...единственно человеческое, что в ней было, – это сигарета, торчавшая во рту.
Моя мать была хрупкая женщина, из тех, что любят цветы и нарядные занавески, любят петь песни за глаженьем белья, а по вечерам, когда топится печка, рассказывать бесконечные истории.
...я буду смеяться, но они так и не поймут, что я смеюсь не над их остротами, а над ними самими.
Если все будут нравственны, нам не к чему хранить тайны; кому нужна секретность, коли нет вещей, которые следует держать в секрете?
Порядок – это полжизни… не известно только, из чего состоит ее вторая половина.
Все равно как если бы человек удалил себе совесть. Из него не вышло бы даже циника. Человек без огорчений – это уже не человек.
Пренебрежение, облеченное в вежливую форму, действует сильнее всего, подумал Шрелла.
Есть поступки, которые нельзя искупить даже раскаянием.
Сабли надо топтать ногами, мой мальчик, как и все привилегии; привилегии только для того и созданы – это мздоимство; "И правая их рука полна подношений". Ешь то же, что едят все, читай то же, что читают все, носи платье, какое носят все, так ты скорее приблизишься к истине; благородное происхождение обязывает, оно обязывает есть хлеб из опилок, если все остальные едят его, читать ура-патриотическое дерьмо в местных газетках, а не журналы для избранных...
– А что подумают за границей? – Безразлично. Они во всех случаях думают неправильно.