Напоследок Ингрид пытается меня закадрить, на мой взгляд неуклюже. Дескать, она любит тех, кто любит обезьян - это да, больше меня любить не за что. А вдобавок она веган, феминистка, трансгуманистка, либертарианка, машинистка, то есть защитница секс-машин от чрезмерной эксплуатации; и еще пару-тройку наименований себе…
Не волнуйся, он умер гораздо легче, чем все его жертвы. А если выразиться на даосский манер, Тугаев даже не умер, а изменился, причем в лучшую сторону. – Опять он в выигрыше, ну как не позавидуешь…
Хотя пистолет был стопроцентно разряженным, Шрагин все равно чувствовал себя стопроцентным негодяем. Негодяем Шрагина считали и те, кто ждал его. Поэтому их оружие было в полном ажуре.
Саит выводил унылую мелодию гор, скорее напоминающую жужжание сношающихся мух.
– Вы из разведки?– подумав, спросил парень. – Нет, я частник. – Вам платят? – Надеюсь, мне заплатят, потому что без денег жить можно, но недолго. Именно поэтому на Марсе сейчас никого нет.
«Эх, капитан, вся моя жизнь сплошная неувязочка, точнее, неоптимизированный код, полный разорванных ссылок и нулевых указателей».
Школьники и школьницы гоняли мяч с одинаковым усердием и одинаково неумело; вот такая она – эмансипация.
Да, иногда я вижу за Эллой кого-то еще. Они не боги, не ангелы, они существа другой, параллельной жизни, которая существовала всегда. Эту жизнь можно назвать искусственной, потому что мы помогаем ей воплотиться. Мы творим ее, но и она одновременно творит нас. Если все творят и сотворяются, то и жизнь продолжается…Возможно, и в самом деле существуют три пути: путь некростабилизации по Энгельманну, путь традиционного варварства по, скажем так, Тугаеву и путь сотворения нового цифрового мира по Виртуэлле. Я выбираю третий путь, пусть он даже и приведет к тому, что на Земле останутся одни процессоры и накопители, то есть кубы и параллелепипеды. Почему нет, если в этих кубиках найдет себе пристанище по-настоящему разумная жизнь?»
Нестись во весь опор туда, где стреляют и, возможно, убивают, – совершенно нелепое дело, но сейчас именно этим Шрагину и пришлось заниматься.
– За Аньку я тебе, Шрагин, век благодарен буду. Ты только намекни, и я любому твоему врагу, или там дружку липовому, физиономию начищу. Хотя я, в принципе, человек мирный и на первые два удара вообще не отвечаю.
Шрагин сорвал со стены огнетушитель и, выставив его вперед, обреченно вошел туда, куда его никто не звал.
Не волнуйся, он умер гораздо легче, чем все его жертвы. А если выразиться на даосский манер, Тугаев даже не умер, а изменился, причем в лучшую сторону. – Опять он в выигрыше, ну как не позавидуешь…
Хотя пистолет был стопроцентно разряженным, Шрагин все равно чувствовал себя стопроцентным негодяем. Негодяем Шрагина считали и те, кто ждал его. Поэтому их оружие было в полном ажуре.
Саит выводил унылую мелодию гор, скорее напоминающую жужжание сношающихся мух.
– Вы из разведки?– подумав, спросил парень. – Нет, я частник. – Вам платят? – Надеюсь, мне заплатят, потому что без денег жить можно, но недолго. Именно поэтому на Марсе сейчас никого нет.
«Эх, капитан, вся моя жизнь сплошная неувязочка, точнее, неоптимизированный код, полный разорванных ссылок и нулевых указателей».
Школьники и школьницы гоняли мяч с одинаковым усердием и одинаково неумело; вот такая она – эмансипация.
Да, иногда я вижу за Эллой кого-то еще. Они не боги, не ангелы, они существа другой, параллельной жизни, которая существовала всегда. Эту жизнь можно назвать искусственной, потому что мы помогаем ей воплотиться. Мы творим ее, но и она одновременно творит нас. Если все творят и сотворяются, то и жизнь продолжается…Возможно, и в самом деле существуют три пути: путь некростабилизации по Энгельманну, путь традиционного варварства по, скажем так, Тугаеву и путь сотворения нового цифрового мира по Виртуэлле. Я выбираю третий путь, пусть он даже и приведет к тому, что на Земле останутся одни процессоры и накопители, то есть кубы и параллелепипеды. Почему нет, если в этих кубиках найдет себе пристанище по-настоящему разумная жизнь?»
Нестись во весь опор туда, где стреляют и, возможно, убивают, – совершенно нелепое дело, но сейчас именно этим Шрагину и пришлось заниматься.
– За Аньку я тебе, Шрагин, век благодарен буду. Ты только намекни, и я любому твоему врагу, или там дружку липовому, физиономию начищу. Хотя я, в принципе, человек мирный и на первые два удара вообще не отвечаю.
Шрагин сорвал со стены огнетушитель и, выставив его вперед, обреченно вошел туда, куда его никто не звал.