Лауреат Нобелевской премии в области физиологии и медицины (2000 г.) и знаток модернистского искусства приводит нас в блистательную Вену рубежа XIX–XX веков – город Зигмунда Фрейда, Артура Шницлера и Густава Климта. Здесь – в художественных мастерских, врачебных кабинетах и светских салонах – около ста лет назад началась революция, изменившая наши представления о психике и ее отношениях с искусством.
Автор, лауреат Нобелевской премии по физиологии или медицине (союз «или» это не я поставил) исследует диалог между искусством и наукой, начавшийся в Вене на рубеже XIX и XX вв. и продолжающиеся по наши дни. Книга «Век самопознания» пытается гармонично связать науку и искусство, пока все остальные пытаются примирить науку с религией. Эрик Кандель пытается объяснить, почему глядя на портрет, скажем, Моны Лизы мы получаем удовольствием на физическом уровне. Казалось бы, двумерный, неподвижный рисунок написанный полтысячелетия назад не должен привлекать нашего внимания. Ан нет, кажется, мало кто проедет мимо Лувра, оказавшись в Париже. Мы всё смотрим и смотрим на нее и пытаемся понять, улыбается она нам или нет? Смотришь ей в глаза и периферическим зрением замечаешь, как ее губы изгибаются в насмешливой улыбке, а как только переведешь глаза к ее губам, перед нами предстает серьезная дама без намека на улыбке. Почему так происходит? И спрашивается, почему такое огромное влияние на нашу жизнь имеет искусство, ведь если смотреть на вопрос глазами Дарвина, то для выживания вида, искусство как орудие – бесполезно. И еще глупее тратить сотни миллионов, для того чтобы заполучить в свою коллекцию «Идущего человека» Джакометти или «Адель Блох-Бауэр I» Климта.
Автор в три этапа разделяет и рассматривает этот диалог между наукой и искусством. Началось все с венских медиков и художников-модернистов, которые каждый своим путем пришли к пониманию о влиянии бессознательного на нашу жизнь. Тут вам и Дарвин и Фрейд и Климт с Шиле и Кокошкой. Далее автор переносит нас в 30-е года прошлого века, где искусство и когнитивная психология после взаимного влияния породили новую науку – когнитивную психологию искусства. И, наконец, 3 этап, начавшийся в 90-х годах, отмечается взаимодействием когнитивной психологии и биологии, заложившим основы нейроэстетики эмоций – науки о сенсорном, эмоциональном и эмпатическом восприятия произведений искусства. Автор пытается объяснить, почему нам нравятся одни вещи и не нравятся другие. Как развивалось искусство от классицизма до абстракционизма, как идеи Фрейда получают биологические доказательства в нашем веке. И как вообще наш мозг реагирует на произведения искусства.
Хочется выразить отдельную благодарность некоммерческому фонду «Династия» и отдельно основателю данной серии «Элементы» Дмитрию Зимину за то, что продолжают качественно переводить и печатать научно-популярную литературу, а так же Петру Петрову за перевод столь непростой книги. Очень удобно сделано, что большинство упоминаемых произведений искусства уже в цветном или черно-белом виде уже присутствуют в книге и не приходится отвлекаться на поиски изображений в интернете.
И цитатка в конце
Влюбленность, представляется своего рода естественной зависимостью, в которой задействована система мотивации, связанная со стремлением к награде, и более похожей на такие явления как голод, жажда или ломка, чем на эмоциональное состояние.
