Цитаты из книг

- Они забрали мой сажальный камень, - гневно объявил мистер О'Тул, со злобным и коварным намерением обречь меня на пешее хождение.
- Пешее? - переспросил Максвелл.
- Вы, как я вижу, лишь слабо постигаете смысл случившегося. Мой сажальный камень, на который я должен взобраться, чтобы сесть на спину Доббина. Без сажального камня верховой езде приходит конец, и я обречен ходить пешком с большими страданиями и одышкой.
- Ах, вот что! - сказал Максвелл. - Как вы совершенно справедливо заметили, сперва я не постиг смысла случившегося.
- Эти подлые тролли! - мистер О'Тул в ярости заскрежетал зубами. - Ни перед чем не останавливаются, негодяи! Сначала сажальный камень, а потом и замок - кусочек за кусочком, камушек за камушком, пока не останется ничего, кроме голой скалы, на которой он некогда высился. При подобных обстоятельствах необходимо со стремительной решимостью подавить зародыш их намерений.

Инспектор Дрейтон сидел за письменным столом, как несокрушимая скала, и терпеливо ждал. Он был костляв, а его лицо словно вырубили тупым топором из узловатого чурбака. Глаза его, больше всего напоминавшие кремневые наконечники стрел, время от времени, казалось, тускло поблескивали - он был сердит и расстроен. Но Питер Максвелл знал, что такой человек никогда не допустит, чтобы его раздражение вырвалось наружу. Он будет делать свое дело с бульдожьим упорством и хваткой, игнорируя все окружающее.

Подходя к шоссе, Максвелл увидел огромную афишу. Набранная старинным крупным шрифтом, она торжественно и с достоинством зазывала почтенную публику: ВИЛЬЯМ ШЕКСПИР, ЭСКВАЙР
Из Стрэтфорда-на-Эйвоне
(Англия)
Прочтет лекцию
"ПИСАЛ ЛИ Я ШЕКСПИРОВСКИЕ ПЬЕСЫ"
Под эгидой Института времени
22 октября в аудитории Музея времени.
Начало в 8 часов вечера.
Билеты продаются во всех агентствах

Хрустальная планета - во всяком случае, такой она показалась ему при первом знакомстве. Огромная, простирающаяся во все стороны хрустальная равнина, а над ней хрустальное небо, к которому с равнины поднимались хрустальные колонны, чьи вершины терялись в молочной голубизне неба, колонны, возносящиеся ввысь, чтобы удержать небеса на месте. И полное безлюдье, рождавшее сравнение с пустым бальным залом гигантских размеров, убранным и натертым для бала, ожидающим музыки и танцоров, которые не пришли и уже никогда не придут, и этот пустой зал во веки веков сияет сказочным блеском, никого не радуя своим изяществом.

У каждого свои беды - не одно, так другое. На меня свалилось всё сразу. Так тоже часто бывает.

Всякая плоть – трава

Клиффорд Саймак

Америка 60-х… Вокруг маленького и ничем не примечательного городка Милвилл появляется невидимая стена, которая не пропускает сквозь себя ничто живое. Первым это обнаруживает Брэдшоу Картер, в буквальном смысле натолкнувшись на нее. А дальше и вовсе начались странности — появились телефоны без проводов, которые тем не менее принимают звонки, а в трубке неизвестно кто и неизвестно зачем разговаривает одновременно тремя разными голосами; лиловые цветы, как две капли воды похожие на те, что когда-то...

Есть такие мнимые литераторы - либо он вечно что-то пишет и никак не допишет, либо вечно рассуждает о своей будущей книге и никак за нее не сядет, а я так не хочу!

Всякая плоть – трава

Клиффорд Саймак

Америка 60-х… Вокруг маленького и ничем не примечательного городка Милвилл появляется невидимая стена, которая не пропускает сквозь себя ничто живое. Первым это обнаруживает Брэдшоу Картер, в буквальном смысле натолкнувшись на нее. А дальше и вовсе начались странности — появились телефоны без проводов, которые тем не менее принимают звонки, а в трубке неизвестно кто и неизвестно зачем разговаривает одновременно тремя разными голосами; лиловые цветы, как две капли воды похожие на те, что когда-то...

