Цитаты из книг
... самые пылкие чувства к нашему сыну я испытывала, когда его не было рядом.
Как жить, если твой сын расстрелял собственных одноклассников? Кого винить, если за шестнадцать лет материнства так и не получилось понять и принять собственного ребенка? Спустя два года после трагедии Ева пытается разобраться в прошлом. Ее откровенная, полная самых разных эмоций история разворачивается в письмах к мужу. С помощью бумаги и ручки она подвергает тщательному анализу свой брак, карьеру, семейную жизнь и ужасающую ярость сына. «Почему он это сделал?» – вопрос, который Ева задает...
Хотя романтичнее представлять скорбящих исхудалыми, я легко могу вообразить, как горе заедают шоколадом, и вовсе необязательно жить на одной воде.
Как жить, если твой сын расстрелял собственных одноклассников? Кого винить, если за шестнадцать лет материнства так и не получилось понять и принять собственного ребенка? Спустя два года после трагедии Ева пытается разобраться в прошлом. Ее откровенная, полная самых разных эмоций история разворачивается в письмах к мужу. С помощью бумаги и ручки она подвергает тщательному анализу свой брак, карьеру, семейную жизнь и ужасающую ярость сына. «Почему он это сделал?» – вопрос, который Ева задает...
Я тщеславна, и одно из проявлений моего тщеславия — притворяться, что я не тщеславна.
Как жить, если твой сын расстрелял собственных одноклассников? Кого винить, если за шестнадцать лет материнства так и не получилось понять и принять собственного ребенка? Спустя два года после трагедии Ева пытается разобраться в прошлом. Ее откровенная, полная самых разных эмоций история разворачивается в письмах к мужу. С помощью бумаги и ручки она подвергает тщательному анализу свой брак, карьеру, семейную жизнь и ужасающую ярость сына. «Почему он это сделал?» – вопрос, который Ева задает...
Есть женщины, наводящие лоск не столько на радость супругу, сколько чтобы не отстать от дочери.
Как жить, если твой сын расстрелял собственных одноклассников? Кого винить, если за шестнадцать лет материнства так и не получилось понять и принять собственного ребенка? Спустя два года после трагедии Ева пытается разобраться в прошлом. Ее откровенная, полная самых разных эмоций история разворачивается в письмах к мужу. С помощью бумаги и ручки она подвергает тщательному анализу свой брак, карьеру, семейную жизнь и ужасающую ярость сына. «Почему он это сделал?» – вопрос, который Ева задает...
Если бы я составляла список отрицательных сторон материнства, строка «сын может оказаться убийцей» никогда бы там не появилась.
Как жить, если твой сын расстрелял собственных одноклассников? Кого винить, если за шестнадцать лет материнства так и не получилось понять и принять собственного ребенка? Спустя два года после трагедии Ева пытается разобраться в прошлом. Ее откровенная, полная самых разных эмоций история разворачивается в письмах к мужу. С помощью бумаги и ручки она подвергает тщательному анализу свой брак, карьеру, семейную жизнь и ужасающую ярость сына. «Почему он это сделал?» – вопрос, который Ева задает...
Все дети ведут себя плохо. И лучше, если они делают это открыто.
Как жить, если твой сын расстрелял собственных одноклассников? Кого винить, если за шестнадцать лет материнства так и не получилось понять и принять собственного ребенка? Спустя два года после трагедии Ева пытается разобраться в прошлом. Ее откровенная, полная самых разных эмоций история разворачивается в письмах к мужу. С помощью бумаги и ручки она подвергает тщательному анализу свой брак, карьеру, семейную жизнь и ужасающую ярость сына. «Почему он это сделал?» – вопрос, который Ева задает...
Ничто не интересно, если ты не заинтересован.
