«… я должен сказать, что противоречия между двумя последними моментами, т.е. между музыкой и шумом, я вообще не вижу.Тот и другой был организованным звуком, но организованным по разному»
На самом деле мир един. Каков он, мы не знаем. Мы не способны воспринимать его целиком. Мы воспринимаем лишь КРОХОТНУЮ часть настоящей реальности. Эту часть мы называем Кельрионом и полагаем, что ею исчерпывается все... или почти все.
— Магистр богословия… - пробормотал он, возвращаясь к кровати Явара. - Снимаю сглаз, вешаю на уши…
— А во что верите вы? — спросила Эльга. — В то, во что хочу верить. «Увиливает от ответа, — подумала Эльга. — Удобная религия, ничего не скажешь — верю в то, во что хочу… И во что же он хочет верить, интересно знать? В демонов? В зло и тьму?..» — Прежде всего — в себя, — сказал Уилар.
У нас недостало бы мочи вынести жизнь, если бы большую часть ее мы не теряли по дороге.
Зло, достигшее некой запредельной стадии, начинает во многом походить на добро.
— Они говорят, что магия — это плохо. Что это дьявольские козни. — Конечно. Чужая магия плохо, своя магия — хорошо.
Свободы — в чистом виде — никогда нет. Ты можешь выбирать, пойти налево или направо, но ты не можешь взлететь в небо.
По отношению к тем людям, с которыми нас не связывают никакие узы, мы вольны поступать так, как считаем необходимым. Своими поступками мы связываем их с собой. Так же и посторонние, действуя по отношению к нам, связывают нас определенными узами.
— Вы… вы сами знаете, что так нельзя! Просто нельзя — и все! — Вот. — Уилар поднял палец. — Точно. Нельзя. Именно поэтому я это и делаю. Ты меня раскусила.
Можно нарушать чужие правила, но нельзя безнаказанно нарушать свои собственные.
У нас недостало бы мочи вынести жизнь, если бы большую часть ее мы не теряли по дороге.
Зло, достигшее некой запредельной стадии, начинает во многом походить на добро.
— Они говорят, что магия — это плохо. Что это дьявольские козни. — Конечно. Чужая магия плохо, своя магия — хорошо.
Свободы — в чистом виде — никогда нет. Ты можешь выбирать, пойти налево или направо, но ты не можешь взлететь в небо.
По отношению к тем людям, с которыми нас не связывают никакие узы, мы вольны поступать так, как считаем необходимым. Своими поступками мы связываем их с собой. Так же и посторонние, действуя по отношению к нам, связывают нас определенными узами.
— Вы… вы сами знаете, что так нельзя! Просто нельзя — и все! — Вот. — Уилар поднял палец. — Точно. Нельзя. Именно поэтому я это и делаю. Ты меня раскусила.
Можно нарушать чужие правила, но нельзя безнаказанно нарушать свои собственные.
На самом деле мир един. Каков он, мы не знаем. Мы не способны воспринимать его целиком. Мы воспринимаем лишь КРОХОТНУЮ часть настоящей реальности. Эту часть мы называем Кельрионом и полагаем, что ею исчерпывается все... или почти все.
— Магистр богословия… - пробормотал он, возвращаясь к кровати Явара. - Снимаю сглаз, вешаю на уши…
— А во что верите вы? — спросила Эльга. — В то, во что хочу верить. «Увиливает от ответа, — подумала Эльга. — Удобная религия, ничего не скажешь — верю в то, во что хочу… И во что же он хочет верить, интересно знать? В демонов? В зло и тьму?..» — Прежде всего — в себя, — сказал Уилар.
[...] в 2006 году Сильвио поведал миру, что, по его сведениям, во времена Мао китайские коммунисты детей вовсе не ели, а всего лишь делали из них удобрения.
Китайцы всей страной рассаживаются на берегах Хуанхэ и принимаются терпеливо ждать, пока по ней проплывёт труп Берлускони.
[...] в 2006 году Сильвио поведал миру, что, по его сведениям, во времена Мао китайские коммунисты детей вовсе не ели, а всего лишь делали из них удобрения.
Китайцы всей страной рассаживаются на берегах Хуанхэ и принимаются терпеливо ждать, пока по ней проплывёт труп Берлускони.
[...] в 2006 году Сильвио поведал миру, что, по его сведениям, во времена Мао китайские коммунисты детей вовсе не ели, а всего лишь делали из них удобрения.
Китайцы всей страной рассаживаются на берегах Хуанхэ и принимаются терпеливо ждать, пока по ней проплывёт труп Берлускони.
[...] в 2006 году Сильвио поведал миру, что, по его сведениям, во времена Мао китайские коммунисты детей вовсе не ели, а всего лишь делали из них удобрения.
Китайцы всей страной рассаживаются на берегах Хуанхэ и принимаются терпеливо ждать, пока по ней проплывёт труп Берлускони.