Мы не принадлежим никому, даже самим себе.
Как странно, когда тебя любят! Не захочешь, а чувствуешь ответственность.
– Боюсь,– сказал Генри,– я толком и не молился с самого детства. Когда-то я просил, чтобы Бог помог мне попасть в первую десятку.
– Попали вы?
– Попал во вторую. Наверное, такие молитвы не считаются?
– Всякая молитва лучше, чем ничего. Вы признаете Божью силу, а это своего рода хвала.
Пока не знаешь, можно придумать многое…
“Какие мы, люди, плохие, а еще говорят, что нас создал Бог!”
И я подумал с завистью и грустью, что если ты владеешь чем-то, ты можешь этим не пользоваться.
“Почему ненависть не убивает страсти?”
Внешний мир давит так, словно тебя пытают.
Рассказать о печали гораздо легче, чем рассказать о радости. Когда нам плохо, мы осознаем нашу жизнь, хотя бы и до ужаса себялюбиво -- это я страдаю, это мои нервы измотаны. Счастье уничтожает нас, мы себя не чувствуем.
Я не ухаживал за ней, не соблазнял ее. Мы не доели мясо, не допили вино и вышли на улицу, думая об одном и том же. Точно там, где в первый раз, мы поцеловались, и я сказал:
— Я влюбился.
— И я, — сказала Сара.
— Домой не пойдем.
— Да.