Разведслужба герцога Левансийского получает тревожную информацию: в графстве Эвендейл проводятся опасные магические эксперименты. Де низа и Тео, агенты тайной службы герцога, отправляются в Эвендейл, чтобы выяснить, кто и с какой целью проводит эти эксперименты. Устраиваясь на работу в замок графа, Дениза ещё не знает, что ей не удастся долго оставаться в стороне от внутренних дел его обитателей. А вскоре она окажется перед сложным выбором. На одной чаше весов – профессиональный долг и...
Мы с тобой напарники, так что почти как муж и жена: всё делим поровну. Радости, невзгоды и гнев начальства.
Сколько бы страданий, неудобств и досады ни приносила любовь, она слишком многое даёт нашим душам взамен. Вот мы и цепляемся за неё всеми силами, руками, зубами и когтями и не позволяем отлучить её от нас, кроме как оторвав вместе с куском мяса. Но в этом виновна не любовь и даже не предмет нашей страсти. В этом виновны только мы.
Есть раны, которые никогда не затягиваются до конца. Они проникают под кожу, постепенно становясь частью нас самих. Убери их – и мы тоже развеемся по ветру, обернёмся безликими серыми тенями, обречённо озирающимися, затерявшись в чужом мире. Есть раны, которые нельзя исцелить. Но боль можно приглушить так, что она почти не будет ощущаться. Так, чтобы позволить человеку жить вполне хорошо. Если повезёт, то счастливо…
– Я говорил про твой высокий интеллектуальный уровень? Забудь. Мой тебе совет: ешь больше рыбы. Для мозгов всё равно не поможет, зато вкусно.
– «Всего два трупика»! – недовольно повторил Феррант. – Вы бы пожалели хоть нервы городской стражи! – Жаль, валерьянки с собой не оказалось, иначе непременно бы им предложила.
– Какая выгодная девушка, – весело заметил помощник. – И раны лечит, и кофе готовит. Нам пригодилась бы такая в нашем ведомстве, не правда ли, господин Нуаре? Я скромно потупила глазки. Вы ещё не видели, как аккуратно я расчленяю трупы!
– Зачем ты сводишь меня с ума, кофейная девочка? Мне не надо было думать над ответом. – Мне просто скучно сходить с ума в одиночку.
Благодарность – это тоже чувство, которое делает человека пристрастным.
– Эй, а что это у тебя в волосах? Раймонд отстранился и теперь с любопытством рассматривал мою голову. – Неужели рога торчат? – изумилась я. – Странно; обычно я их подтачиваю, чтобы было незаметно.
Общаясь с людьми, гораздо лучше составлять о них собственное мнение, а не припоминать в деталях информацию от других.
Мы с тобой напарники, так что почти как муж и жена: всё делим поровну. Радости, невзгоды и гнев начальства.
Сколько бы страданий, неудобств и досады ни приносила любовь, она слишком многое даёт нашим душам взамен. Вот мы и цепляемся за неё всеми силами, руками, зубами и когтями и не позволяем отлучить её от нас, кроме как оторвав вместе с куском мяса. Но в этом виновна не любовь и даже не предмет нашей страсти. В этом виновны только мы.
– Я говорил про твой высокий интеллектуальный уровень? Забудь. Мой тебе совет: ешь больше рыбы. Для мозгов всё равно не поможет, зато вкусно.
Благодарность – это тоже чувство, которое делает человека пристрастным.
Общаясь с людьми, гораздо лучше составлять о них собственное мнение, а не припоминать в деталях информацию от других.
Есть раны, которые никогда не затягиваются до конца. Они проникают под кожу, постепенно становясь частью нас самих. Убери их – и мы тоже развеемся по ветру, обернёмся безликими серыми тенями, обречённо озирающимися, затерявшись в чужом мире. Есть раны, которые нельзя исцелить. Но боль можно приглушить так, что она почти не будет ощущаться. Так, чтобы позволить человеку жить вполне хорошо. Если повезёт, то счастливо…
- Я как-то рассчитывал, что к уходу ты станешь более благоразумной.
