В монографии прослеживается история института гражданства в России с Великих реформ 1860-х до начала 1930-х годов. Автор рассматривает российские законы и практики в международном контексте и приходит к заключению, что до начала Первой мировой войны история российского гражданства во многом сопоставима с историей гражданства в западных странах. В 1860-х годах правительство старалось увеличить приток иностранцев в страну, что рассматривалось как часть стратегии модернизации. Одновременно царский режим использовал политику гражданства как инструмент влияния на этнический состав населения. Ученый показывает, как с 1914 года в истории российского гражданства начинается поворот к автаркии, кульминацией чего стали изоляционизм и ксенофобия сталинской эпохи. Эрик Лор (Eric Lohr) – профессор Американского университета (American University, Washington, DC, USA).
Суховатый очерк о концепциях гражданства и подданства в России во всех ее ипостасях – от Московского царства до современной России. Естественно, основное внимание уделено имперской России и раннему Советскому Союзу, остальное дано пунктиром.
Собственно, поводом для книги стало то, что автор активно спорит с нивелирующей тенденцией – описывать Россию как неизменную систему, которая лишь периодически меняет маски, а в остальном обладает вечным набором характеристик. И тут главное, пожалуй, не то, успешно или провально спорит Лор с этим постулатом, а то, что данный постулат является базовым при интерпретации наших с вами палестин и событий в оных.
Любопытная нарративная часть – о политике царской власти, сформулированной Лором как «Привлекай и удерживай», об усилиях пары столетий привлечь как можно больше высококачественных промышленных специалистов и сельскохозяйственных колонистов, о столкновении этой парадигмы во второй половине XIX века с набирающим вес национализмом (вернее, интерпретации внутренней политики под углом национальных предпочтений) – все эти проблемы с немцами на Волыни и поляками на бывших территориях Речи Посполитой, об ограничениях для евреев, о лишении гражданства и о процедуре оптации (на примере приобретений на Кавказе по итогам войны 1877-1878 гг.). Собственно, автор известен своей работой о том, как власти и общество Российской империи реагировали в годы Первой Мировой на немцев и подданных Австро-Венгрии, этот раздел по понятным причинам и в данной книге энергичен, информирован и привлекает внимание.
Не менее интересна и часть о ранних действиях Советской власти – тут и массовое лишение гражданства эмигрантов, и попытки кооптации мирового пролетариата (в основном в декларациях и на бумаге, ибо ОГПУ сильно опасалось нефильтрованных вливаний в население), и сложности с корейцами и армянами. Борьба дискурсов – привлекать бывших или отталкивать, сложности выбора экономической политики, сталинские закручивание гаек как на физической границе страны, так и во внутренней сфере (знаменитая паспортизация начала 30-х в купе с той самой пропиской).
Лор утверждает, что Первая мировая стала водоразделом. Негативные тенденции, сдерживаемые и приглушаемые царской властью (не всегда осознанно), выплеснулись и смыли те элементы внешнего лоска, что были созданы в эпоху Великих реформ Александра II. До Первой Мировой казалось, что Россия и в области гражданства (широко понимаемого – как системы пересечения границы, приобретения подданства и лишения оного, поощрения эмиграции и/или иммиграции) хоть и малость пожестче была, но все же развивалась в четких рамках мировой системы, международного права. Тогда как Первая мировая и последовавшие за ней революции опечатали нашу страну, создав почти автаркию.
Пожалуй, здесь кроется главный недостаток книги для меня. Обзор пытается быть всеобъемлющим, что дает нивелировку деталей. А отсутствие деталей дает упрощение, пожалуй, все же, чрезмерное. К тому же автор в самом конце начал рассказывать про националистический поворот при Путине и про то, что волны трудовых мигрантов потекут обратно из России, так как экономики их родных стран обойдут, весьма вероятно, экономику РФ. Тут я заскучал и понял, что и этот автор не смог до конца приглушить своего внутреннего политика.