Ведь люди почему врут? Боятся, вдруг им кто сделает больно, плохо...

Всякая плоть – трава

Клиффорд Саймак

Америка 60-х… Вокруг маленького и ничем не примечательного городка Милвилл появляется невидимая стена, которая не пропускает сквозь себя ничто живое. Первым это обнаруживает Брэдшоу Картер, в буквальном смысле натолкнувшись на нее. А дальше и вовсе начались странности — появились телефоны без проводов, которые тем не менее принимают звонки, а в трубке неизвестно кто и неизвестно зачем разговаривает одновременно тремя разными голосами; лиловые цветы, как две капли воды похожие на те, что когда-то...

Совсем я стала беспамятная. А все от старости. И зачем только ее придумали!

Всякая плоть – трава

Клиффорд Саймак

Америка 60-х… Вокруг маленького и ничем не примечательного городка Милвилл появляется невидимая стена, которая не пропускает сквозь себя ничто живое. Первым это обнаруживает Брэдшоу Картер, в буквальном смысле натолкнувшись на нее. А дальше и вовсе начались странности — появились телефоны без проводов, которые тем не менее принимают звонки, а в трубке неизвестно кто и неизвестно зачем разговаривает одновременно тремя разными голосами; лиловые цветы, как две капли воды похожие на те, что когда-то...

... новая идея — это почти всегда только зернышко, отправной пункт. Может, она и хорошая, и ценная, но ее еще надо вынянчить. Надо ее развить. Обмозговать, повертеть и так и эдак, оглядеть со всех сторон, помучиться с нею, все сообразить и взвесить — и только тогда вылепишь из нее что-то полезное.

Всякая плоть – трава

Клиффорд Саймак

Америка 60-х… Вокруг маленького и ничем не примечательного городка Милвилл появляется невидимая стена, которая не пропускает сквозь себя ничто живое. Первым это обнаруживает Брэдшоу Картер, в буквальном смысле натолкнувшись на нее. А дальше и вовсе начались странности — появились телефоны без проводов, которые тем не менее принимают звонки, а в трубке неизвестно кто и неизвестно зачем разговаривает одновременно тремя разными голосами; лиловые цветы, как две капли воды похожие на те, что когда-то...

Суеверие питается недостатком знания.

Всякая плоть – трава

Клиффорд Саймак

Америка 60-х… Вокруг маленького и ничем не примечательного городка Милвилл появляется невидимая стена, которая не пропускает сквозь себя ничто живое. Первым это обнаруживает Брэдшоу Картер, в буквальном смысле натолкнувшись на нее. А дальше и вовсе начались странности — появились телефоны без проводов, которые тем не менее принимают звонки, а в трубке неизвестно кто и неизвестно зачем разговаривает одновременно тремя разными голосами; лиловые цветы, как две капли воды похожие на те, что когда-то...

Все это старо как мир. Люди ли, пришельцы ли - все одинаковы. Если чего захочется позарез - добывают правдами и неправдами, не стесняются, тут уж все средства хороши.

Всякая плоть – трава

Клиффорд Саймак

Америка 60-х… Вокруг маленького и ничем не примечательного городка Милвилл появляется невидимая стена, которая не пропускает сквозь себя ничто живое. Первым это обнаруживает Брэдшоу Картер, в буквальном смысле натолкнувшись на нее. А дальше и вовсе начались странности — появились телефоны без проводов, которые тем не менее принимают звонки, а в трубке неизвестно кто и неизвестно зачем разговаривает одновременно тремя разными голосами; лиловые цветы, как две капли воды похожие на те, что когда-то...

Тут впервые мне стало страшно - то не был внезапный безмерный и неодолимый ужас, что заставляет бежать, не помня себя, с отчаянным воплем, - нет, это был дрянной, мелкотравчатый страшок, он подкрадывался ближе, кружил визгливой нахальной шавкой на тонких ножках, стараясь улучить минуту и запустить в меня острые зубы. Ему невозможно противостоять, с ним невозможно бороться, с этим тошнотворным, дрянным, неотвязным страшком.

