Господа Головлевы

Милый мой друг маменька!
Случилось мне третьего дня прочитать книжицу одну занятную. Вроде она о семье одной, но глянется потом - как обо всей нашей жизни. Из книжицы той я узнала, что празднословие и пустомыслие убить и задушить могут, как самая настоящая медленная отрава, как петля. Еще я поняла, как нелюбовь к детям своим и попрекание их каждым куском становится источником такой ненависти, такой разрушительной силы, которая, как взаправдашнее проклятье, погубит весь род твой. И никому, ни одному человеку, из этой паутины будет не вырваться, проклятье убьёт каждого в роду.

— Бог милостив, маменька!
— Был милостив, мой друг, а нынче нет! Милостив, милостив, а тоже с расчетцем: были мы хороши — и нас царь небесный жаловал; стали дурны — ну и не прогневайтесь!

Бога в этой книжице поминают на каждой страничке, да и не по разу. А Иудушка Головлёв - такой набожный, такой рьяный молельщик, что если б я не видела других христиан, то стало бы для меня "христианин" или "православный" первейшим ругательством. Порфирий Владимирович - самый наиотборнейший кровопивец, настоящий вампир, дракула головлевского поместья.

А после этой книжки, дорогой дружочек маменька, так тошнёхонько стало, так я живо себе всё представила, будто сама в Головлёве заточена, будто сижу за обедом с Иудушкой, хочу вырваться, но не могу, потому что паучина эта уже впрыснула мне парализующий яд, а сам говорит, говорит, говорит! А слова-то все использует все с уменьшительными суффиксами - наверно, потому что так длиннее говорить можно.
Но потом я вырвалась, обняла любимых, которых не дай бог мне назвать когда-то постылыми - даже в гневе. А еще я буду читать много-много книжек, чтобы учиться на чужих ошибках, чтобы свободное время не стало источником сокрушающей внутренней пустоты и личного ада для меня.

Вот как, маменька, я провела выходные.
За сим кончаю письмо, целую вас в плечико. Остаюсь любящая вас дочь Наташенька.

PS. А Михаил Евграфович-то, который автор и есть, так он, маменька, не лучший ли писатель русский? Языка такого певучего, чтоб сам по себе укутывал тебя словно в кокон теплый, я и не читывала раньше. Прочитаю у него и всё остальное.

Головлевский трэшак с его мертвечиной всегда мне виделся ярчайшим гнусным приколом Салтыкова-Щедрина в частности и русской литературы в принципе. Другое дело, что последняя имеет в своих рядах предостаточно подобных неоднозначных творений, за что каждого истинного патриота во всякое время искренне прямо-таки распирает от гордости. Право же, доброта не самое отличительное русское национальное качество, хотя перманентный образ какого-нибудь Ивана-дурака и должен обладать некими подобными исходными признаками.