Как жить, если твой сын расстрелял собственных одноклассников? Кого винить, если за шестнадцать лет материнства так и не получилось понять и принять собственного ребенка? Спустя два года после трагедии Ева пытается разобраться в прошлом. Ее откровенная, полная самых разных эмоций история разворачивается в письмах к мужу. С помощью бумаги и ручки она подвергает тщательному анализу свой брак, карьеру, семейную жизнь и ужасающую ярость сына. «Почему он это сделал?» – вопрос, который Ева задает...
У младенцев колоссальная интуиция, поскольку, кроме неё, у них ничего нет.
Как жить, если твой сын расстрелял собственных одноклассников? Кого винить, если за шестнадцать лет материнства так и не получилось понять и принять собственного ребенка? Спустя два года после трагедии Ева пытается разобраться в прошлом. Ее откровенная, полная самых разных эмоций история разворачивается в письмах к мужу. С помощью бумаги и ручки она подвергает тщательному анализу свой брак, карьеру, семейную жизнь и ужасающую ярость сына. «Почему он это сделал?» – вопрос, который Ева задает...
Когда у тебя дети, не имеет значения, что случилось, не имеет значения, как далеко ты находишься и насколько, как кажется, бессилен предотвратить это. Несчастье ребенка ты чувствуешь как свою личную вину. Ты - все, что есть у твоих детей, и их собственное убеждение в том, что ты защитишь их, заразительно.
Как жить, если твой сын расстрелял собственных одноклассников? Кого винить, если за шестнадцать лет материнства так и не получилось понять и принять собственного ребенка? Спустя два года после трагедии Ева пытается разобраться в прошлом. Ее откровенная, полная самых разных эмоций история разворачивается в письмах к мужу. С помощью бумаги и ручки она подвергает тщательному анализу свой брак, карьеру, семейную жизнь и ужасающую ярость сына. «Почему он это сделал?» – вопрос, который Ева задает...
Вероятно, я так мало жду от рода человеческого, что малейшая доброта ошеломляет меня...
Как жить, если твой сын расстрелял собственных одноклассников? Кого винить, если за шестнадцать лет материнства так и не получилось понять и принять собственного ребенка? Спустя два года после трагедии Ева пытается разобраться в прошлом. Ее откровенная, полная самых разных эмоций история разворачивается в письмах к мужу. С помощью бумаги и ручки она подвергает тщательному анализу свой брак, карьеру, семейную жизнь и ужасающую ярость сына. «Почему он это сделал?» – вопрос, который Ева задает...
Он оставлял задания незаконченными не потому, что не мог их закончить, а потому, что мог.
Как жить, если твой сын расстрелял собственных одноклассников? Кого винить, если за шестнадцать лет материнства так и не получилось понять и принять собственного ребенка? Спустя два года после трагедии Ева пытается разобраться в прошлом. Ее откровенная, полная самых разных эмоций история разворачивается в письмах к мужу. С помощью бумаги и ручки она подвергает тщательному анализу свой брак, карьеру, семейную жизнь и ужасающую ярость сына. «Почему он это сделал?» – вопрос, который Ева задает...
Как я думаю, мир поделен на наблюдателей и тех, кто за кем наблюдают, и публики все больше и больше, а зрелищ все меньше и меньше. Люди, которые действительно что- то делают, - вымирающий вид.
Как жить, если твой сын расстрелял собственных одноклассников? Кого винить, если за шестнадцать лет материнства так и не получилось понять и принять собственного ребенка? Спустя два года после трагедии Ева пытается разобраться в прошлом. Ее откровенная, полная самых разных эмоций история разворачивается в письмах к мужу. С помощью бумаги и ручки она подвергает тщательному анализу свой брак, карьеру, семейную жизнь и ужасающую ярость сына. «Почему он это сделал?» – вопрос, который Ева задает...
Нелегко быть школьным учителем и никогда не было легко. Все время словно под лупой: вечные выискивания этнического пристрастия или сексуально неприличного поведения. Необходимость балансировать между высокими требованиями администрации и стремлениями родителей к более высоким оценкам. Метания между зубрёжкой, необходимой для множества стандартизированных тестов, и стремлением учащихся к самовыражению. Учителей обвиняют во всём плохом, что случается с детьми, и к ним же обращаются за спасением. Двойственная роль козла отпущения и спасителя — абсолютное мессианство, но, даже если пересчитать в шекелях 1998 года, Иисусу, пожалуй, платили лучше.
