Цитаты из книг
Без музыки и без искусства вообще. Человек не может. Это единственное, что удерживает его. На самом краю.
«Я лечу на роликах, по набережной. Рассекаю. Именно рассекаю, воздух, я его чувствую — и асфальт чувствую, мне иногда нравиться ехать таким классическим коньком, не устаёшь, просто спокойно едешь — и получается очень быстро. Левой! Правой! Вода, река. Здравствуй, Здравствуй, речфлот, но я не хочу думать даже про тебя, нет мыслей: левой, правой, дышать. Проветриванье мозга». Игнат Волков несется на роликах, на самокате, стремительно перемещается по городу и по жизни, — но он наблюдает,...
— Чего ещё не в стиле?
— Шнурки одинаковые. Раз носки разные, шнурки тоже разные должны быть. Купи на обратном пути.
— Разные купить? — не понял я.
— Вот же тормоз у меня сын. Две пары купи, балда, разного цвета!
Я киваю, выскакиваю за дверь.
— Игнат! Шарф!… И вообще имей ввиду. Что иногда мужчина должен уметь выглядеть не клоуном. Бывают такие ситуации.
«Я лечу на роликах, по набережной. Рассекаю. Именно рассекаю, воздух, я его чувствую — и асфальт чувствую, мне иногда нравиться ехать таким классическим коньком, не устаёшь, просто спокойно едешь — и получается очень быстро. Левой! Правой! Вода, река. Здравствуй, Здравствуй, речфлот, но я не хочу думать даже про тебя, нет мыслей: левой, правой, дышать. Проветриванье мозга». Игнат Волков несется на роликах, на самокате, стремительно перемещается по городу и по жизни, — но он наблюдает,...
Главная же моя поварская фишка — это сыр. Если любую еду засыпать сыром, то выходит не просто еда, а искусство. И вот ещё что: если я приготовил ужин, то никто уже не скажет, что комната моя завалена и в неё не войти. Ну, скажут, конечно. Найдутся некоторые. Но согласитесь, что моральное превосходство на моей стороне.
«Я лечу на роликах, по набережной. Рассекаю. Именно рассекаю, воздух, я его чувствую — и асфальт чувствую, мне иногда нравиться ехать таким классическим коньком, не устаёшь, просто спокойно едешь — и получается очень быстро. Левой! Правой! Вода, река. Здравствуй, Здравствуй, речфлот, но я не хочу думать даже про тебя, нет мыслей: левой, правой, дышать. Проветриванье мозга». Игнат Волков несется на роликах, на самокате, стремительно перемещается по городу и по жизни, — но он наблюдает,...
На упаковке нарисовано: кипящая вода, засыпать макароны на 9 минут; и вот они прекрасные на праздник к нам пришли, дымятся в тарелке.
«Я лечу на роликах, по набережной. Рассекаю. Именно рассекаю, воздух, я его чувствую — и асфальт чувствую, мне иногда нравиться ехать таким классическим коньком, не устаёшь, просто спокойно едешь — и получается очень быстро. Левой! Правой! Вода, река. Здравствуй, Здравствуй, речфлот, но я не хочу думать даже про тебя, нет мыслей: левой, правой, дышать. Проветриванье мозга». Игнат Волков несется на роликах, на самокате, стремительно перемещается по городу и по жизни, — но он наблюдает,...
Не то чтоб я влюбился. Совсем нет. Просто нереально всё кругом, даже не вдохнуть.
У Тимофея младший брат, а у Ирки старший. Тимофей пишет в блокноте, а Ирка рисует в скетчбуке. Они незнакомы, их истории – разные, но оба чувствуют себя одинаково одинокими в семье, где есть кто-то любящий и близкий.
Нина Дашевская – лауреат конкурсов «Книгуру», «Новая детская книга» и премии им. Крапивина, музыкант и преподаватель. Её повести любят за тонкость чувств, нежную иронию и глубокое понимание психологии подростка.
— Ну ты даёшь, — удивился Марк, — совсем живёшь вне социума. Все вокруг только об этом и говорят! Я так понял, что «вне социума» — это не знать того, о чём все говорят.
Детство — это такое время, когда в жизни каждого появляется что-нибудь волшебное. У кого-то — говорящий велосипед, у кого-то — заброшенная великанская деревня, у кого-то — подружка, очень-очень высокая девочка, которая печёт самое вкусное печенье. Вот и у Севки, главного героя повести Нины Дашевской «Вилли», всё это есть. Он, как и все дети, мечтает о настоящей дружбе, верит в чудеса, и они с ним обязательно случаются. То есть, конечно, случаются с ним не только чудеса, но Севка никогда не...