Всякая плоть – трава

Клиффорд Саймак

Америка 60-х… Вокруг маленького и ничем не примечательного городка Милвилл появляется невидимая стена, которая не пропускает сквозь себя ничто живое. Первым это обнаруживает Брэдшоу Картер, в буквальном смысле натолкнувшись на нее. А дальше и вовсе начались странности — появились телефоны без проводов, которые тем не менее принимают звонки, а в трубке неизвестно кто и неизвестно зачем разговаривает одновременно тремя разными голосами; лиловые цветы, как две капли воды похожие на те, что когда-то...

Им не выдержать испытания. Никогда нам, людям, не выдержать испытания. Так уж мы устроены, мы только и способны на провал. У нас вывихнутая логика, скверные, ложные побуждения, и ничего нельзя с этим поделать. Мы по природе своей близоруки, себялюбивы, самодовольны, где уж нам сойти с убогой проторенной дорожки.

Всякая плоть – трава

Клиффорд Саймак

Америка 60-х… Вокруг маленького и ничем не примечательного городка Милвилл появляется невидимая стена, которая не пропускает сквозь себя ничто живое. Первым это обнаруживает Брэдшоу Картер, в буквальном смысле натолкнувшись на нее. А дальше и вовсе начались странности — появились телефоны без проводов, которые тем не менее принимают звонки, а в трубке неизвестно кто и неизвестно зачем разговаривает одновременно тремя разными голосами; лиловые цветы, как две капли воды похожие на те, что когда-то...

- Да, войне не бывать. - Меня это почему-то не очень утешало. - Но с нами может случиться что-нибудь еще похуже войны.
- Хуже войны ничего не может быть.

Всякая плоть – трава

Клиффорд Саймак

Америка 60-х… Вокруг маленького и ничем не примечательного городка Милвилл появляется невидимая стена, которая не пропускает сквозь себя ничто живое. Первым это обнаруживает Брэдшоу Картер, в буквальном смысле натолкнувшись на нее. А дальше и вовсе начались странности — появились телефоны без проводов, которые тем не менее принимают звонки, а в трубке неизвестно кто и неизвестно зачем разговаривает одновременно тремя разными голосами; лиловые цветы, как две капли воды похожие на те, что когда-то...

Подходя к шоссе, Максвелл увидел огромную афишу. Набранная старинным крупным шрифтом, она торжественно и с достоинством зазывала почтенную публику: ВИЛЬЯМ ШЕКСПИР, ЭСКВАЙР
Из Стрэтфорда-на-Эйвоне
(Англия)
Прочтет лекцию
"ПИСАЛ ЛИ Я ШЕКСПИРОВСКИЕ ПЬЕСЫ"
Под эгидой Института времени
22 октября в аудитории Музея времени.
Начало в 8 часов вечера.
Билеты продаются во всех агентствах

Хрустальная планета - во всяком случае, такой она показалась ему при первом знакомстве. Огромная, простирающаяся во все стороны хрустальная равнина, а над ней хрустальное небо, к которому с равнины поднимались хрустальные колонны, чьи вершины терялись в молочной голубизне неба, колонны, возносящиеся ввысь, чтобы удержать небеса на месте. И полное безлюдье, рождавшее сравнение с пустым бальным залом гигантских размеров, убранным и натертым для бала, ожидающим музыки и танцоров, которые не пришли и уже никогда не придут, и этот пустой зал во веки веков сияет сказочным блеском, никого не радуя своим изяществом.

В том, чтобы жить по правилам, нет благородства, и радости тоже нет.

- Я должен заранее извиниться за состояние замка, - сказал мистер О'Тул. - Он полон сквозняков, способствующих насморкам, гайморитам и всяким другим мучительным недугам. Ветер рыскает по нему, как хочет, и всюду стоит запах сырости и плесени. Я так и не постиг, почему вы, люди, раз уж вы начали строить для нас замки, не могли сделать их уютными и непроницаемыми для ветра и дождя. Если мы некогда и обитали в руинах, это еще не значит, что нас не влекут удобства и комфорт. Поистине, мы жили в них лишь потому, что бедная Европа не могла предложить нам ничего более подходящего.

