Страх - хорошее чувство. Страх - это желание жить.
Жизнь потому и жизнь, что она все время меняется и меняет нас, и ничто не останется прежним.
Капитал, Сандрочка, национальности не имеет. Запиши мысль, дарю.
Насколько мужчина квадратен, прозаичен, некрасив, груб, настолько женщина пластична, поэтична, прекрасна и нежна. В каждой их них, даже самой неуклюжей и вульгарной, обязательно есть что-то волшебное, просто разглядеть это дано не каждому.
Когда про тебя говорят плохое за глаза – это повод не для обиды, а для обдумывания.
Самая ужасная мука – когда хочешь отдать самое дорогое, что у тебя есть – всё, что у тебя есть, а человеку это совсем не нужно.
Чудная штука – чувство дома. Дом – расширение твоего внутреннего пространства, вторая кожа с собственной системой дыхания.Дети - дорогие, но временные гости, повзрослеют и уйдут, а муж и жена – это до конца.
Долли взяла себе эту фразу на вооружение. Как что, сразу говорила себе: «Осторожно, my dear, здесь была лошадь» – и не смотреть вниз, идти себе дальше. Между прочим, так относиться к жизни – это требует больше мужества, чем пищать, хныкать, пугаться и себя жалеть.
Человек так устроен, что, если поместить его в психически комфортную, абсолютно бесконфликтную среду, он начнет генерировать стрессовые ситуации из-за ерунды.
Главная мужская сказка – про спящую царевну, которую нужно разбудить, чтобы она полюбила. Главная женская сказка – про мальчика Кая с заледеневшим сердцем.
Счастье тем и отличается от зарплаты или прибыли, что его ничем не заслуживают. Оно, идиот ты хренов, - дар небесный.
– Лучшие из мужчин любят человечество, но не очень умеют любить одного человека, а лучшие из женщин человечеством не очень интересуются, зато одного человека умеют любить очень сильно....
В конце концов, все по-настоящему грандиозные затеи в начале казались сумасшествием.
В счастливых семейных парах есть что-то неприличное. Им никто не нужен, они никого в свой мир не пускают.
Нельзя избавиться от страстей, не исчерпав их, а то, что жарче горит, быстрей выгорает.
Самый лучший любовник - НЕ тот, кто играет на твоем теле, как на фортепьяно. Самый лучший любовник всегда - тот, кого ты любишь. Если твоя любовь сильна, остальное неважно, потому что всё самое главное в тебе происходит не от действий партнера, а от внутреннего пламени. Самый сильный оргазм - тот, который взорвался в тебе изнутри, как огненная магма, которой сделалась тесна земная кора.
Давид был самым лучшим любовником для меня (а что мне за дело до других женщин?). Каждый миг, с самого первого прикосновения и послелюбовного полуобморока я словно находилась под током.
У счастья есть один большой минус, а у несчастья - один большой плюс: и первое, и второе когда-нибудь заканчиваются.
Всякому чтению свой возраст. В шестьдесят лет не стоит перечитывать «Детей капитана Гранта», а в сто пять незачем листать «Камасутру».
Иногда любить значит отказать в любви. Если, конечно, любишь по-настоящему.
Думал: возраст определяется не годами, а внутренним ощущением – поднимаешься ты к перевалу или уже преодолел его и спускаешься в долину. Ощущение подъема держится до тех пор, пока у человека больше сил, чем требуется, чтоб просто плыть по течению жизни. Избыток внутренней силы тратишь на движение вверх. Но наступает момент, после которого жизнь берет у тебя больше энергии, чем ты можешь потратить, и тогда начинается скольжение вниз. Это, собственно, и есть старость.
Много раз читала я в романах про любовь и влюбленность, но никто из писателей не описал этого отупляющего и унизительного состояния, когда превращаешься в какую-то железную скрепку, которую притягивает к магниту неудержимая сила (нам демонстрировали это на уроке физики) – не по своей воле и не по влечению сердца, а по законам природы. Потому что так устроен мир.
Никогда не понимала, как могут люди ностальгировать по своей молодости и умиляться ей. Вспоминая себя в том возрасте, я чаще всего чувствую досаду, а бывает, что и жгучий стыд. Такое ощущение, словно в тринадцать лет я – это еще не я, а десятая часть меня; в двадцать семь – максимум четвертинка. Даже пребывая в нынешнем беспомощном положении я лучше и больше, чем была двадцать, сорок или, того паче, восемьдесят лет назад. Иначе, по-моему, и не может быть. Чего стоит человек, если, двигаясь по жизни, он становится хуже, слабее, неинтересней?