Мама говорит, жизнь - это миллион разных точек, которые складываются в одну гигантскую картину. И, может, в целом эта картина невероятно прекрасна, но тебе трудно это увидеть, когда ты упираешься носом в скопище чёрных точек.
Если не нарушать правила, то зачем они вообще?
Главное в декоре помещений - научиться выбрасывать лишнее.
Правила придуманы для тех, кто хочет быть как все.
Здравый смысл — это просто прозвище, которое мы даем своей привычке мыслить так, а не иначе.
— Не называй его шизанутым! — сказала мама. — Это ужасное слово. Нельзя так о людях. — Даже если у них не все дома? — Неважно. Все равно это ужасно. — А ты сама, ты-то как его называешь? — Да никак, — сказала она, — но мысленно я зову его «человек, который смеется».
... Мег кричит: "У вас что, папы никогда не было? Папа нужен не зачем-то, а просто потому что он папа. "
Мама говорит, что у каждого человека есть вуаль, завеса между ним и остальным миром. Как у невесты на свадьбе, только незримая. Мы себе преспокойно живем, а лица наши завешены этими невидимыми вуалями. Мир получается слегка расплывчатый, и нас это вполне устраивает.
Но иногда вуаль на несколько секунд взлетает, словно на ветру. И в эти мгновения мы видим мир таким, каков он есть - всю его красоту, и жестокость, и печаль, и любовь. Но обычно мы ничего этого не видим, потому что не хотим. Некоторые люди учатся сами поднимать вуаль. И есль у них получается, то им незачем ждать ветра.
Когда перестаешь вести себя по-свински, то особенно остро осознаешь, какой же ты все-таки был свиньей.
Человек обалдеть как умеет не замечать то, чего не хочет замечать.
Белл удивила меня.
— Да, любить кого-то — это очень легко, — сказала она. — Трудно другое: понять, когда пора об этом закричать.
От этих ее слов мне почему-то захотелось плакать.
"Честно говоря, мне противна сама мысль, что кто-то другой читает мою книгу. Это как если бы чужой человек вдруг начал рыться в моей тайной коробке, которую я храню под кроватью."
- Тебе везет, - говорит он мне. - У кого ключи, тот и хозяин. Некоторым приходится стучаться.
Очень странное чувство — вдруг оказаться в очень хорошо знакомом месте, где давно не был; все равно что впервые за несколько месяцев посмотреть на себя в зеркало.
Колин вечно нес всякий бред. Иной раз брякнет такое, что одновременно и восхищаешься, и хочется сделать вид, что ты не с ним.
Когда перестаешь вести себя по-свински, то особенно остро осознаешь, какой же ты все-таки был свиньей. Это как включишь в комнате свет и только тогда понимаешь, до чего в ней было темно.