– Да? – Я сложила руки на груди, глядя на него с искренним интересом. – И какая именно часть того, что здесь происходило, позволь спросить, должна была повлиять на моё благоразумие?
нет лучшего способа заставить мужчину напрячься, чем с предельно серьёзным видом заявить ему: «Мы должны поговорить».
– Между прочим, – я соскочила на пол и потянулась за своей рубашкой, – у тебя ведь есть какие-нибудь дома помимо замка? Поместья или ещё там что-нибудь в этом роде?
– Есть, а почему ты спрашиваешь? – подозрительно уставился на меня Раймонд. – Прощупываешь почву на предмет моего материального благосостояния? – И язвительно добавил: – Так ты, как бесприданница, могла бы и постесняться.
– Бесприданница – это не про меня, постесняться – тем более!
- Можешь иронизировать сколько хочешь. Я не собираюсь тупо сидеть в четырёх стенах и целыми днями напролёт следить за тем, чтобы слуги не отбились от рук… Сказать по правде, они у тебя давно от них отбились.
– Носиться по графству и швыряться направо-налево кинжалами я всё равно тебе не дам, – заявил Раймонд тоном, не принимающим возражений. Было вполне очевидно, что он не в первый раз задумывается над этим вопросом. – Эвендейл – не Левансия, и такими темпами у меня быстро закончатся жители. Кто тогда будет платить налоги?
– Тебе жалко для меня каких-то несчастных жителей? – спросила я, возмущённая до самой глубины души.
Если ты такая умная, могла бы прийти сюда и раньше, – заметил Раймонд, подходя ко мне.
– Надо же было послушать, до чего вы договоритесь, – возразила я. – От мужчин можно ожидать чего угодно.
– Позови сюда госпожу Денизу.
– Не стоит, – поморщился Раймонд. – Или я вообще ничего не смыслю, или госпожа Дениза в этот самый момент внимательно слушает и наблюдает за всем, что здесь происходит. Так что если она захочет, то придёт сама.
Я раздражённо вздохнула, качая головой. И этот тоже ест слишком много рыбы. Надо будет поговорить с Доротеей, чтобы исключила её из рациона или по крайней мере уменьшила количество…
Почему я должен тебе верить? – мрачно произнёс Раймонд. – Ты лгала слишком долго. Почти за каждым твоим словом витала ложь. С какой стати я должен считать, что сейчас что-то изменилось?
– А ты и не должен, – откликнулась я. Всё моё существо вдруг заполнило какое-то странное тоскливое равнодушие. – Ты ничего мне не должен. В том числе и жениться. Мне хватает гордости, чтобы не служить разменной монетой в политических спорах и не торчать в доме вроде иногда полезной, но громоздкой вещи. А по монастырям я, как ты уже понял, не езжу, и доставить тебе такого удовольствия не смогу. Так что можешь ехать к себе домой со спокойной совестью. Не будет никакой войны, об этом я позабочусь. Да и Дайону она теперь, когда он знает, что со мной всё в порядке, не нужна.
– А что ты хотел? – пробурчала я, выпуская коготки в ответ. – Как мне было реагировать, когда ты предложил мне стать твоей любовницей и наставлять с тобой рога себе же самой? Если бы ты оскорбил только одну из нас, я бы ещё постаралась закрыть на это глаза, но ты умудрился всего несколькими фразами оскорбить сразу обеих!
– Обеих? Вас? Ты хоть сама понимаешь, что за бред несёшь?! – заорал он, и, кажется, от этого мне стало чуть легче.
Давай, может, лучше я просто с ним поговорю? – хмурясь, обратилась я к Дайону. – А то как-то всё это… по-идиотски.
Герцог поморщился. Он не любил, когда я употребляла подобные выражения.
– Нет уж, извини, – отрезал он. – Возможностей сделать всё «не по-идиотски» у тебя было хоть отбавляй. Ты ими не воспользовалась. А теперь я буду делать то, что считаю нужным.