“Watch him for a moment. Stick him if he gets out of line.” “Immobilizing strike or just a flesh wound?” the girl asks. “Goryhell. Just watch him. Little psycho.”
Before he can move, the girl shoves him back and darts her head to look through the holes in the door, then dips back to shelter.
“Four Obsidian braves, six Grays, three Browns. Six EFC-37 rifles, two GR-19 pistols, two Eaglefor PR-117s, a Vulcan 8k pulseFist. Couldn’t make out the rest.”
I stare at her. “So, no dolls for you, huh?”
I will love you until the sun dies. And when it does, I will love you in the darkness.
Sevro grins. “Listen, Thraxa, kids are like dogs. Some whimper, some bark, some growl. You just gotta find the right language and then speak it back at them.” Alexandar smirks. “You can speak to dogs?” “I talk to you, don’t I?
The little fantasies of murder are what keep servants sane. They tell themselves they allow me my power. And if ever I become too dreadful, they will do me in and maybe take over. But of course they never do. They procrastinate their vengeance because deep down, they are afraid not just of me, but like all people they fear their own fantasies. Easier to cherish them and keep them inside where they are in control.
They see my slender hands and naked face and believe me weak. Dangerous game, judging a blade by its scabbard.
Change isn’t made by mobs that envy, but by men who dare.
Have I ever asked you for anything? Then you’ll know how much I mean this: do not take Sevro with you. As a favor to me. Tell him to stay here.”
“He won’t.”
“He will if you tell him to.”
“No, he won’t.” I pause my packing, look at Victra’s pleading eyes. “We both know I would have to knock him unconscious and leave him here hogtied.”
She shrugs her shoulders, suggesting she would be fine with that plan.
“I can’t do that to him.”
“But you can take him to Venus? Where he’s likely to die?”
“I can’t manipulate him,” I say. “I won’t. Even if I do, we both know he’ll be right behind me in another, slower ship.”
“Then I’ll put his leg in a bear trap.”
“He’ll just chew it off.”
“True.”
I know it may be impossible to believe now, when everything is dark and broken, but you will survive this pain, little one. Pain is a memory. You will live and you will struggle and you will find joy. And you will remember your family from this breath to your dying days, because love does not fade. Love is the stars, and its light carries on long after death.
“What did he want?” Sevro asks. “What do all politicians want?” “Prostitutes.” “Control !”
Патриции, не вините это юное создание в том, что она устала от войны! После стольких ночных совещаний с Беллона, после всей этой, скажем так, дипломатии в горизонтальном положении ее дух уже не тот, что прежде!
Я еду на кресле между коек, перекидываюсь с каждым из раненых парой-тройкой фраз, благодарю их, спрашиваю, откуда они родом и пытаюсь запомнить имена. Хвала Юпитеру, память у меня отменная! Забудешь имя, и человек простит тебя. Вспомнишь имя в нужный момент, и он станет защищать тебя до последнего вздоха.
Настоящая война - это не звуки фанфар или звёздные баталии, а вот такие молчаливые моменты жестокости, о которых все быстро забывают.
Иметь большой бизнес в капиталистическом обществе - это как плавать среди акул. Как только остановишься, у тебя отнимут добычу, а потом сожрут и тебя самого.
На войне люди теряют достоинство, способность мыслить самостоятельно, мудрость и умение радоваться. Остается лишь один критерий - полезность. Самый большой ужас состоит не в том, что живые люди превращаются в трупы, а в том, что они становятся бездушными автоматами. И горе тем, кто годится лишь на мясо для бездонной железной глотки войны...
Ты думал, что сможешь использовать материнскую любовь в своих целях! Как это по-мужски!
Сила повстанческих армий во все времена заключалась в беспримерной отваге: им попросту нечего терять.
У всех нас когда-то что-то было. Каждый пережил потери и расставания. Вот почему Фичнер создал эту армию. Не для того, чтобы объединить нас, а чтобы самому спастись от бездны, которая разверзлась перед ним после смерти жены. Ему нужен был свет, и он сотворил его. Любовь стала его криком против ветра.
Когда несёшь тело погибшего друга, ощущаешь бесконечное одиночество. Словно у тебя в руках разбитая ваза, в которую уже никогда не поставят цветы.
Честь - превыше всего. Честь - вот что останется после нас!
Мы с тобой продолжаем искать свет во тьме, надеясь, что он когда-нибудь блеснёт, а он-то вовсю горит! Этот свет несём мы, парень. Уставшие от жизни идиоты вроде нас с тобой и есть источники света. И нас всё больше и больше!
Разве хорошие родители позволят, чтобы у ребёнка были слуги? Дитя, уверенное в собственной вседозволенности, воображает себя пупом земли.
Правда может быть жестокой, но лишь она имеет ценность.
Мы по-прежнему стоим на разных берегах, нас разделяет поток вопросов, претензий, обоюдное чувство вины, но и это часть того, что зовётся любовью. Идеала не существует, совершенство недостижимо, но есть хрупкие моменты доверия, которые хрусталём звенят в воздухе, не меркнут со временем и ради которых хочется жить.
-В последнее время я вообще мало кому верю... -Это сохранит тебе жизнь, но не принесёт счастья.