В жизни и так хватало трудностей, чтобы еще обременять ее смертью.
– Кошелек или жизнь? – спрашивал его грабитель в номере варьете. Джек молчал. – В чем дело? – Я думаю.
Нью-Йорк принимал людей на западе и выбрасывал их на востоке. В промежутке он немногим дарил хорошую, сытную, уютную жизнь, а остальных выжимал, как лимоны.
От Нью-Йорка до Тулчи найдутся женщины поинтереснее меня, но он проделал такой путь ради меня одной. Кто знает, что творится у мужика в голове? То он вообще ни о чем не думает, то вдруг о какой-то чепухе, а потом – о прекраснейших историях.
– Почему она не плачет? – спросил Ваня. – Потому что женщины умнее мужчин. Это ты чуть что в слезы. А она знает, что силы для жизни надо беречь.
– Глубоко под нами осетры идут на нерест против течения. Их тысячи. Прислушайся к воде. Слышишь их разговоры? – Но, Ваня, рыбы не умеют говорить! – Еще как умеют. Они рассказывают друг другу о морских приключениях, иначе им было бы ой как скучно долго плыть на запад. Послушай хорошенько.
«Пока ты задаешь вопросы, мы упускаем главное. Серая цапля опять здесь».
Никогда не стремился быть незаменимым, и потому его заменили. Он не оставил после себя ни пустоты, ни памяти, ни скорби.
– Беременные – странные люди, – продолжала бабка. – Едят все подряд: грызут мел и соль, бывает, что и кирпичи лижут. Твоя жена, Юлиан, раньше глину и штукатурку ела.
Знаешь, важно не то, кто ты есть, а только то, за кого ты себя выдаешь. Если ты сам искренне веришь в это, то и другие скоро поверят.
На мир нельзя было положиться, он бросает тебя в беде как раз тогда, когда тебе голоднее всего.
Ему не хватает жены. Он пишет, что американки никуда не годятся. Слишком независимые. Хотят замуж, а готовить не хотят. Хотят детей, а в голове одни развлечения.
Мать всегда говорила: мужик должен быть чуть красивей черта.
– У меня почти кончились деньги. – Но у вас осталась жизнь.
Кто-то рождается, кто-то умирает. Ты устаешь, когда-нибудь тоже умираешь. Как на бесконечном конвейере.
Начала тяжело дышать, потом зарыдала и, наконец, стала кричать – невыносимым, почти нечеловеческим криком. Наверное, так женщины кричат в родах. И когда их дети гибнут на войне. Так кричит тот, кто понимает, что сходит с ума.
Пусть сомневается не в Боге, а в себе самой. Не надо пытаться понять, надо верить. И больше ни слова.
«Вы думаете, религия – это только для легковерных, для дурачков, для ханжей? Вы думаете, Иисус был тихоней? Так знайте же! Иисус ворвался бы в этот бар, в любое увеселительное заведение, чтобы проповедовать Евангелие. Иисус не был трусом. Вы думаете, этот нападающий у вас на стене – классный парень. Знаете, что я вам скажу: сегодня Иисус был бы лучшим нападающим в мире, с большим отрывом. Он заработал бы целое состояние на боксерском ринге. А все почему, друзья мои? Все из-за любви. У Иисуса была любовь в обоих кулаках… Послушайте меня, грешники. Нельзя молиться «да приидет царствие Твое» и сидеть в баре, играть в покер. И тебе, мамаша, нельзя петь псалмы, а на Господа смотреть сквозь дно пивной кружки. Или проворачивать какие-нибудь темные делишки. Мы найдем дорогу домой, к Тебе, Господи! Мы найдем дорогу! Аллилуйя!».
Но ведь ключ к успеху – это сильное преувеличение, яркий заголовок.
Белый еврей, выдающий себя за негра, – это Америка.
В жизни и так хватало трудностей, чтобы еще обременять ее смертью.
– Кошелек или жизнь? – спрашивал его грабитель в номере варьете. Джек молчал. – В чем дело? – Я думаю.
Нью-Йорк принимал людей на западе и выбрасывал их на востоке. В промежутке он немногим дарил хорошую, сытную, уютную жизнь, а остальных выжимал, как лимоны.
От Нью-Йорка до Тулчи найдутся женщины поинтереснее меня, но он проделал такой путь ради меня одной. Кто знает, что творится у мужика в голове? То он вообще ни о чем не думает, то вдруг о какой-то чепухе, а потом – о прекраснейших историях.
– Почему она не плачет? – спросил Ваня. – Потому что женщины умнее мужчин. Это ты чуть что в слезы. А она знает, что силы для жизни надо беречь.