– И я очень прошу тебя, Себастьян, веди себя по-человечески!» Можно подумать, я обычно веду себя как муравьед.
Детство — это такое время, когда в жизни каждого появляется что-нибудь волшебное. У кого-то — говорящий велосипед, у кого-то — заброшенная великанская деревня, у кого-то — подружка, очень-очень высокая девочка, которая печёт самое вкусное печенье. Вот и у Севки, главного героя повести Нины Дашевской «Вилли», всё это есть. Он, как и все дети, мечтает о настоящей дружбе, верит в чудеса, и они с ним обязательно случаются. То есть, конечно, случаются с ним не только чудеса, но Севка никогда не...
Знаешь, иногда это даже важнее. Важнее, что тебя помнят, чем то, что тебя никак не могут найти.
Детство — это такое время, когда в жизни каждого появляется что-нибудь волшебное. У кого-то — говорящий велосипед, у кого-то — заброшенная великанская деревня, у кого-то — подружка, очень-очень высокая девочка, которая печёт самое вкусное печенье. Вот и у Севки, главного героя повести Нины Дашевской «Вилли», всё это есть. Он, как и все дети, мечтает о настоящей дружбе, верит в чудеса, и они с ним обязательно случаются. То есть, конечно, случаются с ним не только чудеса, но Севка никогда не...
— Вилли!.. А я уж испугался, что ты совсем перестал говорить… — Я вообще-то не переставал. Это ты почему-то перестал слышать.
Детство — это такое время, когда в жизни каждого появляется что-нибудь волшебное. У кого-то — говорящий велосипед, у кого-то — заброшенная великанская деревня, у кого-то — подружка, очень-очень высокая девочка, которая печёт самое вкусное печенье. Вот и у Севки, главного героя повести Нины Дашевской «Вилли», всё это есть. Он, как и все дети, мечтает о настоящей дружбе, верит в чудеса, и они с ним обязательно случаются. То есть, конечно, случаются с ним не только чудеса, но Севка никогда не...
— Понимаешь, Игнат. Музыкантом я не буду. А играть уже умею, мне хватит. Зачем диплом? Музыкой пусть те занимаются, кому без неё не жить. У кого талант. Этот вон пусть играет, – он кивнул на Мишу.
«Я лечу на роликах, по набережной. Рассекаю. Именно рассекаю, воздух, я его чувствую — и асфальт чувствую, мне иногда нравиться ехать таким классическим коньком, не устаёшь, просто спокойно едешь — и получается очень быстро. Левой! Правой! Вода, река. Здравствуй, Здравствуй, речфлот, но я не хочу думать даже про тебя, нет мыслей: левой, правой, дышать. Проветриванье мозга». Игнат Волков несется на роликах, на самокате, стремительно перемещается по городу и по жизни, — но он наблюдает,...
— Захотелось изменить жизнь. Многое. Против течения поплыть. А то течение, знаешь… Мало ли куда унесёт. Хочу сам.
«Я лечу на роликах, по набережной. Рассекаю. Именно рассекаю, воздух, я его чувствую — и асфальт чувствую, мне иногда нравиться ехать таким классическим коньком, не устаёшь, просто спокойно едешь — и получается очень быстро. Левой! Правой! Вода, река. Здравствуй, Здравствуй, речфлот, но я не хочу думать даже про тебя, нет мыслей: левой, правой, дышать. Проветриванье мозга». Игнат Волков несется на роликах, на самокате, стремительно перемещается по городу и по жизни, — но он наблюдает,...
Знаешь, она очень на меня похожа, я сама такая была: не подходи – убьёт!
«Я лечу на роликах, по набережной. Рассекаю. Именно рассекаю, воздух, я его чувствую — и асфальт чувствую, мне иногда нравиться ехать таким классическим коньком, не устаёшь, просто спокойно едешь — и получается очень быстро. Левой! Правой! Вода, река. Здравствуй, Здравствуй, речфлот, но я не хочу думать даже про тебя, нет мыслей: левой, правой, дышать. Проветриванье мозга». Игнат Волков несется на роликах, на самокате, стремительно перемещается по городу и по жизни, — но он наблюдает,...
