На столе стояло одно из тех блюд, которые я ненавидела - молочный суп. Молочный суп явно был плодом чьего-то больного воображения. Мысль поместить макароны в молоко, а потом добавить туда сахара просто не могла прийти в голову здоровому человеку.
В ту зиму мне купили новую шубу. Дедушка, с гордостью демонстрируя её мне, сказал: "Смотри, какая шуба! Из чебурашки!". Мелкий всегда был тонко чувствующим ребенком с быстрой реакцией, поэтому он зарыдал сразу. До меня страшный смысл сказанного дошёл только спустя три секунды - я при столкновении со страшным обычно впадала в мгновенный ступор. Дедушка, кажется, вообще не понял, что произошло. Поэтому на немой вопрос только что вошедшей бабушки он ответил:
- Не понимаю! Дети, что случилось? Нина, - рассеянно обратился он к бабушке, - я только сказал, что мы купили Эльзе новую шубу. Из чебурашки.
Бабушка, которая, в отличие от дедушки, смотрела мультики вместе с нами, достала платок, вытерла Мелкому слёзы и ядовито сказала дедушке:
- Спасибо тебе, Евгений Карлович, я провела в очереди за этой шубой шесть часов! И что теперь прикажешь с ней делать?
Когда вам было четыре, зимняя одежда очень ограничивала ваши возможности. В сущности, всё, что вы могли, после того как на вас надевали майку, футболку, свитер, колготки, рейтузы, шубу, шапку и валенки, - это ходить. Но исключительно прямо. Развернуться можно было только всем корпусом, а нагнуться практически невозможно. В том случае, если вас угораздило упасть, всё, что вам оставалось - барахтаться на спине или животе и привлекать внимание взрослых сдавленными криками (сдавленными, потому что поверх поднятого воротника шубы обычно туго завязывался шерстяной шарф, так что издавать какие-либо громкие звуки было довольно тяжело). Шарф, кстати, выполнял ещё одну полезную функцию - за него вас можно было держать. Довершала зимнюю экипировку лопатка, которую заботливые взрослые втыкали вам в варежку. Пользоваться лопаткой было затруднительно по указанным выше причинам. Гуляя по зимнему двору, мы чувствовали себя космонавтами, покоряющими просторы луны. Каждый шаг требовал усилия, но в некотором смысле это усилие было приятным.
- Бабушка, - спросила я, - есть средство, которое помогает от всего?
Точнее сформулировать я не могла. Бабушка подошла ко мне, и я уткнулась ей в руку. Рука была мягкая, посыпанная мукой, и пахла корицей и валерьянкой.
- Есть, - сказала бабушка. - Чай с мятой и мёдом. Ну и немного поспать. Я - старая, и я врач, так что я точно знаю.
По-настоящему зима начиналась только тогда, когда бабушка доставала зимнюю одежду. Зимняя одежда состояла из шубы, шапки, валенок, рейтуз и варежек на резинке. Шубы и шапки, а по возможности и всё остальное, передавались из поколения в поколение - я донашивала заботливо запасенные тетушкой ещё двенадцать лет назад шубы и шапки старшей сестры. Мелкий, в свою очередь, наследовал их после меня. Когда по утрам у него было плохое настроение, он заявлял, что не будет "поддевать девчачьи колготы" и в садик не пойдет. Но все, включая его самого, знали, что этот бунт - искусство ради искусства. Обычно всё заканчивалось, когда дедушка говорил Мелкому, что настоящий мужчина встречает удары судьбы с открытым забралом, даже если эти удары столь ужасны, как необходимость надеть зелёные штопаные колготы.
Однажды по дороге в детский сад я выпала из санок. Дедушка, который думал о предстоящей лекции, этого не заметил. Я, немного полежав под падающим снегом, неспешно встала, отряхнулась и отправилась домой. До детского сада было значительно ближе, но туда я идти не хотела. Не смея поверить своему везению, я шла домой. Навстречу мне двигался поток родителей, запряжённых в санки. Когда я проходила мимо горки, меня осенила блестящая мысль. Торопиться домой не имело никакого смысла. А горка была абсолютно пустой, и это было невиданное счастье.