Общественный приговор Тиму, разумеется, вынес не закон, а мораль. «Какой отец возьмет деньги у обвиняемого в убийстве его дочери? – задавал риторический вопрос читатель газеты „Сан“. – Тиму Блэкману следует стыдиться». Каждое из таких заявлений подспудно провозглашает превосходство характера комментаторов, и между строк проскальзывает подразумеваемое бахвальство: «Я бы никогда такого не сделал». На что мне сразу хочется ответить: «Откуда вам знать?» и «А какое ваше дело?».
Представить себя в экстремальных ситуациях, где нас испытывают морально и физически, – захватывающее упражнение. В уме мы часто сдаем подобный экзамен. Любому, у кого есть дети, мерещилась их смерть, и мы понимаем, что это самая страшная из потерь. Но мы можем только гадать, только надеяться, что поведем себя достойно, сдержанно и уверенно. Знать наверняка нельзя, как нельзя предсказать течение редкой и угрожающей жизни болезни.
И особенно это касается тех случаев, когда речь заходит о деньгах.
Мне нравится, когда жизнь требует усилий, а не течет сама собой.
В Японии самая «милая» полиция в мире. У многих японцев один лишь вид омавари-сан (буквально «глубокоуважаемые обходчик» – так называют полицейского на дежурстве) вызывает нежность и восторг, обычно адресуемые малышам или симпатичным зверушкам. И даже иностранцы умиляются и ностальгируют при виде аккуратной синей формы и громыхающих старомодных мотоциклов местных стражей порядка. Трудно поверить, что в револьверах на бедре настоящие пули, и невозможно представить, чтобы из такого оружия стреляли (его осмотрительно прикрепляют к форме шнурком, как детские варежки). А еще есть талисман токийской полиции, самой гордой и престижной структуры страны, – не суровый мастифф или зоркий ястреб, а веселый сказочный зверек оранжевого цвета по имени Пипо. Полиция придает Токио невинную притягательность в духе 1950-х: этакое племя честных бойскаутов, защищающих город от злодеев.
В Японии преступление рассматривают не только как противоправные действия самого нарушителя; в более глубоком смысле все исходит от семьи. Морально, если не по закону, ближайшее окружение злодея тоже несет ответственность за его действия. Вот почему родители преступника (а иногда его сестры и братья, учителя и даже работодатели) сплошь и рядом низко кланяются перед камерами и со слезами на глазах просят прощения за деяния, в которых они не участвовали и на которые никак не могли повлиять.
Многих прав, которые считаются основными в британском и американском правосудии, подозреваемый в Японии лишен, и, даже если в теории они существуют, на практике их просто игнорируют. У заключенного есть право на встречу с адвокатом – но частота и продолжительность визитов регулируется полицией. У него есть право хранить молчание на допросе – но он вынужден сидеть и слушать вопросы, которые часами задают сменяющие друг друга офицеры, пока арестант не одуреет от скуки и усталости. Детективы не обязаны производить запись допросов. Вместо стенограммы в конце процедуры они составляют краткий отчет (известный в системе правосудия как «заметки для прокурора»), под которым измученного подозреваемого просто просят подписаться.Ордер на арест дает полиции право задержать подозреваемого на три дня, но с разрешения судьи срок позволено дважды продлевать на десять дней. Судья почти никогда не отказывает, так что полиция может держать человека под стражей двадцать три дня без общения и переписки, без доступа к адвокатам, семье или друзьям, причем даже не обязательно выдвигать какие-либо обвинения.
В отличие от британского или американского суда, где необходимо доказать лишь факты, японское правосудие придает огромное значение мотиву. Причины и побуждения, которые привели к преступлению, необходимо доказать в суде; это решающий фактор при вынесении приговора для признанного виновным преступника. Кто, что, где и когда – не достаточно: японский суд хочет знать, почему. Значит, детектив обязан влезть в голову подозреваемого, а иначе он не выполнит свою работу до конца.В реальности единственный способ узнать мотив – это признание.– Признание важнее всего, – объяснял мне один детектив. – Все остальное, включая вещественные доказательства, вторично. В некоторых случаях полиция предпочитает искать улики только после получения признания. Они надеются, что подозреваемый откроет разоблачающую его информацию, неизвестную детективам, и она подтвердится в ходе дальнейшего расследования. Тогда исчезнут любые подозрения, что признание получено силой.– Нам нужны улики, которые избавят от необоснованных сомнений, – сказал японский прокурор социологу Дэвиду Джонсону, который писал: «Признание – это сердце, насос, который помогает продвигать уголовное дело… Японских прокуроров отличает почти парализующий страх предъявить обвинения в отсутствии признания».
Задержанные признаются, вне зависимости от виновности, причем со временем такое случается все чаще. В 1984 году выдвинутые против них обвинения признали одиннадцать из двенадцати человек, представшие перед японским судом по уголовным делам. К 1998 году пропорция составляла уже пятнадцать к шестнадцати. Время от времени полиция и прокуратура ломают челюсти и носы, отбивают гениталии («Нам, японцам, удары по голове не страшны, – делился один прокурор. – Куда хуже получить пинок»). Но обычно прибегают к мягкому физическому насилию, которое скорее не причиняет боль, а унижает: шлепки, легкие тычки, лишение сна, еды и воды, сигаретный дым в лицо. Еще чаще применяют психологическое запугивание; Джонсон описывает случаи, когда «подозреваемым угрожали, их брали измором, мучили, провоцировали, третировали, сбивали с толку». Однако, учитывая полную власть полиции над арестованными, столь грубые меры редко идут в ход. Японские детективы, как правило, вежливы, бесстрастны, настойчивы и непреклонны. Они просто задают одни и те же вопросы, снова и снова, двадцать три дня подряд – 552 часа, 33 120 нескончаемых минут, пока подозреваемый находится в их власти. Чаще всего достаточно просто подождать.
В отсутствие чувства собственного достоинства и поддержки семьи миловидная внешность только во вред. Трудно постоять за себя, становишься легкой добычей.
Дружба, помимо всего прочего, дает ключ к личности, не менее уникальный, чем отпечаток пальца, оставленный во внешнем мире.