-Очень хочется поступить правильно... вот только не знаю, как это - правильно.
-Не знаешь? - прищурился Кенет. - А ну-ка быстро: как правильно - у рыбов нет зубов, у рыбей нет зубей или у рыб нет зуб?
-У рыб нет зуб, машинально ответил Кэссин.
-У рыб нет зубов! - рявкнул Кенет. - Только это тоже неправильно. Потому что зубы у рыб есть. Понял?
-Нет, - честно ответил Кэссин.
-Ты выбираешь, какое из неправильных решений самое правильное, - пояснил Кенет. - А они все неправильные.
Человек устроен очень просто, а разум его – и того проще. Покажи голодному еду – и у него потекут слюнки. Покажи здоровому молодому парню голую девку, и у него… впрочем, стоит ли перечислять? Способов воздействовать на тело не так уж много. Способов влиять на разум побольше, но по сути своей они ничем не отличаются от тех незатейливых ловушек, на которые попадается тело.
Недостойный не заслуживает верности, как палач не заслуживает меча. Недостойный, добившийся чьей-либо верности, держит меч за краденую рукоять...
Если сравнить человека с мечом, то рукоять этого меча – верность. Сам подумай – на что годится клинок без рукояти? Вот так и человек, лишенный верности, ни на что не пригоден.
Никогда человек так не раскрывается, как во время разговора с тем, кого считает ниже себя.
Из сосны березу не воспитаешь.
Если человек забыл, как краснеть, – считай, все. Ничего путного из него уже не выйдет.
... страх питается одиночеством. Не всегда, но как правило. Даже в толпе страх жив одиночеством.
Женитьба – это для людей пожилых, которым уже лет двадцать стукнуло.
Благодеяние портит характер. Человек перестает рассчитывать на свои силы, начинает надеяться на чужую помощь... Благодеяния плодят бессильных, неумелых, неспособных, беспомощных. Хочешь уничтожить человека – помоги ему. Разве не так?
Мир течет, как ручей, и если накидать в этот ручей мусора, вода замутится, и течение ручья изменится.
Страх мешает понять. Затемняет смысл. Искажает. Выворачивает наизнанку.
Хорошо, когда все понятно: перед императором надо склониться, жену обнять, ребенка поцеловать перед сном, прекрасным ландшафтом восхититься. А что прикажете делать, если на вас с воплем «Дорогой ты мой!» бежит пирог с абрикосами? Смеяться? Плакать? Отстреливаться? Съесть его? Обнять? Или поскорей закрыться рукавом, чтоб в лицо не ляпнул? Хуже нет, чем встретиться с непонятным.
Ведь у страха своя магия: чем страшнее, чем больше леденит душу, тем притягательнее.
Вот теперь Кенет отлично знает, что такое слава. Это когда ты сделал что-то настолько трудное, что надорваться в пору, а в результате каждый балбес, о котором ты и знать не знаешь, получает право перемывать тебе косточки.
За свое добро, бывает, и устают люди драться, а за чужое – никогда.
Досадно потерять то, чем владеешь. Обидно упустить изловленную добычу. Но упустить добычу еще не схваченную, потерять ее навсегда, не успев вкусить сладости своей безраздельной власти над пойманным, – боль почти непереносимая.
Расставанием никогда и ничего не кончается. Все только начинается.
Медведь только щурился от неведомого прежде блаженства: бродячий цирк перед медведями обычно не выступает, и медведь с наслаждением постигал впервые в жизни эстетику несъедобного.
Пристроишься под кустиком со спущенными штанами, а преданные обожатели, они же трехклятые соглядатели, тут же раззвонят по всей округе, что ты затаился в засаде и даже штаны спустил для маскировки.
Истинная любовь возникает в сердце незаметно. И расцветает незаметно. Когда приходит срок, она дает о себе знать, и вы внезапно понимаете, что уже давно, очень давно, ваше сердце отдано этому человеку. Но до той минуты ваша любовь таится даже от вас.
Горы - это сон земли о парении в облаках.
Рождение – очень серьезное дело. Возможно, даже более серьезное, чем смерть.
Каждый человек сам определяет свою судьбу... если он только достоин называться человеком. Так что если судьба его в беспорядке, сам он в этом и виноват.
Есть в дружбе настоящих воинов что-то потаенно нежное, стыдливо беззащитное – настолько беззащитное, что любого неосторожного слова боится. Что-то, чего нельзя и вовсе высказать словами. Нечто сокровенное, что охотно прикрывается иронией или прячется за напускной суровостью – той, которой истово подражают люди, не изведавшие ни войны, ни дружбы. А потому пытаться хоть приблизительно пересказать беседу двух воинов после разлуки – мучение сплошное. Хуже, чем об истинной любви рассказывать.