Автор, лауреат Нобелевской премии по физиологии или медицине (союз «или» это не я поставил) исследует диалог между искусством и наукой, начавшийся в Вене на рубеже XIX и XX вв. и продолжающиеся по наши дни. Книга «Век самопознания» пытается гармонично связать науку и искусство, пока все остальные пытаются примирить науку с религией. Эрик Кандель пытается объяснить, почему глядя на портрет, скажем, Моны Лизы мы получаем удовольствием на физическом уровне. Казалось бы, двумерный, неподвижный рисунок написанный полтысячелетия назад не должен привлекать нашего внимания. Ан нет, кажется, мало кто проедет мимо Лувра, оказавшись в Париже. Мы всё смотрим и смотрим на нее и пытаемся понять, улыбается она нам или нет? Смотришь ей в глаза и периферическим зрением замечаешь, как ее губы изгибаются в насмешливой улыбке, а как только переведешь глаза к ее губам, перед нами предстает серьезная дама без намека на улыбке. Почему так происходит? И спрашивается, почему такое огромное влияние на нашу жизнь имеет искусство, ведь если смотреть на вопрос глазами Дарвина, то для выживания вида, искусство как орудие – бесполезно. И еще глупее тратить сотни миллионов, для того чтобы заполучить в свою коллекцию «Идущего человека» Джакометти или «Адель Блох-Бауэр I» Климта.
Автор в три этапа разделяет и рассматривает этот диалог между наукой и искусством. Началось все с венских медиков и художников-модернистов, которые каждый своим путем пришли к пониманию о влиянии бессознательного на нашу жизнь. Тут вам и Дарвин и Фрейд и Климт с Шиле и Кокошкой. Далее автор переносит нас в 30-е года прошлого века, где искусство и когнитивная психология после взаимного влияния породили новую науку – когнитивную психологию искусства. И, наконец, 3 этап, начавшийся в 90-х годах, отмечается взаимодействием когнитивной психологии и биологии, заложившим основы нейроэстетики эмоций – науки о сенсорном, эмоциональном и эмпатическом восприятия произведений искусства. Автор пытается объяснить, почему нам нравятся одни вещи и не нравятся другие. Как развивалось искусство от классицизма до абстракционизма, как идеи Фрейда получают биологические доказательства в нашем веке. И как вообще наш мозг реагирует на произведения искусства.
Хочется выразить отдельную благодарность некоммерческому фонду «Династия» и отдельно основателю данной серии «Элементы» Дмитрию Зимину за то, что продолжают качественно переводить и печатать научно-популярную литературу, а так же Петру Петрову за перевод столь непростой книги. Очень удобно сделано, что большинство упоминаемых произведений искусства уже в цветном или черно-белом виде уже присутствуют в книге и не приходится отвлекаться на поиски изображений в интернете.
И цитатка в конце
Влюбленность, представляется своего рода естественной зависимостью, в которой задействована система мотивации, связанная со стремлением к награде, и более похожей на такие явления как голод, жажда или ломка, чем на эмоциональное состояние.
Аннотация обещает погружение в Вену рубежа XIX-XX веков: "в художественных мастерских, врачебных кабинетах и светских салонах — около ста лет назад началась революция, изменившая наши представления о психике и ее отношениях с искусством".
Автор книги - нобелевский лауреат в области физиологии и медицины Эрик Кандель - предсказуемо хорош в трактовке сигналов коры головного мозга и непредсказуемо любит экспрессионизм. В программе "художественных мастерских" Густав Климт, Эгон Шиле и Оскар Кокошка. В последней четверти книги еще импрессионизм и Ван Гог на полторы страницы. Врачебные кабинеты, учитывая бесконечный оммаж фрейдистам, являются скорее кушетками, на которых можно прикорнуть в ожидании развития темы. Светские салоны, насколько мне запомнилось, ограничились Бертой Цуккеркандль, привечавшей всех от Штрауса до Малера.
На этом связь аннотации с текстом Канделя заканчивается.
Считается, что гуманитарии не умеют считать, а технари не отличат Стендаля от сыра. Эрик Кандель написал уйму страниц во имя разрушения этого стереотипа. Он пишет о том, как медики и прочие психиатры разработали доселе неизведанный пласт психики, а современные им художники и писатели под влиянием ученых выражали те же находки в разномастном творчестве. Где Фрейд, там Шницлер, где Шницлер, там Климт, венская тусовочка нагенерировала внутри себя самой революционные эстетические идеи и давай нести их в массы.