Задавшись этим вопросом, а он не такой-то и сложный, ибо русская литература имеет, как и пристало национальному менталитету, еще и четкое иерархическое деление, отвлекся в приятных перечислениях имен. Оказалось, что гуру русской литературы, если и выводят в главные герои какого-нибудь блаженного (что, кстати, характеризует на только одну лишь русскую литературу), то погружают его в такую кошмарную реалистическую среду, что не остается никакого сомнения по поводу намерений и возможностей самого автора. Действительно, скажем, тот же Достоевский, где-нибудь в "Преступлении и наказании" столь убедительно и реалистично изображает все ужасы уличной жизни, что это наводит на мысль о том, что в этом-то он прекрасно разбирается. Или Лев Толстой, описывающий обиженных и поруганных девушек где-то в "Воскресенье" или "Дьяволе" демонстрирует недюжинный собственный практический опыт. Прости, Лев Николаевич, за мысли грешные. В общем, порывшись и покопавшись в низинах русской литературы, насколько позволил мне мой уровень примитивности, пришел к выводу, что, если где-то в темноте и затаились добрые, светлые авторы, то это явно не тот случай. Самым "добрым" видится Гончаров. Тургенева не рассматриваю, ибо, если его внимательно читать, то можно обнаружить прямо-таки тонны всякого навоза по отношению к России, а самое главное - к самому себе.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин видится особенным автором даже на фоне столь прекраснейшего набора романов-ужасов, являющихся столпами русской литературы. И дело даже не в том, что он единственный, кто достиг высот на ниве чиновничьей службы и изведал российскую глубину всех глубин. Его сатирические сюжеты являются всего лишь следствием того, чем наградила его природа. Едкими, саркастическими чертами характера, какой-то даже потусторонней проницательностью, способной проникать в особые свойства предметов и явлений, кажущихся обыденными. Ну и, конечно, та самая "доброта", которая у Салтыкова-Щедрина выражена наиболее ярко. Отношение его к людям в "Господах Головлевых" нашло наиболее яркое выражение. Здесь полный набор уродов, нет ни одного мало-мальски приличного человека. Зато, как водится, исконно по-русски, можно выбрать на свой субъективизм одного из перечня головлевских убогих и, заливаясь слезами на местный манер или с кулаками наперевес - опять же на тот же манер, ибо это другое проявление крайности, пригреть его у себя на печи. Обычно самолично я выбираю Арину Петровну, но ей уже столько посвящено, что пусть спокойно отдохнет старушка. Ей и так прилично досталось, но замечу, что образ этот в большинстве своем похож на небезызвестный образ Скарлетт ОХара и причины ненависти к нему большинства девушек давно расписаны на составляющие и закреплены причинно-следственными признаками вырождения. Вырождение, оно, знаете ли, не только головлевское, но и любое в своей однобокости. Однобокость - основная причина начала вырождения.

Давайте немного пройдемся по Иудушке. Начнем с имени. Появился мальчик, родился, еще ничего и сделать-то не успел, а его Иудушкой окрестили. Нам не только указали на то, как его, бедного, величать, но и на то, как к нему в итоге мы должны относиться. Нет уж, извините, подвиньтесь, Михаил Еврграфович, мы сами будем решать - кого любить, а кого бить по ночам. Вначале мы видим мальчика глазами только его многострадальной мамы. Опять же - мы должны поделиться на два нестройных лагеря любителей и ненавистников Арины Петровны. Радует меня то, что по отношению к ней нет равнодушных. А нет их по той причине, что они есть в этом произведении, но в реале эти люди не занимаются такой чепухой - чтением Салтыкова-Щедрина. Иудушки - их так много и при нынешнем положении рыночной экономики в стране им очень некогда. Они носятся целыми днями, отрабатывая сверх нормы свои места менеджеров по продаже алкоголя или табачной продукции, старыми тачками барыжат - в общем, сами понимаете, им не до чтения. Но нужно помнить, что Иудушек много, а здесь собрались только те, кого бесит деспотизм Арины Петровны или умиляет то, что она женщина.

Арина Петровна взирает на мальчика с некоторой опаской, ибо, как истинная русская женщина, ждет искреннего к себе подхода, а от ребенка - природной бестолковости и натуральных слез. А за всем этим и ходить никуда не нужно - вон он сидит, ее муженек, ярое и стопроцентное воплощение русского духа, а рядом с ним и старший сын, Степка-балбес, настоящий сын своего отца, нечто поистине бестолковое и устрашающее в своей бессмысленности. А неподалеку и младший сын, Павел, другая форма инфантильности, он бы тоже с удовольствием заплакал, да только он маменьку боится. Бывает такое - именно в этих руках ребенок плакать отказывается. Но это совсем не значит, что он не умеет плакать. Казалось бы, на фоне этой склизкой аморфной и бесполезной массы детей, любой родитель бы обрадовался такому подарку судьбы - рождению разумного ребенка. Но Арине Петровне откровенно не повезло. Ее обычные методы силы и разума применительно к Иудушке не работают, что совсем не означает, что Иудушка абсолютно неуправляем. Ему, если в чем-то и не повезло, то лишь в том, что на его жизненном пути не попалось ни одного хорошего доброжелательного человека. У кого и чему ему было учиться. И здесь вряд ли виновата Арина Петровна. В силу своей природной предрасположенности она не способна на ту форму ласки, что так необходима была маленькому хитрому мальчику. Мальчик затаился, но сохранил эту детскую травму навечно. От отца он, естественно, получить ничего не мог, ибо балбес и алкоголик не способен ни на что человеческое. Во всем этом можно винить и патриархальный уклад того времени, ибо при смене ролей в семье, в современной семье, например, принято меняться ролями. Кто сказал, что Иудушка не мог получить своей доли ласки от отца?