Человеку плохо. Это так странно; вокруг такая осень! И мне страшно хорошо (ну, до этого момента было хорошо), такая придурочная радость ниоткуда, просто от скорости и неба. А тут человеку плохо, плохо как! А я проехал мимо и гоню дальше. Что я могу сделать? Откуда я знаю, что у неё там? Несчастная любовь? С родителями поссорилась? Может, она из-за двойки ревёт, кто знает этих девчонок, ревут из-за любой ерунды. Даже из-за четвёрки могут.
«Я лечу на роликах, по набережной. Рассекаю. Именно рассекаю, воздух, я его чувствую — и асфальт чувствую, мне иногда нравиться ехать таким классическим коньком, не устаёшь, просто спокойно едешь — и получается очень быстро. Левой! Правой! Вода, река. Здравствуй, Здравствуй, речфлот, но я не хочу думать даже про тебя, нет мыслей: левой, правой, дышать. Проветриванье мозга». Игнат Волков несется на роликах, на самокате, стремительно перемещается по городу и по жизни, — но он наблюдает,...
Мироздание или кто там со мной разговаривает – что ты, чёрт возьми, имеешь в виду?!.
«Я лечу на роликах, по набережной. Рассекаю. Именно рассекаю, воздух, я его чувствую — и асфальт чувствую, мне иногда нравиться ехать таким классическим коньком, не устаёшь, просто спокойно едешь — и получается очень быстро. Левой! Правой! Вода, река. Здравствуй, Здравствуй, речфлот, но я не хочу думать даже про тебя, нет мыслей: левой, правой, дышать. Проветриванье мозга». Игнат Волков несется на роликах, на самокате, стремительно перемещается по городу и по жизни, — но он наблюдает,...
Как смешно математичка сказала сегодня: достаньте ваши знания из небытия! Из небытия.
«Я лечу на роликах, по набережной. Рассекаю. Именно рассекаю, воздух, я его чувствую — и асфальт чувствую, мне иногда нравиться ехать таким классическим коньком, не устаёшь, просто спокойно едешь — и получается очень быстро. Левой! Правой! Вода, река. Здравствуй, Здравствуй, речфлот, но я не хочу думать даже про тебя, нет мыслей: левой, правой, дышать. Проветриванье мозга». Игнат Волков несется на роликах, на самокате, стремительно перемещается по городу и по жизни, — но он наблюдает,...
Разглядываю себя в зеркале. Обычно нет, а тут интересно – другое лицо с губой этой. Ну и вообще другое лицо. Я всегда думаю, что я не такой. Смотрю в зеркало и удивляюсь. И фотографии свои, кстати, терпеть не могу. Не потому что я там некрасивый (ну, это не страшно), а именно потому, что там другой человек. Не я. Или как раз я? Что вообще это за «я» такое? Я должен чем-то заняться, главным в жизни. Что это – главное?.. А то так, просто катаюсь – и всё.
«Я лечу на роликах, по набережной. Рассекаю. Именно рассекаю, воздух, я его чувствую — и асфальт чувствую, мне иногда нравиться ехать таким классическим коньком, не устаёшь, просто спокойно едешь — и получается очень быстро. Левой! Правой! Вода, река. Здравствуй, Здравствуй, речфлот, но я не хочу думать даже про тебя, нет мыслей: левой, правой, дышать. Проветриванье мозга». Игнат Волков несется на роликах, на самокате, стремительно перемещается по городу и по жизни, — но он наблюдает,...
— Это был мне подарок. Иногда за рассеянность полагается не наказание, а подарок.
«Я лечу на роликах, по набережной. Рассекаю. Именно рассекаю, воздух, я его чувствую — и асфальт чувствую, мне иногда нравиться ехать таким классическим коньком, не устаёшь, просто спокойно едешь — и получается очень быстро. Левой! Правой! Вода, река. Здравствуй, Здравствуй, речфлот, но я не хочу думать даже про тебя, нет мыслей: левой, правой, дышать. Проветриванье мозга». Игнат Волков несется на роликах, на самокате, стремительно перемещается по городу и по жизни, — но он наблюдает,...
Внутри меня кофе, круассан и радость.
