Худшее на свете алиби - это спать в своей постели, если только никто в это время не позвонит или не зайдет.
Вот как оно бывает: одной капли страха достаточно, чтобы превратить любовь в ненависть.
Я хочу работать и быть кем-то. Но без любви это все ни к чему. Ты бы мог так, Фрэнк? А женщина – нет.
Знали б вы, сколько развелось людей, которым куда милее и дороже свои близкие, так сказать, в мертвом, а не живом виде, о чем бедняги и не ведают.
...но одно знал наверняка: ему следует срочно найти какое-нибудь укрытие: только кто приютит его? вряд ли такие найдуться. ибо горький опыт 19летнего бродяги подсказывал: такие гости, как он, редко бывают желанны. пусть даже они насквозь промокли под дождем.
— Первое — это сообщник. В одиночку тут не справиться. Второе — время, место, способ. Все это должно быть обдумано заранее. Третье — наглость. Почему-то именно об этом забывают начинающие убийцы. Первые два правила они еще иногда соблюдают. Но третье знают только профессионалы. При убийстве непременно бывает такой момент, когда единственное, что может выручить, — наглость. А вот почему, я и сам не могу тебе сказать. И вообще, знаешь ли ты, что такое идеальное убийство? Ты вбила себе в голову бассейн и воображаешь, что сможешь обтяпать все так чистенько — ни одна душа не догадается. Да тебя раскусят через две секунды, через три — докажут, а еще через четыре ты сама во всем признаешься. Нет, все это не то. Идеальное убийство — когда на арену выходят гангстеры. И знаешь, как они действуют? Сперва берут жертву на мушку. Ну, допустим, обрабатывают девицу, с которой он живет. Около шести вечера она им звонит. Выходит в магазин якобы купить губную помаду и звонит. Вечером они собираются пойти в кино, он и она. В такой-то и такой-то кинотеатр. Они будут там около девяти. Итак, два первых условия соблюдены. У них есть сообщник, и время и место определены заранее. Теперь смотри, как они будут соблюдать третье правило. Они садятся в машину. Паркуются где-нибудь на улице с невыключенным мотором. У них есть шестерка. Он выходит из машины, бродит по улице и вскоре роняет платок, потом поднимает его. Это сигнал — жертва приближается. Они выходят из машины. Следуют за ним до кинотеатра. Вплотную. И прямо тут, при свете огней и на глазах нескольких сотен свидетелей, они его убивают. У него практически нет ни одного шанса. Он получает двадцать пуль из четырех или пяти автоматов. Падает, они бегут к машине и исчезают — и попробуй только пришить им это дело! У каждого заранее готово алиби, причем стопроцентное, видели их в течение всего лишь нескольких секунд, причем люди, напуганные до полусмерти и не понимающие, что происходит. И шанс привлечь их к суду практически равен нулю. Конечно, полиция знает, чьих рук дело. Их задерживают, допрашивают, а потом по распоряжению суда эти типы оказываются на свободе. Их нельзя обвинить. О да, свое дело они знают! Впрочем, ты и сама все прекрасно знаешь и понимаешь. И если уж затевать такое, надо действовать, как эти гангстеры, как тот тип из Сан-Франциско, который прошел уже через два судебных разбирательства, а все еще торчит за решеткой, и как его прищучить, никто не знает.
— Побольше наглости?
— Да, побольше наглости. Это единственный способ.
Вот как оно бывает: одной капли страха достаточно, чтобы превратить любовь в ненависть.
Вот как оно бывает: одной капли страха достаточно, чтобы превратить любовь в ненависть.
Худшее на свете алиби - это спать в своей постели, если только никто в это время не позвонит или не зайдет.
Человек знает, что он делает, и отвечает за это.
Нет, есть только ты и я. Никого больше не существует. Я люблю тебя, Кора. Но когда в любовь приходит страх, любви конец. Она превращается в ненависть.
Украсть жену – это ерунда, но украсть машину – это преступление против собственности.
Я вышел. Мне удалось добиться своего: задеть ее за живое, достаточно глубоко и больно. С этой минуты между нами все будет ясно. Возможно, она и не скажет «да», но уж точно не сможет меня игнорировать. Она знает, о чем я думаю, и знает, что я вижу ее насквозь.
Я хочу работать и быть кем-то. Но без любви это все ни к чему. Ты бы мог так, Фрэнк? А женщина – нет.
Только вместе мы что-то значим. По отдельности мы ничто.
Много раз она говорила мне, что я ни на что не годен. Я, собственно, никогда ничего и не хотел, только её. Но это очень много. Думаю, что многие женщины не стоят и того.
— Ты говоришь, как-будто это нормальное дело. — Кто может судить, нормальное оно или нет, если не ты и я?— Ты и я.
Единственный человек, который для меня что-то значит, — это ты.
— Если не хочешь провести первую же ночь за решеткой, то нет. Украсть жену — это ерунда, но украсть машину – это преступление против собственности.
— Вначале были вы и эта женщина. У вас обоих на руках была идеальная карта. Потому что это было идеальное убийство, Чемберс. Вы, возможно, даже не представляете, насколько идеальное. Вся эта ерунда, которой вас пытался испугать Саккет, — что ее не было в машине, когда та перевернулась, что она успела захватить сумочку и так далее, – все это не стоило и ломаного гроша. Машина ведь может некоторое время качаться, прежде чем перевернется, не так ли? И женщина может инстинктивно схватить сумочку, прежде чем выскочить, правда? Это еще не доказывает преступления. Это только доказывает, что она женщина.
Слова молитвы всегда размягчают людей, особенно если речь идет о прощании с человеком, которого любишь так, как я любил грека.
Нам досталась вся любовь мира, но мы сломались под ней. Чтобы взлететь за облака, добраться до вершины, нужен большой самолетный мотор. Но поставь его на «форд», и он рассыплется на мелкие кусочки. Вот так же и мы, Фрэнк, как поношенные «форды». Господь Бог там, наверху, смеется над нами.
Я не кошка и не голубка, Фрэнк. Я просто больше не могу.
Да, я был хорош! Моя беда была в том, что я был недостаточно хорош.
И хитрец иногда сам себя перехитрить может.