"Зло торжествует, когда добрые люди бездействуют"
Для победы зла необходимо лишь одно: чтобы добрые люди бездействовали (авт. Эдмунд Бёрк)
Всё-таки год - это довольно долго. Чёрт возьми, когда у нас в доме как-то на два часа отключился Интернет, это всем показалось чем-то вроде конца света.
Когда мы заканчиваем разговор, у меня упорно крутятся в голове слова Джеки. Шаг за шагом, Джини. Начни с малого.
Джеки всегда утверждала, что они вредны не меньше старинного китайского обычая бинтовать девочкам ноги. "Треклятые каблуки! И создал же их какой-то осёл - мужчина, разумеется! - заставив женщин страдать при ходьбе и всегда отставать шага на два от своего спутника!" - рассуждала Джеки, сидя на диване и помахивая в воздухе ногой, обутой в "ужасно удобную" сандалию.
Наверное, примерно так это происходило в Германии, когда к власти пришли нацисты, или в Боснии при сербах, или в Руанде, когда верх взяли бахуту. Я и раньше частенько размышляла об этом - о том, как дети способны превратиться в монстров и научиться тому, что убивать других людей правильно, что подавлять других людей законно; а ещё я думала о том, как в течение одного-единственного поколения твой мир может совершенно слететь с катушек и стать совершенно неузнаваемым.
Невозможно протестовать против того, чего не видишь.
Можно многое отнять у человека - деньги, работу, интеллектуальный стимул, да все, что угодно. Можно отнять у женщины даже возможность произносить слова, но при этом её сущность ничуть не изменится.
Но отнимите у человека чувство товарищества, и тут уж речь пойдет о чем-то совсем ином.
Возможно, убивать меня они бы всё-таки не стали - они не убиваю женщин по той же причине, по какой не одобряют аборты. Мы превратились для них в некое необходимое зло, в некие объекты, которые надлежит трахать, а не слушать.
Они теперь повсюду, эти камеры. В супермаркетах и в школах, в парикмахерских и в ресторанах. Только и ждут возможности уловить любое твоё движение как часть языка жестов, тогда как запрещена даже эта, самая примитивная форма бессловесного общения.
Если захотите узнать, что такое депрессия, загляните в глаза человеку, который этим страдает.
Я ненавижу, когда мой муж и мои сыновья говорят Соне, какая она хорошенькая. Я ненавижу, когда именно они утешают её ласковыми словами, если она упадёт, катаясь на велосипеде. Я ненавижу, когда они придумывают всякие истории о принцессах и русалках и преспокойно их ей рассказывают. Я ненавижу молча смотреть и слушать, когда они всё это делают.
Какое мучительное испытание - всё время помнить, что самой-то мне в детстве именно мама и ласковые слова говорила, и всякие истории рассказывала.
Чудовищами не рождаются. Никогда. Ими становятся, причем постепенно - их создают другие, кусок за куском, конечность за конечностью, и те безумцы, которые создают этих искусственных чудовищ, заблуждаются, считая, подобно зашедшему в тупик Франкенштейну, что всегда и все знают лучше других.
По-моему, по-настоящему проверить мужчину можно, например, в такой малоприятный момент, когда женщину в его присутствии выворачивает наизнанку, причем в его собственном кабинете и в его мусорную корзину. Тут очень важно посмотреть, как он поведет себя. Единственное, что сделал Лоренцо после того, как проводил меня до дверей дамского туалета, находившегося в дальнем конце коридора, это улыбнулся. Всего лишь сказал «ого», а потом улыбнулся. И больше ничего.
Вот за это я его и люблю.
Одну вещь из рассуждений Джеки я все же усвоила сразу: невозможно протестовать против того, чего не видишь. А я не видела того, что на нас надвигалось.
Сон - это фантастический стиратель действительности, но только пока он длится.