Жертва

Как-то

Многогранный вопрос «почему», если дело касается чьей-то смерти, блещет особенно толстой и тупой гранью, ибо вопрос этот бессмысленный изначально. Сколь угодно можно на него отвечать, заранее зная, что ждет тебя или предсказуемая ложь, или реальная чуш. Тем не менее, наихристианнейший ответ на данный вопрос, если речь о смерти ребенка или недолгоживущего домашнего животного, устраивает практически всех. Что-нибудь типа «он сделал этот мир лучше». Ни к месту вспоминаются Вильгельм Гауф или Эмили Бронте. Хотя по идее должен вспомниться маленький племянник главного героя "Жертвы".

Если у Сола и идет речь о жертве, то жертва эта иного рода. Она непрерывная, то, что мы постоянно, считая малым или незначимым, отдаем за то, что считаем более важным или более глобальным. Пожертвования не облагаются налогами и именно поэтому скрывают собою какую-то другую цель. Можно, например, пожертвовать собственный пенис в пользу воинствующих феминисток. Особенно тяжко жертвовать вовсе незнакомыми людьми, что делает чудесную клятву «тобой клянусь» особенно значимой. Сол написал обо всем, хотя речь в основном идет о том, что человек периодически совершает неблаговидные для самого себя поступки. Хочет казаться лучше, чем есть - добрее, умнее, коммуникабельнее, более жалким, более сдержанным, более религиозным. С течением времени новые качества прилипают к облику человека как липкое дерьмо и в итоге он сам уже не помнит – где он настоящий, а где то, что для него придумало общество.

Мир видится цветными стекляшками калейдоскопа в глубоком детстве. Далее приобретает ужасающие очертания телеэкрана или монитора. Кому-то достаются вычурные дипломатические очки, кому-то чужие глаза начальника, кому-то глаза авторов-классиков. Смотреть в театральный бинокль на этот мир бывает временами интересно, хотя не так, как в оптический прицел снайперской винтовки. Это желтые очки от гуччи – посмотрите вокруг кислотными глазами Эллиса. Снимите очки подростка-кибердрочера минут на 5 перед сном. Снова виртуальный дождь за лобовым стеклом вашей тойоты. Сколько глаз устремилось на вас из окон различных смартфонов, сколько углов преломления – для чего-то по-настоящему своего давно не осталось места.

Сол, периодически задавая конкретные вопросы, никогда не дает однозначных ответов. Чтение по Солу Беллоу – это некий нелегкий процесс, когда твой мозг заставляют функционировать более инициативно и скрипеть так, что слышно в соседнем районе. Кучу совершенно, как кажется, несложных задач, очень переливчатых и очень разнокалиберных, хитрый автор постоянно подкидывает в топку, где извилины читателя еще не переплавились. Если удается, то какая-то незатронутая еще часть тебя самого может попытаться решить для себя – каким образом все это получится разглядеть в тексте, не устать, увидеть скрытый смысл, не заскучать и не сделать поспешных выводов. И вообще, чтение Сола Беллоу – это что-то не особенно значимое, если сравнивать это чтение с тем местом, что он занимает в твоей жизни.

Упоминание Достоевского именно в описаниях произведения «Жертва» видится не очень удачным. Конечно, если опираться на человека как объект, то у Сола и Федора Михайловича много общего. Какие-то авторы за основу берут алгоритмы, тенденции, застывшие формы, даже человеческие проблемы, которые, естественно, имеют отношение к человеку, но делают его при всем при этом второстепенным. Конкретно «Жертва» у Беллоу больше напоминает Кафку наоборот. Если знаменитый чех использовал абсурд как средство, чтобы поведать о чем-то ином, то у Сола это самое крышервущее лежит в основе. В мелочах он очень разумен и последователен. Но лучше не иметь возможности тот самый концептуальный бред распознавать. Пусть о нем говорят что угодно. Что это обычная ненормальность, банальщина или нудные еврейские рассуждения. Все равно. Прячь мысль, скрывай квинтэссенцию, пиши с неохотой – это основные принципы немногочисленного читателя, которому довелось побывать в мире Беллоу, но не посчастливилось жить с ним в одно время и в одном месте.

Первый раз встречаю зарубежного автора, столь очевидно похожего на Достоевского, ещё и еврея, пишущего о евреях. Та же (ну почти) глубина самокопания, иррациональная лихорадочность мыслей и действий, слабые опустившиеся елейно-подленькие людишки, воспалённые диалоги, нагнетающие какую-то внутреннюю тревожность.