Далее, вплоть до самого конца, Иудушка предстает перед нами, обласканный взором самого автора, который, конечно, изобразил его полным уродом. Михаил Евграфович, списав образ с собственной семьи, продемонстрировал истинное христианское смирение и всепрощение. Обхаяв как мог родного брата, с которого он списал образ Иудушки, Салтыков-Щедрин столкнул его лбами с мамой, а сам отошел в сторонку. Но далеко не уходил, ибо уже знал - что будет дальше. А как же истинное "если тебя ударят в левую щеку, то повернись к лесу передом, а ко мне задом"? Не нужно думать, что на этом все кончилось - демонстрация Иудушки во всей красе продолжалась в течении всего повествования и, разумеется, не в лучшем свете. Почему-то смазаны и практически выброшены из хронологической последовательности целые десятилетия мужания Иудушки, его женитьбы и жизни с женой. Нам остается только догадываться о причине того, почему Иудушка так и не пришел к какому-то равновесию и почему он не остался в городе. Самой очевидной версией была бы та, что Иудушке проще всего было прийти к материальному благополучию, обирая своих родственников, нежели долго и нудно добиваться успеха в другом месте. Ну, так кто виноват, что он один такой среди убогих. Почему-то всегда, когда на горизонте замаячит один-единственный нормальный человек с врожденным разумным мышлением, его тот час записывают в Иуды, ростовщики, американцы, что там еще. Хотя, он всего лишь порождение той самой массы, что так его называет. Не давайте ему особенно резвиться и будет вам счастье.

Впрочем, нужно отдать Иудушкам должное, что на прозвища они особо не реагируют, а знают только одно - свое бесконечное дело о накопительстве материального. Вопрос "для чего копит богатства Иудушка" странен и говорит о том, что его абсолютно не понимают. Таких образов в жизни и литературе довольно много. Только они вечно куда-то спешат, им некогда остановиться и рассказать праздношатающимся, что они не копят богатства, а занимаются их накопительством. Им важен не результат, а процесс. За внешним проявлением эмоций, которое может быть каким угодно - благопристойным, экстравагантным, добрым даже - скрывается холодный и расчетливый ум. У Иудушки не было шанса выглядеть привлекательно, ибо на него смотрят только одни глаза - глаза Михаила Евграфовича. Но даже при таком раскладе можно углядеть некую предвзятость, надуманность и изменить угол зрения. С точки зрения полезности Иудушка более чем безупречен - деловит, энергичен, коммуникабелен, очень непритязателен в быту. А что свинья - так того, кроме нас с вами, никто не видит.

Финал произведения не имеет к Иудушке никакого отношения, ибо повествование погрязло в сумасшествии, а автор ко всему прочему подсунул Иудушке собственную совесть. Уж если быть последовательным, то во всем. Нравственный облик же русского человека, просыпающийся почему-то только тогда, когда его притесняют, не требует отдельного обсуждения, но эмоциональные крайности хорошо выражаются в картинке, что приложена к тексту.

P.S. Как-то слишком критично в итоге вышло по отношению к любимому автору, но Салтыков-Щедрин бы понял и посмеялся.