Через 600 страниц нам расскажут, что импульс творчества в мозге появляется раньше, чем человек осознаёт желание что-то сотворить.
В книге есть целый блок репродукций работ художников-модернистов, в названии заявлен поиск бессознательного, но это не должно вводить никого в заблуждение. Прежде всего это текст об устройстве человеческого мозга, которому автор поклоняется как Джоконде: столетия исследования не делают его менее загадочным.
Он много и понятно пишет об обработке информации и реконструкции образов, о "вкладе зрителя", что перекликается с установками Умберто Эко об идеальном читателе, эмоциях и их передаче художественными средствами.
Ожидаемая идея синкретизма разворачивается в полную мощь в последней главе, и по большей части Кандель рассказывает историю о том, как человечество рухнуло в "бездну взаимного непонимания и враждебности, разделяющую представителей естественных наук, изучающих Вселенную, и представителей гуманитарных наук, изучающих человеческий опыт".
Dum spiro spero, чо.
Еще в предыдущей прочитанной мной книге Канделя отметила его умение превращать информацию, казалось бы характерную лишь для сухих учебников, в увлекательный рассказ. Вроде держишь в руках науч-поп, а восторг испытываешь как от какого-нибудь исторического романа. Экскурс в историю действительно есть. Нужно же с чего-то начинать. Итак, давным-давно... Конечно не такими словами, но примерно этим способом автор вводит нас в курс дела.
А начинается книга не совсем с научной темы - про психоанализ и искусство в XX веке. Для меня это была самая долгая часть, потому что я очень поверхностно знакома с личностями, о которых там часто упоминается, и залипала на картинах. Потом наконец идет естественная наука. Читатель узнает о ...эмм... механизмах зрительного восприятия информации, о том как мы смотрим на ИЗО и затем про эмоциональные реакции. В сочетании выходит интересная складная схема, что кажется для художников готова формула идеальной картины. Но не все так просто, хе-хе.
Вообще, основная цель, которую я считаю Эрик Кандель достиг, показать сотрудничество науки и искусства. Он рассказал, как одно влияет на другое, как они дополняют друг друга и что сегодня даже многие в прошлом противоположные дисциплины могут сплестись в одну новую. Познаем себя, короче.
Мои бесконечные благодарности JulieAlex за совет в игре ТТТ.
Расслабление упрощает доступ к бессознательным психическим процессам. В этом отношении оно похоже на сон. Сделанное недавно открытие – что даже принятие решений, как и многое другое в нашей когнитивной и аффективной деятельности, отчасти совершается бессознательно, – позволяет предположить, что бессознательные психические процессы необходимы и для творческого мышления.
Только нашему виду свойственны усилия, состоящие в творческой манипуляции элементами внешнего мира, с тем чтобы они могли выразить нечто из нашего внутреннего субъективного состояния как индивидуумов, или коллективно, как группы индивидуумов.
Не ограничивая себя априорными упрощениями эстетических стандартов, можно усмотреть в развитии культуры не прогресс либо регресс, а бесконечную череду преобразований
Кокошка опирался на четыре идеи. Во-первых, работа над портретом позволяет многое узнать о душевных качествах изображаемого. Во-вторых, изображая другого, художник познает и свою собственную природу. Кокошка понял, что самый верный путь к запечатлению психики других лежит через понимание собственной психики, а значит, и через работу над автопортретами. В-третьих, эмоции можно передавать с помощью жестов, причем особенно красноречивы кисти рук. В-четвертых, противоположные эмоциональные полюса (стремление и избегание) всегда сопряжены с сексуальностью или агрессией, причем эти инстинктивные импульсы проявляются не только у взрослых, но и у детей.
С точки зрения венской школы искусствознания художник был прежде всего не творцом прекрасного, а проводником новых истин.