Как жить, если твой сын расстрелял собственных одноклассников? Кого винить, если за шестнадцать лет материнства так и не получилось понять и принять собственного ребенка? Спустя два года после трагедии Ева пытается разобраться в прошлом. Ее откровенная, полная самых разных эмоций история разворачивается в письмах к мужу. С помощью бумаги и ручки она подвергает тщательному анализу свой брак, карьеру, семейную жизнь и ужасающую ярость сына. «Почему он это сделал?» – вопрос, который Ева задает...
Похоже, люди способны привыкнуть к чему угодно, а от привычки до привязанности один короткий шаг.
Как жить, если твой сын расстрелял собственных одноклассников? Кого винить, если за шестнадцать лет материнства так и не получилось понять и принять собственного ребенка? Спустя два года после трагедии Ева пытается разобраться в прошлом. Ее откровенная, полная самых разных эмоций история разворачивается в письмах к мужу. С помощью бумаги и ручки она подвергает тщательному анализу свой брак, карьеру, семейную жизнь и ужасающую ярость сына. «Почему он это сделал?» – вопрос, который Ева задает...
Дети обладают хорошо настроенным радаром, определяющим разницу между действительно неравнодушным взрослым и взрослым, который хочет казаться заинтересованным.
Как жить, если твой сын расстрелял собственных одноклассников? Кого винить, если за шестнадцать лет материнства так и не получилось понять и принять собственного ребенка? Спустя два года после трагедии Ева пытается разобраться в прошлом. Ее откровенная, полная самых разных эмоций история разворачивается в письмах к мужу. С помощью бумаги и ручки она подвергает тщательному анализу свой брак, карьеру, семейную жизнь и ужасающую ярость сына. «Почему он это сделал?» – вопрос, который Ева задает...
Хорошая жизнь не стучится в дом, радость - это работа.
Как жить, если твой сын расстрелял собственных одноклассников? Кого винить, если за шестнадцать лет материнства так и не получилось понять и принять собственного ребенка? Спустя два года после трагедии Ева пытается разобраться в прошлом. Ее откровенная, полная самых разных эмоций история разворачивается в письмах к мужу. С помощью бумаги и ручки она подвергает тщательному анализу свой брак, карьеру, семейную жизнь и ужасающую ярость сына. «Почему он это сделал?» – вопрос, который Ева задает...
...безразличие — разрушительное оружие.
Как жить, если твой сын расстрелял собственных одноклассников? Кого винить, если за шестнадцать лет материнства так и не получилось понять и принять собственного ребенка? Спустя два года после трагедии Ева пытается разобраться в прошлом. Ее откровенная, полная самых разных эмоций история разворачивается в письмах к мужу. С помощью бумаги и ручки она подвергает тщательному анализу свой брак, карьеру, семейную жизнь и ужасающую ярость сына. «Почему он это сделал?» – вопрос, который Ева задает...
Между хорошей матерью и старанием быть хорошей матерью лежит та же пропасть, что между искренним и натужным весельем.
Как жить, если твой сын расстрелял собственных одноклассников? Кого винить, если за шестнадцать лет материнства так и не получилось понять и принять собственного ребенка? Спустя два года после трагедии Ева пытается разобраться в прошлом. Ее откровенная, полная самых разных эмоций история разворачивается в письмах к мужу. С помощью бумаги и ручки она подвергает тщательному анализу свой брак, карьеру, семейную жизнь и ужасающую ярость сына. «Почему он это сделал?» – вопрос, который Ева задает...
Малыш любит смотреть по телевизору кровавые боевики и в самых натуралистических местах даже глазом не моргнёт. А когда умер его кролик, парень плакал неделю. Дети понимают разницу.