Finita la commedia

Есть книги, на которые рецензию хочется написать сразу по прочтении, чтобы успеть передать возникшие впечатления, не упустить какие-то пришедшие во время чтения мысли и замечания. Но есть и другие, написание рецензий на которые откладываешь на какое-то время, ждешь, пока улягутся нахлынувшие мысли, оформятся выводы, откроются новые, не обнаруженные сразу, смыслы. Роман Салтыкова-Щедрина относится ко второй категории, прошло уже больше недели, как я перевернул последнюю страничку книги, а всё не торопился писать отзыв, книга вылеживалась в запасниках подсознания. И вот, сегодня утром, я, проснувшись, понял, что, кажется, я созрел для того, что высказать свое мнение.

Но прежде хочу поблагодарить друзей, которые настоятельно советовали мне прочитать эту книгу. Так сложилась моя читательская биография, что в школе, когда "проходили" роман, я его пропустил, болел кажется, а потом всё как-то не складывалось. Но я дал слово Svetlana-LuciaBrinker , Lilia55 , Ludmila888 и Anastasia246 , что к Новому году исправлю сей недочет, план мне удалось даже перевыполнить. Так что можно уверенно сказать, что "по совету друзей я приобрел автомобиль "Москвич", ой, нет, "Москвич" приобрел герой "Бриллиантовой руки", а я прочитал "Господ Головлёвых".

Книга, конечно же, сильнейшая, у неё есть два уровня: исторический и социальный. Первый касается исключительно времени и сословия, изображенных в романе, второй - вечный и общечеловеческий.

Что касаемо первого. На мой взгляд, "Господа Головлёвы" сыграли великую роль в деле расшатывания сословных устоев в Российской империи, подготавливая её переход к обществу равноправных граждан. Салтыков-Щедрин показывает агонию мелкопоместного дворянства, иждивенческую сущность этого класса, предсмертные судороги разлагающегося паразита. По второму аспекту - социальному - роман продолжает оставаться актуальным по сей день, потому что типажи, выведенные классиком, по прежнему встречаются, пусть и в преломлении нынешних реалий.

В русской литературе было две книги, забивающих гвозди в гроб уходящего в тень истории дворянства. Первая - это "Обломов" Гончарова, где было показано безволие и пассивность погрязшего в паразитизме класса, а вторая - "Господа Головлёвы", в которых подводилась жирная черта под бесполезностью и бессмысленностью существования выморочного сословия. Я недаром называю русское дворянство салтыковским термином - выморочное - оно действительно будет вымарано беспощадным историческим процессом навсегда и окончательно.

Известно, что прототипами семейства Головлёвых служили члены семьи самого автора, так в образе Арины Петровны представлена мать писателя - Ольга Михайловна, а Иудушка списан с брата автора - Дмитрия Евграфовича, с которым он судился из-за наследства и чья пустословная лексика вложена в уста Иудушки.

В целом же семейство Головлёвых представляет почти все черты упадничества разлагающегося дворянства. Мать - Арина Петровна - властная женщина, в погоне за "благоприобретениями" теряющая то, ради чего жила - семью. Отец - Владимир Михайлович - человек "легкомысленный и пьяненький". Старший нелюбимый сын Степан - кутила и пьяница, носитель "рабского" характера. Младший Павел - безвольный метатель, в чем-то похожий на Обломова. Племянницы Анненька и Любонька - жертвы того образа жизни, что сложился в Головлёве, вытолкнутые "в люди", не нашедшие своего места в жизни и безжалостно растоптанные.

И, наконец, главная фигура романа - Порфирий Владимирович - он же Иудушка - "кровопивушка". В этом образе сплотилось всё отрицательное и мерзкое, что было свойственно многим представителям угасающего дворянства - жадность и стяжательство, притворство и лицемерие, подлость и мелочность. И все же он не средоточие зла, в нем тоже есть что-то от человека, что не смогло или не успело развиться, что оказалось заморожено и забито глубоко внутрь гнетущим матушкиным воспитанием, в нем просматриваются какие-то позывы. И это только усиливает трагизм этой фигуры, человека, впустую растратившего свою жизнь на подсчет копеек, из-за которых он погубил всех трех своих сыновей - двоих законных и последнего, прижитого от Евпраксеюшки. И проблеском какого-то понимания всего ужаса, который он сотворил над собой и своими близкими, выглядит гибель Иудушки на последних страницах - финальная точка самонаказания после длительной агонии физической и моральной деградации.