P.S. Таблицы в Приложении битые, цифры не суммируются, вероятно что-то потерялось при переводе. Понравилось и утверждение на странице 227, что Финляндия, Польша и Молдова – это прибалтийские страны (это, вероятно, огрех синтаксиса перевода).
Суховатый очерк о концепциях гражданства и подданства в России во всех ее ипостасях – от Московского царства до современной России. Естественно, основное внимание уделено имперской России и раннему Советскому Союзу, остальное дано пунктиром.
Собственно, поводом для книги стало то, что автор активно спорит с нивелирующей тенденцией – описывать Россию как неизменную систему, которая лишь периодически меняет маски, а в остальном обладает вечным набором характеристик. И тут главное, пожалуй, не то, успешно или провально спорит Лор с этим постулатом, а то, что данный постулат является базовым при интерпретации наших с вами палестин и событий в оных.
Любопытная нарративная часть – о политике царской власти, сформулированной Лором как «Привлекай и удерживай», об усилиях пары столетий привлечь как можно больше высококачественных промышленных специалистов и сельскохозяйственных колонистов, о столкновении этой парадигмы во второй половине XIX века с набирающим вес национализмом (вернее, интерпретации внутренней политики под углом национальных предпочтений) – все эти проблемы с немцами на Волыни и поляками на бывших территориях Речи Посполитой, об ограничениях для евреев, о лишении гражданства и о процедуре оптации (на примере приобретений на Кавказе по итогам войны 1877-1878 гг.). Собственно, автор известен своей работой о том, как власти и общество Российской империи реагировали в годы Первой Мировой на немцев и подданных Австро-Венгрии, этот раздел по понятным причинам и в данной книге энергичен, информирован и привлекает внимание.
Не менее интересна и часть о ранних действиях Советской власти – тут и массовое лишение гражданства эмигрантов, и попытки кооптации мирового пролетариата (в основном в декларациях и на бумаге, ибо ОГПУ сильно опасалось нефильтрованных вливаний в население), и сложности с корейцами и армянами. Борьба дискурсов – привлекать бывших или отталкивать, сложности выбора экономической политики, сталинские закручивание гаек как на физической границе страны, так и во внутренней сфере (знаменитая паспортизация начала 30-х в купе с той самой пропиской).
Лор утверждает, что Первая мировая стала водоразделом. Негативные тенденции, сдерживаемые и приглушаемые царской властью (не всегда осознанно), выплеснулись и смыли те элементы внешнего лоска, что были созданы в эпоху Великих реформ Александра II. До Первой Мировой казалось, что Россия и в области гражданства (широко понимаемого – как системы пересечения границы, приобретения подданства и лишения оного, поощрения эмиграции и/или иммиграции) хоть и малость пожестче была, но все же развивалась в четких рамках мировой системы, международного права. Тогда как Первая мировая и последовавшие за ней революции опечатали нашу страну, создав почти автаркию.
Пожалуй, здесь кроется главный недостаток книги для меня. Обзор пытается быть всеобъемлющим, что дает нивелировку деталей. А отсутствие деталей дает упрощение, пожалуй, все же, чрезмерное. К тому же автор в самом конце начал рассказывать про националистический поворот при Путине и про то, что волны трудовых мигрантов потекут обратно из России, так как экономики их родных стран обойдут, весьма вероятно, экономику РФ. Тут я заскучал и понял, что и этот автор не смог до конца приглушить своего внутреннего политика.
P.S. Таблицы в Приложении битые, цифры не суммируются, вероятно что-то потерялось при переводе. Понравилось и утверждение на странице 227, что Финляндия, Польша и Молдова – это прибалтийские страны (это, вероятно, огрех синтаксиса перевода).
Книга небольшая, весьма симпатичная, в несколько сжатом виде (хотя и весьма информативно) рассматривает эволюцию понятий "подданство" и "гражданство" в России от Великих реформ до перехода к политической и экономической изоляции тридцатых годов. Эрик Лор дает обильное аналитическое сравнение с европейскими (и американскими) образцами: автор указывает, что часто они развивались параллельно, Россия не всегда отставала от соседей (британцы тоже довольно долго цеплялись за свое консервативное законодательство), а иногда и бежала впереди паровоза, но в результате различных географических и политических факторов наработала практики, сильно отличающихся от стандартных в Европе (особенно мне понравилось сравнение проблем эмиграции и пограничного контроля на русско-германской и дальневосточной границах).