Как жить, если твой сын расстрелял собственных одноклассников? Кого винить, если за шестнадцать лет материнства так и не получилось понять и принять собственного ребенка? Спустя два года после трагедии Ева пытается разобраться в прошлом. Ее откровенная, полная самых разных эмоций история разворачивается в письмах к мужу. С помощью бумаги и ручки она подвергает тщательному анализу свой брак, карьеру, семейную жизнь и ужасающую ярость сына. «Почему он это сделал?» – вопрос, который Ева задает...
Пристыдить можно только тех,у кого есть совесть.Наказать можно только тех,у кого есть надежды или привязанности,кому не все равно ,что о них думают. По-настоящему наказать можно только тех,в ком есть хоть малая толика добра.
Как жить, если твой сын расстрелял собственных одноклассников? Кого винить, если за шестнадцать лет материнства так и не получилось понять и принять собственного ребенка? Спустя два года после трагедии Ева пытается разобраться в прошлом. Ее откровенная, полная самых разных эмоций история разворачивается в письмах к мужу. С помощью бумаги и ручки она подвергает тщательному анализу свой брак, карьеру, семейную жизнь и ужасающую ярость сына. «Почему он это сделал?» – вопрос, который Ева задает...
Как бы то ни было, но, даже соблюдая все правила этикета, можно нарушить целый ряд неписаных законов, и сделать это так тонко, что никто не сможет ни в чем вас обвинить. В некотором смысле это хуже откровенной грубости.
Спокойная, размеренная лондонская жизнь Ирины Макговерн, американки русского происхождения, иллюстратора детских книг, девятый год разделяющей кров с интеллектуальным, внимательным, но донельзя предсказуемым партнером, закончилась в ту ночь, когда ей с необъяснимой силой захотелось поцеловать другого мужчину. Друга семьи, привлекательного, экстравагантного, страстного, непревзойденного игрока в снукер Рэмси Эктона… Выбирая, кого любить, Ирина выбирает и свою судьбу. Какая жизнь ждет героиню,...
Удивительно, но чем дольше вы знаете человека, тем больше поражаетесь тому, как плохо вы его знаете и знали всегда, — словно сближение способствует не лучшему познанию личности, а упрочению вашей невежественности. Насколько бы детальным она ни считала составленный портрет Лоренса Трейнера, это все больше напоминало деконструкцию. Она скорее не рисовала его, добавляя новые и новые черты, а стирала то неточное и карикатурное, преувеличенное, что искажало реальность. Он был добрым; нет, простите, жестким. Он был беззаветно предан ей; напротив, в нем было нечто в высшей степени эгоистичное. Он был уверен в себе; ох, как она могла принять то, что лежало на поверхности, тогда как в глубине души он был полон сомнений. В самом начале Лоренс был добр, внимателен, что и привело к заблуждениям. Мысленно составленный портрет Лоренса похож на карандашный набросок в ее студии, на котором за последние девять лет появилось много темных размытых пятен после постоянных подчисток. Вероятно, к восьмидесяти пяти годам она придет к выводу, что совершенно не знает, каков Лоренс на самом деле, поскольку вычеркнет все «черты характера», формирующие человека. Возможно, в определенном смысле быть загнанной в тупик есть достижение. Возможно, самый ценный итог — понять не то, как человек, проживший рядом всю жизнь, похож на тебя, а, напротив, как он не похож, и признать — мы, кстати, делаем это крайне редко, — что лежащий на диване человек на самом деле существует.
Спокойная, размеренная лондонская жизнь Ирины Макговерн, американки русского происхождения, иллюстратора детских книг, девятый год разделяющей кров с интеллектуальным, внимательным, но донельзя предсказуемым партнером, закончилась в ту ночь, когда ей с необъяснимой силой захотелось поцеловать другого мужчину. Друга семьи, привлекательного, экстравагантного, страстного, непревзойденного игрока в снукер Рэмси Эктона… Выбирая, кого любить, Ирина выбирает и свою судьбу. Какая жизнь ждет героиню,...