Концовка мрачная - "финита ля комедия"

Бывают семьи, над которыми тяготеет как бы обязательное предопределение

Несколько дней назад здесь, на ЛайвЛибе, я написал историю про то, как на экзамене по русской литературе в университете сдал «Господ Головлевых», не читая романа, зная о книге только по лекциям да чужим конспектам критических работ по Салтыкову-Щедрину. И вот теперь прочитал роман, наконец, и сижу в оцепенении.

Я много литературы не прочитал в годы студенчества, и «догонял» потом. И я хорошо знал, например, о чем «Братья Карамазовы» Достоевского, или «Оливер Твист» Диккенса. И по прочтении их в дальнейшем, я говорил себе – да, это хорошо, сильно (а про какие-то книги говорил – нет, это не для меня, и больше этого автора я трогать не буду). Но вот позади «Господа Головлевы»!

Никогда еще во время чтения книги образ персонажа (особенно главного) не вызывал во мне такого отвращения, такой гадливости, такой брезгливости, не провоцировал физической тошноты, так Порфирий Иудушка Головлев. Я вот по натуре практически не брезгливый, и подчас без особых усилий над собой опускал незащищенные руки в такие нечистоты, о которых писать тут умолчу. А тут такое чувство, что я упал в выгребную яму.

Кстати, такую же фразу я писал в свое время по поводу книжки Виктора Ерофеева «Жизнь с идиотом». Но если в том случае я имел в виду лишь то, что книжка на редкость мерзкая, то в данном случае роман Салтыкова-Щедрина замечательный, а главный персонаж – ну я уже сказал про него.

Переплюнул, ох переплюнул Иудушка многих известных литературных героев. В лицемерии – мольеровского Тартюфа, в подлости - гюговского Тенардье. Разве в скопидомстве до Плюшкина не дошел…

Вообще ситуация предсказуемая. Старая кочерга Арина Петровна все сделала для того, чтобы получилось все, как получилось. Жила семьей, но не для семьи. Копила богатство – но не для детей. Детей нарожала – и не любила их. В последнем – главная причина. Детьми надо заниматься, детей надо любить, а коли не любишь ты детей, кто же их еще любви научит? Ну, а если им «кидать куски», как собакам, так они собаками и станут. Точнее, и стали таковыми. Гниль, оказывается, передается по наследству. Такое, к счастью (или к несчастью?) бывает только в роду человеческом. Ох, а что было бы, коли во всех живых видах такое встречалось. Только представьте – выросла яблоня, и всякий раз на ней вырастают гнилые яблоки. Бр-р-р…

Михаил Евграфович во всем великолепии показал еще одну интерпретацию заповеди «Не убий». Ну в самом деле, мало ли мы знаем способов убийства – от банального задушения до изощренного сдирания кожи? А тут мы видим, как убить можно словом, причем убиение происходит ме-е-едленно, ме-е-едленно, ме-е-е…

И вот еще что. Прочитав роман, я вдруг понял, что знаю таких людей, которые если не точь-в-точь, как Иудушка, то достаточно приблизились к нему. Которые, святоши такие, даже не подозревают о том, что за гнилой маской гнилого их благочестия скрываются такой же прах и тлен, такая же душевная и духовная гниль, как у Иудушки. Такие люди, к слову, во много раз хуже настоящих злодеев. Потому что злые люди, разбойники, убийцы и всякая прочая дрянь все-таки понимают, кем на самом деле являются. И всякого рода Иудушки творят зло в святом неведении, с уверенность в своей правоте.

Повторяю, я знаю некоторых таких. Жалко, что они не читали «Господ Головлевых». А подсунь им эту книжку незаметно – страшно оскорбятся! Станут креститься на образа, вопя и стеная, говоря о своих заслугах и невинности. Забывая об одной из главнейших христианских истин – настоящий христианин не станет говорить о своих заслугах, тем более о своем БЛАГОЧЕСТИИ, ибо это есть грех тщеславия и фарисейство.