- А ведь мог бы побывать, если бы захотел, - сказал Оп. - Он ведь способен переноситься куда угодно в мгновение ока. Вот почему сверхъестественники терпят его штучки. Они рассчитывают в конце концов докопаться до этих его свойств. Только старина Дух стреляный воробей и ничего им не говорит.
- На самом деле его молчание объясняется тем, что ему платят транспортники, - вмешался Максвелл. - Им нужно, чтобы он держал язык за зубами. Если он расскажет о способе своего передвижения, им придется закрыть лавочку. Люди смогут переноситься по желанию куда захотят, не обращая внимания на расстояние, будь то хоть миля, хоть миллион световых лет.

Ни на земле, ни в небесах нет ничего невозможного.

Оп поднял руку и замахал официанту, призывая его могучим голосом.
- Сюда! - крикнул он. - Здесь есть люди, которые хотели бы облагодетельствовать вас заказом. Все они умирают от ползучей жажды.
- Больше всего меня в нем восхищает, - заметил Дух, - его застенчивость и скромность.
- Я продолжаю учиться, - сказал Оп, - не столько из стремления к знанию, сколько ради удовольствия наблюдать ошарашенное выражение на лицах педантов-преподавателей и дураков-студентов. Впрочем, - повернулся он к Максвеллу, - я отнюдь не утверждаю, что все преподаватели обязательно педанты.

- И огонь в очаге - такая прелесть! - Вздохнула Кэрол. - Питер, почему мы обходимся без огня? Ведь построить очаг, наверное, совсем несложно.
- Несколько сотен лет назад, - сказал Максвелл, - в каждом доме или почти в каждом доме был по меньшей мере один очаг. А иногда и несколько.
Разумеется, эта тяга к открытому огню была атавизмом. Воспоминанием о той эпохе, когда огонь был подателем тепла и защитником. Но в конце концов мы переросли это чувство.
- Не думаю. Мы просто ушли в сторону. Повернулись спиной к какой-то части нашего прошлого. А потребность в огне все еще живет в нас. Возможно, чисто психологическая. Я убедилась в этом сегодня. Огонь был таким завораживающим и уютным! Возможно, это первобытная черта, но должно же в нас сохраниться что-то первобытное.

Со временем ненависть перегорает. И только тлеет, хотя и не исчезает.

- У меня такое ощущение, - сказал Максвелл, - что лучше не спрашивать, откуда взялась эта вырезка. Ведь все мясные лавки наверняка были закрыты.
- Были-то были, - согласился Оп. - Но есть тут один магазинчик, и на задней двери там висел вот этот простенький замок...
- Когда-нибудь, - сказал Дух, - ты наживешь крупную неприятность.
Оп покачал головой.
- Не думаю. Во всяком случае, не в этот раз. Жизненно важная потребность... Нет, пожалуй, не то. Когда человек голоден, он имеет право на любую пищу, которую отыщет. Такой закон был в первобытные времена. Уж, конечно, суд и сейчас примет его во внимание. Кроме того, я завтра зайду туда и объясню, что произошло. Кстати, - повернулся он к Максвеллу, - есть у тебя деньги?

- Они сняли чары с эля? Но ведь некоторые химические изменения необратимы и...
Мистер О'Тул смерил Максвелла презрительным взглядом.
- Вы, - сказал он, - лепечете на ученом жаргоне, пригодном только для чепухи и заблуждений. Мне непостижимо ваше пристрастие к этой вашей науке, когда, будь у вас охота учиться и попроси вы нас, вам открылась бы магия.
Хотя должен признать, что расколдованный эль не безупречен. В его вкусе ощущается намек на затхлость. Впрочем, и такой эль все же лучше, чем ничего. Если вы согласны составить мне компанию, мы могли бы его испробовать.