Нью-Йорк плавится от жары, все вокруг истекают потом, а нервный, толстый и одинокий еврей Левенталь варится в соку собственных страхов и переживаний. У него и так все не слава богу: с женой нелады, она за всю книгу нигде, кроме его мыслей не появляется, работа не радует, не дает полностью проявить себя, племянник при смерти лежит, брат непутевый... Так он в один прекрасный момент еще и жертвой преследования становится.

Герой сам обрекает себя на упреки, унижения и злоупотребление своей порядочностью, когда некий Олби, субъект весьма маргинальный, заявляется к нему с обвинением в сломанной по вине Левенталя жизни. Он поначалу, конечно, отнекивается и отбрехивается от него, но недостаточно уверенно, потому что Олби снова настигает его и наглеет настолько, что... Это уже спойлер, так что я воздержусь. Я вообще ожидала трагического финала, но Беллоу все же не дал ему произойти.

Книга умная, тонкая, сквозь неё слегка трудно продираться, но для себя я много резонирующих мыслей отметила. Про то, что душа - это не вертящаяся дверь, впускающая все и всех подряд, что в ней места на все переживания на свете не хватит. Про те ночные краткие мгновения озарений, испаряющиеся из памяти днем. Единственное, что по зрелом размышлении трудно сказать о чем конкретно была книга - то ли о великой тревожности и уязвимости души человеческой, то ли о том, что мы даже не подозреваем, как сильно мелкие и крупные наши решения и поступки сказываются на жизни других людей. Но с другой стороны, вот начнёшь об этом думать и снова душу по кускам не соберёшь. Беллоу читать буду, понравился.

Настроение в «Жертве» Сола Беллоу почти хичкоковское: главного героя романа обвинили в том, чего он не совершал. Обвинение, к счастью, носит бытовой характер и не предусматривает привлечения государственной правоохранительной системы, но и одного подозрения достаточно, чтобы соседи, друзья и коллеги по работе начали сомневаться. Дыма, как известно, без огня не бывает.

Ситуация усугубляется ещё и тем, что обвиняемый, Аса Левенталь, лучше многих знает, что невиновных людей нет. Потому что Аса Левенталь еврей и потому что действие происходит в 1947 году. Вероятно, Ханна Арендт была настроена чересчур оптимистично, когда писал, что антисемитизм оказался надолго дискредитирован, «благодаря» Гитлеру, поскольку большинство людей осознало, что он «приводит к газовым камерам и мыловаренным заводам». Для нью-йоркского еврея Левенталя мир как был враждебным, так им и остался (только чувство вины усилилось из-за событий в Европе), поэтому обвинения Керби Олби он воспринимает всерьёз.

Конечно, со стороны кажется, что события «Жертвы» - психологическая игра. Аса Левенталь «перемещается» по треугольнику судьбы, меняя, иногда мгновенно, роли жертвы, спасителя и преследователя во взаимоотношениях с окружающими (с Еленой, Олби, Гаркави, Уиллистоном). Так, например, в отношениях с невесткой Левенталь сначала выступает в роли Спасителя: он должен помочь тяжело заболевшему племяннику Микки. Тут же Левенталь на время становится Преследователем: он раздосадован, что придется уехать с работы, и злится на Елену («Да, ребенок, наверно, серьезно болен, не то с чего бы ей так надсаживаться. И раз брат в отъезде, надо, наверно, ехать, да, это просто его долг. Но неужели нельзя попозже? Неужели это так срочно?»). Позднее после череды событий, Левенталь переключается в Жертву («Думал, как на пароме он думал, что теперь все свалят на него. Елена, чего доброго, сочтет его виноватым, мамаша будет ее науськивать»... «Да, она его винит, ясно, как божий день»...«Ну что, что я такого сделал?» — думал Левенталь; и такой страх его пробрал…»).

Но никакой игры в романе нет. Есть обычная жизнь. Аса Левенталь уязвим, он осознаёт, что у него есть проблемы, но также понимает, что сам может их решить. К такому же выводу приходит и Олби. Целью вашей жизни, как будто говорит Сол Беллоу своим героям, должно стать не преследование и обвинение других людей, а изменение ситуации таким образом, чтобы оказались учтены ваши интересы и потребности. И в финале романа, случайно встретившись в театре, Левенталь и Олби

— И чем вы занимаетесь? Вы актер?
— Актер? Нет, я на радио. По рекламе. Непыльная работенка. Понимаете? Я теперь принимаю жизнь, как она есть. Слез с пони — помните, тогда вам говорил? — теперь я на поезде.
— Машинист?
— Машинист, черта с два! Я пассажир. — Короткий, невнятный смешок. — И даже не первого класса. Я не из тех, кто хоть чем-то правит. И никогда не буду. Давно это понял. Такие, как я, принимают условия тех, кто правит. Ну да ладно! Мир создан мне не совсем по мерке. Что ж тут поделаешь?