Головлево - это сама смерть, злобная, пустоутробная; это смерть, вечно подстерегающая новую жертву. Двое дядей тут умерли; двое двоюродных братьев здесь получили "особенно тяжкие" раны, последствием которых была смерть; наконец, и Любинька... Хоть и кажется, что она умерла где-то в Кречетове "по своим делам", но начало "особенно тяжких" ран несомненно положено здесь, в Головлеве. Все смерти, все отравы, все язвы - все идет отсюда. Здесь происходило кормление протухлой солониной, здесь впервые раздались в ушах сирот слова: постылые, нищие, дармоеды, ненасытные утробы и проч.; здесь ничто не проходило им даром, ничто не укрывалось от проницательного взора черствой и блажной старухи: ни лишний кусок, ни изломанная грошовая кукла, ни изорванная тряпка, ни стоптанный башмак. Всякое правонарушение немедленно восстановлялось или укоризной, или шлепком.

И еще могу сказать, что в этом романе я не заметил ни одного в достаточной мере значимого лица, которое было бы симпатичным. Вот уж правда – дьявольское, убивающее место. При всем этом роман не выглядит фаталистическим. Хотя иногда и прорывается мысль – так им всем и надо, туда им всем таким и дорога. Но… если всем подобным туда дорога, тогда, боюсь, мор будет-с…

P.S. Прекрасно, выразительно озвучил книгу Александр Клюквин, за что ему самую ма-а-алость меньшее спасибо, чем самому Салтыкову-Щедрину. А еще спасибо неизвестному звукорежиссеру за очень удачные саунды в самых напряженных местах. Интересно, когда была сделана запись? Не удивлюсь, если в 70-х…

40 причин моей ненависти

Господа Головлевы, я вас ненавижу!
Тухлятина вы, господа. Все как один - тухлятина!
Ненавижу вас за узколобость, скупость, за тупые растраты, за детей «постылых», за лицемерие, безалаберность, лесть, за унижения, за никчемность вашу, за отсутствие поступков, за глупую самовлюбленность и напыщенность, за «милый дружок маменька», за наглость, за опухшие пропитые рожи, за кривляния, за неумение заработать даже на кусок хлеба, за вялость ума, за мечты об исключительно даровом довольстве, за безделие и буффонство, за вялые, безобразные, серые дни, за редкие приступы нравственного отрезвления, за примирение с «маменькиным положением», за исполненные цинизма разговоры, за абсолютную праздность и неспособность ни к какому делу, за «для кого я припасала! ночей недосыпала, куска недоедала… для кого?», за «ах» да «ах», за ваше гнилье и в душах и в погребах «огурчики-то еще хороши, только сверху немножко словно поослизли, припахивают, ну да уж пусть дворовые полакомятся», за пустую суету головлевского скопидомства, за стяжательство, одержимость деньгами, за безнравственность, за беспричинное, невыразимое утомление, уныние и истому, за ненависть без протеста, за то, что часами можете смотреть в одну точку, за лживые семейные комедии, за «мои распоряжения глупые, ну и пусть будут глупые», за нелепое нытье и причитания, за безграничную неряшливость, за переливания из пустого в порожнее.
За вот это всё.

А Иудушку вашего кровопивушку особенно терпеть не могу. Не человек, а болото. Паскудник этот отравил мне любовь к уютному выражению «попить чайку». Теперь как услышу, так и вспомню весь его словесный гной, целые потоки его болтовни, сюсюканье это мерзкое: пречудесное именьице, говядинка, телятинка, скромненько да ладненько, светленько и уютненько, посиживаем ладком да мирком, свечечка, лучинушка, избушечка, Евпраксеюшка, Улитушка, маслице, капустка, горошек, картофелец, огурчики, лучок, тепленькая погодка, дождичек, градец, ведрышко, поиграть в карточки, лаптишечки, пустенькие щи.
И так всю жизнь. Тьфу!