— Не знаю, признавалась ли я тебе когда-то, — сказала Ирина, — но мне всегда хотелось, чтобы ты считал меня человеком целеустремленным — профессионалом и все такое. И еще я — думаю, это чувство ко мне вернется — всегда делала все с желанием и старалась делать это хорошо. Но на самом деле я всегда мечтала лишь об одном, и вовсе не добиться успеха в профессии. Без этого я смогла бы прожить. Но вот без мужчины — нет. Возможно, это тебя шокирует, но я сейчас говорю откровенно! Я не боюсь показаться глупой и повторю, что всегда мечтала о любви, которая бы длилась всю жизнь. Мне кажется, даже стареть не так страшно, когда рядом с тобой настоящий мужчина. Мне необходимо быть рядом с кем-то, общаться. Может, не до последнего вздоха, ведь кто-то должен уйти первым. Но по крайней мере лет до семидесяти. Мне казалось, это вполне реально, я думала, что раз запросы у меня не столь высоки, то реализовать их будет просто. Но получается, и этого не случится. Не пойми меня превратно, я вполне способна жить одна. Все нормально. Но разве я так о многом просила, Лоренс? Ведь я была готова заключить сделку с судьбой и отдать за это все — деньги, популярность; все ради сохранения жизни и волшебного лекарства против рака. Я чувствую себя обманутой. А я ведь просила лишь о возможности вместе встречать рассвет, держаться за руки, но мне было отказано даже в этом.
Лоренс смотрел на это со своей точки зрения, как на испытание огнем. Его версия обжигала.
— Может, это вовсе не скромная просьба. Может, ты просила подарить тебе луну?
Ирина улыбнулась. Он всегда ей нравился.
— Кроме того, — продолжал Лоренс, — раз отношения не вечны, какой смысл ждать до семидесяти или до того момента, пока ты не испустишь дух. Ничто не вечно и никто. Взять, например, нас. Думаю, нам было хорошо вместе. Мы общались лучше, чем многие...
Спокойная, размеренная лондонская жизнь Ирины Макговерн, американки русского происхождения, иллюстратора детских книг, девятый год разделяющей кров с интеллектуальным, внимательным, но донельзя предсказуемым партнером, закончилась в ту ночь, когда ей с необъяснимой силой захотелось поцеловать другого мужчину. Друга семьи, привлекательного, экстравагантного, страстного, непревзойденного игрока в снукер Рэмси Эктона… Выбирая, кого любить, Ирина выбирает и свою судьбу. Какая жизнь ждет героиню,...
Пусть иногда им скучно вместе, но так бывает с по-настоящему близким человеком.
Спокойная, размеренная лондонская жизнь Ирины Макговерн, американки русского происхождения, иллюстратора детских книг, девятый год разделяющей кров с интеллектуальным, внимательным, но донельзя предсказуемым партнером, закончилась в ту ночь, когда ей с необъяснимой силой захотелось поцеловать другого мужчину. Друга семьи, привлекательного, экстравагантного, страстного, непревзойденного игрока в снукер Рэмси Эктона… Выбирая, кого любить, Ирина выбирает и свою судьбу. Какая жизнь ждет героиню,...
Какой бы дорогой вы ни пошли, всегда в жизни будет плохое и хорошее, вы увидите в любом варианте плюсы и минусы. Главное - понять, что жизнь - это череда компромиссов, и не рассчитывать, что один верно выбранный путь будет идеально гладким, а все остальные неверные, поэтому сложные.
Спокойная, размеренная лондонская жизнь Ирины Макговерн, американки русского происхождения, иллюстратора детских книг, девятый год разделяющей кров с интеллектуальным, внимательным, но донельзя предсказуемым партнером, закончилась в ту ночь, когда ей с необъяснимой силой захотелось поцеловать другого мужчину. Друга семьи, привлекательного, экстравагантного, страстного, непревзойденного игрока в снукер Рэмси Эктона… Выбирая, кого любить, Ирина выбирает и свою судьбу. Какая жизнь ждет героиню,...