откровенно, я не могу восставших осуждать.
Вот теперь все, наконец, встало на свои места. Кроме понимания, как вообще такие идиоты, как Сомов, доживают до весьма почтенного возраста.