Книга прочитана в рамках 12-ого тура "Игры в классики"

Сол Беллоу невероятный автор. Я влюбилась в его творчество уже с романа Герцог. После него я смело скупала все романы Беллоу, которые мне попадались под руку.
Манера письма и тонкий психологизм — отличительные черты его творчества. Об общей тематике произведений Беллоу пожалуй мне еще немного рано рассуждать, но судя по двум романам уже понятно, что Беллоу любит вести повествование от лица мужского персонажа. Но персонажи, как и сюжет в романах Беллоу не вызывают острого желания передохнуть и взять для разрядки хороший роман из-под женской руки. Всем персонажам Сола Беллоу веришь, веришь в подлинность и искренность самого автора, их описывающего. Беллоу одновременно будто играет с читателем (да, да, с чувством юмора у него тоже все в порядке), но никогда не заигрывает. Не знаю, можно ли назвать отличительной чертой фильмов и романов 50-х — показывать взаимоотношения людей с максимальноей долей чуткости и тонкости, будто изнанка внешних признаков, одолевающих душу героя, и есть истинная и центровая точка отчета. Например помню когда в первый раз появились подобные сравнения, когда смотрела фильм Клода Лелуша. Такое еще пронзительное ощущение тогда возникло — почему сейчас подобного вообще не снимают? Ведь трогает до глубины. Конечно отголоски подобного в современном все же есть. Особенно меня не покидают ощущения, что данный этап (периода 50-х) в изощренно видоизмененной форме переживает современная русская и украинская литература. Понимаю, возможно сравнение покажется натянутым, и подобного Беллоу я все же не припоминаю среди современников, но навязчивое сравнение не покидает. При этом современные тенденции тоже не обходят стороной отечественный литературный мир, так что выходит очень забавная солянка. Но я немного отвлеклась от романа Сола Беллоу.
Изначально меня дико заинтриговало название романа - Жертва. В романе Герцог собственно сам герцог тоже своего рода жертва, но ощущения от обеих романов разняться значительно. В Герцоге давящая враждебность окружающей среды и отчуждение, а позже и растирание в прах, в Жертве тоже все это есть, но контекст совсем иной.
Вполне возможно Вас тоже будет одолевать вопрос - кто в данном романе настоящая жертва? Это символично, или конкретный человек? Или и то и друге одновременно. Или может жертва не одна, а их мозаично много? Пожалуй свои выводы я оставлю при себе — так Вам будет точно интереснее читать.
Обратите особое внимание на эпиграфы к роману. Цитата о случайном влиянии на смерть и о давящих мыслях внутри головы — по-моему это идеально в контексте сюжета Жертвы.
Где-то видела сравнение этого романа Беллоу с творчеством Достоевкого и, хочу отметить, что это очень меткое попадание, в особенности с одним персонажем. Так к главному герою книги, к Левенталю, пристает его старый знакомый, некий Олби, виня его в своем увольнении и как следствие и крашении всей своей жизни. Олби будто настоящее наследие Достоевского — пьющий, падший почти беспросветно, презирающий себя самого даже больше чем других. Уверенна, что без Олби роман не вышел бы и в половину так хорош, как с ним. И в данном случае эта «русскость» американского романа смотрится как вишенка на торте.
После романа Жертва, я добавила Беллоу в любимые авторы, надеюсь он меня порадует еще не раз :)

Внизу фото рукописного текста рецензии

Жертвы обстоятельств жизненного процесса

Где-то в Нью-Йорке слепит глаза невольно зимнее солнце. Вальс сумасшедших серых амёб в чашке Петри. Навязываемое чувство вины и жалости, вязнущее на зубах. Жертва, творящая жертву. Самый жалкий в мире преследователь (кто-нибудь, дайте уже ему ложку) в погоне за своим невольным врагом вскочил таки на поезд, идущий в другую сторону. Аплодисменты.

Долгая прогулка 2018, январский тур, основное задание.
Команда "Туманная дымка в дыхании Фудзи"