Как я уже сказал, текст невелик и близок к широкому и подробному обзору, расцвеченному множеством примеров: Лор особо не углубляется в тему, время от времени сравнивая точки зрения различных специалистов в области паспортов и натурализации и иногда фокусируясь на отдельных вопросах - например, разбор дискуссии второй половины XIX века вокруг легализации эмиграции и денатурализации мне показался вполне исчерпывающим. То есть хоть в принципе книга выглядит вполне законченной, ее, как мне кажется, можно значительно углубить и добавить материала.
Лор ограничивает свое исследование временными рамками (1860 - 1930), закольцовывает историю, указывая, что к концу двадцатых годов Россия во многом вернулась к старомосковским практикам трактовки подданства, а во многом и пойдя дальше, наглухо перекрыв страну для любых видов эмиграции и иммиграции, и хотя в подобном восприятии немало верного, но в результате этого подхода весь остальной двадцатый век как-то выпадает из картины (Лор дает только беглый его обзор вплоть до 2010 года), а там много чего интересного было - например, послевоенное массовое возвращение армян.
Книга хороша тем, что будучи вполне серьезным трудом, не требует при этом каких-то значительных знаний по теме, в моем же случае еще и удачно заполняла некоторые лакуны и заставляла вспомнить другие темы вроде российской колонизации и беженцев времен Первой мировой войны, тем самым создавая более плотное понимание истории с перекрестными ссылками.
Вместо постскриптума: только когда добрался до половины, узнал, что книга не только переведена на русский, но уже и издана .
Приказы армейских командиров, принуждавших евреев покидать подвластные военным территории, привели к огромному давлению на немногие провинции, находившиеся за пределами этих территорий, но еще в черте оседлости. Отвечая на этот вызов, в августе 1915 года правительство предприняло исторический шаг, отменив множество ограничений на расселение евреев внутри страны. Так по иронии истории одна из наиболее суровых мер, принятых во время войны против группы российских подданных, обернулась их освобождением от одного из наиболее значимых символов лишения полных прав гражданства и в значительной мере уравняла права на свободу передвижения для всех жителей страны.
Не унаследовавшие земли́ вторые, третьи и четвертые сыновья из немецких общин нередко решались на эмиграцию. Операция оказалась столь успешной, что примерно в течение десятилетия в 1880-х и 1890-х годах Южная Дакота была населена преимущественно русскими немцами.
По всему миру российские консульства получали множество жалоб на обман и нарушения прав рабочих, введенных в заблуждение
вербовщиками. Например, 10 000 российских рабочих оказались в нищете и без всяких средств к существованию на Гавайях, где работали на плантациях и страдали от тропических болезней.
Противники введения закона о денатурализации часто ссылались на проблему женщин и лиц, состоявших в разводе. Согласно российскому законодательству (которое по большей части соответствовало международной практике) любое изменение подданства мужчины автоматически означало изменение подданства его жены. Либералы считали это совершенно неприемлемым посягательством на право женщины выбирать свою собственную национальность. Почему, спрашивали они, женщину, желающую остаться российской подданной, российское государство против ее воли заставляет становиться иностранкой? Даже далеко не либеральное Министерство юстиции выступило против этой нормы, назвав ее непоследовательной, неэффективной и несправедливой. Однако обер-прокурор Святейшего синода и серый кардинал при последних двух царях Константин Победоносцев несколько раз вмешивался и препятствовал реформе, утверждая, что в других странах получить развод гораздо проще. Если отменить эту норму, мужчина может выйти из подданства за рубежом и принять другую религию, чтобы развестись со своей женой, которая, таким образом, как российская подданная, обойдет строгий запрет на развод, существовавший в Российской империи.