Около полуночи в квартиру позвонили. Компания засиделась, слушая "Любовный напиток" любимого профессором Доницетти и стараясь не думать о том, что Найтли назвал неизбежным риском.
Из гостиной выглянула Люси, оглядела незваных гостей с плечами, как складные дорожные сундуки, и спряталась обратно.
— Эй, старый, — сказал один из двоих, тот, что был пошире, — тебе велено передать, чтобы ты прекратил свои глупости!
И он не без удовольствия повалил старое трюмо ногой.
— Как ты думаешь, Герцог, — спросил Д.Э. Саммерс и щелкнул затвором своего "кольта", — остались еще на свете порядочные люди?
— Конечно, остались, Ланс, — М.Р. щелкнул затвором вслед за компаньоном. — Вон, на профессора посмотри.
— Безобразие! — вскричал Найтли и щелкнул затвором своего "дерринджера". — Я уже немолодой человек! Живу только тем, что приносят мне мои скромные научные познания! Но даже ничтожность моих доходов не принудит меня к таким постыдным и грязным методам, как у этого старого неудачника! Передайте ему: "Мне жаль вас, Алоизиус!"
С этими словами профессор одернул манжеты.
— Я закончил, можете убираться вон.
— Ты что, старый? — поразился тот, что был поуже. — Совсем плохой стал?
В следующие несколько минут прихожая профессора Найтли изрядно пострадала. Большая часть предметов была продырявлена, мебель находилась в большом беспорядке, кубок Оксфордского университета, полученный за победу в соревнованиях по гребле сиротливо перекатывался по полу, дорогая и красивая ваза разлетелась по комнате дождем осколков.
— Запомните, молодые люди, — профессор ногой захлопнул ящик лежащего на боку комода, — у меня широкие связи. Я вас попрошу передать Алоизиусу и это тоже.
— Ну, и у нас, — небрежно добавил Д.Э., запихивая в кубок мокрые цветы взамен разбитой вазы, — связи найдутся. Да, Герцог?
— Точно, — М.Р. прислонил в угол сломанную вешалку. — Не люблю, когда портят мебель.
Найтли высунулся на лестницу.
— Эй, вы! — крикнул он вслед визитерам, покидающим дом быстрыми прогулочным шагом. — Я совсем забыл! Передайте Алоизиусу, чтобы больше не беспокоился! Передайте: он купил мою формулу!
Захлопнув дверь и накинув на нее цепочку, профессор повернулся к компаньонам.
— Мой коллега, — сказал он.
Надо сказать, что стол и не такое видывал. На поверхности его была когда-то изображена карта мира. За годы работы на ней появились новые острова, материки, затем всю поверхность планеты покрыл коричневый туман, а в Атлантическом океане появились черные впадины.
Кроме того, она узнала другое новое слово – "soljanka", и теперь изо всех сил старалась изобрести это русское блюдо собственными руками, опираясь на то, что записала в свою тетрадку с рецептами. Она даже была на рынке в Энн-Арбор, пытаясь найти место, где продавали бы прокисшие огурцы. Без них, сколько ни положи маслин и чеснока, сколько ни нарежь сосисок, получалось не то. Это было видно по лицам молодых людей. Очевидно, душа блюда заключалась в прокисших огурцах, страшных морозах, от которых стынут зубы, да еще, пожалуй, в рюмке настоящей русской vodka, которую (правда очень дорого), можно было купить в лучших магазинах Нью-Йорка.
Если ты плыл третьим классом, ты уже потом долго не будешь джентльменом. Очень долго. У тебя это будет в одежде, в походке, ты даже можешь дважды в день бриться – и все равно у тебя на лбу будет написано: «нищеброд, путешествует третьим классом».
– Фью! – репортер сел прямо, морща спросонья свою еще более поросячью, чем всегда, физиономию, и возвращая на нос съехавшие очки. – Вы думаете, двое американских подданных не могут быть отправлены по этапу? Да запросто! По ошибке! Очень легко!
Пока с них сдирали мокрую одежду, двое джентльменов, у которых, правда, здорово плыло перед глазами, рассмотрели посреди комнаты удивительное сооружение, покрытое белой штукатуркой. Сооружение топили дровами. Но это была больше, чем печь. Это был дом в доме – целая универсальная система с большим верхним блоком, завешанным для уюта ситцевыми занавесками, отапливаемым дровами нижним, с нишами, где на полках держали домашнюю утварь. Внизу были устроены маленькие домашние животные: теленок, двое козлят и свинка. С ними возились дети: два мальчика и девочка. Вся эта деревенская идиллия создавала совершенно непередаваемую атмосферу.
На горячей стене сушились пучки трав. Судя по запаху, среди них находились укроп, мята, ромашка, липовый цвет и еще что-то. Особенно вызывающе вел себя чеснок. Выше, должно быть, для детей, висели пучки березовых веток. Над ветками источали запахи гирлянды сморщенных черных кусочков, сморщенные корешки, тряпичные мешочки неизвестно с чем. Ароматический букет смешивался с запахом фермы, плохой вентиляции, от которой Форд с его писаными и неписаными правилами умер бы на месте, вареной капусты и горячего хлеба.