«Но это было не столь уже большое зло, если вообще могло считаться злом, ведь подобно тому, как мы снисходительно и нежно прощаем себе свои собственные заблуждения, — так прощаем мы и заблуждения тех, о ком, проявляя глубочайшее невежество в области законов генетики, по неразумению говорим, что они — плоть от плоти и кровь от крови нашей.»
Воскресенье было из тех, какие почти оправдывают существование тайных пьяниц.
Поскольку жизнь уподобилась смерти, смерть представлялась ему неким возвращением к жизни или – на худой конец – отдыхом.
Когда человек слишком беден, чтобы платить за развлечения, он вынужден обходиться тем, что не продается за деньги, – красотами мира и картинами человеческой жизни.
Если бы я мог писать новые пьесы, то, уж поверь, не стал бы трудиться, разбирая старые.
Он знал, что никогда не будет повинен в крови своих сограждан, никогда не вольет пламень восторга в живые струны, если на это потребуется больше получаса усидчивой работы.
Избыток романтики не менее опасен, чем её отсутствие.
Перед ним снова проходили эти караваны книг и выжившие из ума древние старики, которые досаждают умирающему своими бесполезными знаниями. Им завладела нечестивая мысль, что, может быть, действительно человечество не спасешь бесконечными рассуждениями на бумаге. Плачевный цинизм Екклесиаста звучал у него в ушах. Возможно ли, что Наука?.. Суета сует и всяческая суета.
Он был недалек от того самообольщения, которое приводит многих спасителей человечества в состояние перманентного опьянения. В самом деле, когда он созерцал свои возвышенные концепции, он начинал жалеть самого себя за то, что ему приходится унижаться, зарабатывая себе на жизнь, и приходил к роковой мысли, что это должен делать за него кто-то другой.
"... Никогда отчаяние не бывает таким мучительным, как в юности..."
Мы живем в мире, находящемся в состоянии фактической или скрытой революции: позади — хаос одной мировой войны, впереди — угроза другой, еще более ужасной. Великолепная перспектива!
«Ибо всех нас стригут для прибыли Капиталиста, все мы — агнцы его возлюбленного стада.»
«Мы тратим нашу жизнь на то, чтобы изо дня в день готовиться к чему-то значительному, и только затем, чтобы убедиться, что слишком поздно, что для всего уже слишком поздно.»
«Они были распяты на кресте застенчивости.»
«В разумном мире мужчины и женщины будут, наверное, получать друг от друга то, что им нужно, без канители и трагедий. Но весьма вероятно, канитель и трагедии — это как раз то, что доставляет им удовольствие.»
Наш университет - поистине зоопарк, в котором сидят в клетках эгоцентрики и беглецы от жизни. Не потому ли и мне хотелось попасть сюда?
"... Мы гораздо больше привязываемся к тем, кому мы благодетельствуем, нежели к тем, от кого принимаем благодеяния. Ясное дело, всякому приятнее чувствовать себя сильным, чем питать благодарность к другим...:
«Но в том-то и беда молодости, что она не умеет вполне оценить вероломство и злобу стариков.»
«Нет, что ни говорите, а война — это колоссальное entrainement. Ничто так не влечет нас к себе.
Возможно, дело в различии двух культур, но, по правде сказать, англичане в массе всегда терпеть не могли «Мадам Бовари», объясняя это тем, что она якобы скучна, а на французов наводит тоску «Остров сокровищ», и они удивляются, как его читают взрослые люди. У нас, англичан, совсем другое отношение к детской литературе, и самых больших наград удостаиваются писатели, способные написать такую книгу для детей, которую родители будут с удовольствием читать вслух своим отпрыскам.
Приплатив к шести гинеям — цена билета третьего класса — еще две гинеи, он получил в свое распоряжение каюту второго класса. Хотя от трюма ее отделяла всего лишь тонкая переборка, в ней был стол, за которым он мог писать, и кормили его все же немного лучше, а в Нью-Йорке он был освобожден от карантина, обязательного для эмигрантов.
«Нет, что ни говорите, а война — это колоссальное entrainement. Ничто так не влечет нас к себе.
Возможно, дело в различии двух культур, но, по правде сказать, англичане в массе всегда терпеть не могли «Мадам Бовари», объясняя это тем, что она якобы скучна, а на французов наводит тоску «Остров сокровищ», и они удивляются, как его читают взрослые люди. У нас, англичан, совсем другое отношение к детской литературе, и самых больших наград удостаиваются писатели, способные написать такую книгу для детей, которую родители будут с удовольствием читать вслух своим отпрыскам.
Приплатив к шести гинеям — цена билета третьего класса — еще две гинеи, он получил в свое распоряжение каюту второго класса. Хотя от трюма ее отделяла всего лишь тонкая переборка, в ней был стол, за которым он мог писать, и кормили его все же немного лучше, а в Нью-Йорке он был освобожден от карантина, обязательного для эмигрантов.
Он уважал мистера Ривза, но это уважение было подобно квадратному корню из минус единицы — оно с таким же трудом поддавалось извлечению и было столь же эфемерно, как эта мнимая величина.