«Я лечу на роликах, по набережной. Рассекаю. Именно рассекаю, воздух, я его чувствую — и асфальт чувствую, мне иногда нравиться ехать таким классическим коньком, не устаёшь, просто спокойно едешь — и получается очень быстро. Левой! Правой! Вода, река. Здравствуй, Здравствуй, речфлот, но я не хочу думать даже про тебя, нет мыслей: левой, правой, дышать. Проветриванье мозга». Игнат Волков несется на роликах, на самокате, стремительно перемещается по городу и по жизни, — но он наблюдает,...
Да-а-а. Наши бабушки – сила, конечно. Сила любви.
«Я лечу на роликах, по набережной. Рассекаю. Именно рассекаю, воздух, я его чувствую — и асфальт чувствую, мне иногда нравиться ехать таким классическим коньком, не устаёшь, просто спокойно едешь — и получается очень быстро. Левой! Правой! Вода, река. Здравствуй, Здравствуй, речфлот, но я не хочу думать даже про тебя, нет мыслей: левой, правой, дышать. Проветриванье мозга». Игнат Волков несется на роликах, на самокате, стремительно перемещается по городу и по жизни, — но он наблюдает,...
Странное существо человек. То ему жарко, то холодно. Деликатное, дрожащее. Ведь как точно температуру нужно выстроить, чтобы ему было хорошо! На Меркурии он не смог бы, на Марсе тоже. Да нигде. На Земле ничего ещё – и то. Плюс-минус двадцать градусов – и катастрофа. Каких-то жалких двадцать градусов! А во Вселенной знаете, какие перепады температур?!. Хорошо, хоть человек этот несчастный одеваться умеет. А если голый? Вообще тогда караул. То ли дело всякие звери. Или вот деревья. Стоят себе, не жужжат. На Меркурии, кстати, минус сто восемьдесят ночью. А днём… Днём я забыл. Смотрю в «Гугле», в телефоне. Ничего так себе, там сутки длятся наших два месяца. А год – 88 дней. Выходит, в году меньше двух суток. Я и раньше знал, но забыл. Странная планета.
«Я лечу на роликах, по набережной. Рассекаю. Именно рассекаю, воздух, я его чувствую — и асфальт чувствую, мне иногда нравиться ехать таким классическим коньком, не устаёшь, просто спокойно едешь — и получается очень быстро. Левой! Правой! Вода, река. Здравствуй, Здравствуй, речфлот, но я не хочу думать даже про тебя, нет мыслей: левой, правой, дышать. Проветриванье мозга». Игнат Волков несется на роликах, на самокате, стремительно перемещается по городу и по жизни, — но он наблюдает,...
* * * Запрещено без каски Входить на территорию. Собака породы хаски Живёт в консерватории. Собака волчьей окраски С голубыми глазами. Придёте слушать симфонии — Её увидите сами. И если вы без каски Зайдёте на территорию, Собака породы хаски Сожрёт вас в консерватории.
«Я лечу на роликах, по набережной. Рассекаю. Именно рассекаю, воздух, я его чувствую — и асфальт чувствую, мне иногда нравиться ехать таким классическим коньком, не устаёшь, просто спокойно едешь — и получается очень быстро. Левой! Правой! Вода, река. Здравствуй, Здравствуй, речфлот, но я не хочу думать даже про тебя, нет мыслей: левой, правой, дышать. Проветриванье мозга». Игнат Волков несется на роликах, на самокате, стремительно перемещается по городу и по жизни, — но он наблюдает,...
А если как сейчас – устал весь, совсем. Мышцы устали. А голова – нет, наоборот. Мысли носятся. Чего вот они не устанут тоже! Тогда, чтобы не было взрыва, лучше всего – игра. Чем проще, тем лучше. И кастрюля с крышкой, башка моя, в которой мысли, превращается в чайник. С носиком. И через носик в одну сторону, как пар, выходят мысли, и там, внутри, успокаивается. И потом я могу жить и работать. Я та-ак могу работать! Вообще. Вы меня не узнаете! Только сейчас долопаю эти жёлтые шарики. И ка-ак начну!
«Я лечу на роликах, по набережной. Рассекаю. Именно рассекаю, воздух, я его чувствую — и асфальт чувствую, мне иногда нравиться ехать таким классическим коньком, не устаёшь, просто спокойно едешь — и получается очень быстро. Левой! Правой! Вода, река. Здравствуй, Здравствуй, речфлот, но я не хочу думать даже про тебя, нет мыслей: левой, правой, дышать. Проветриванье мозга». Игнат Волков несется на роликах, на самокате, стремительно перемещается по городу и по жизни, — но он наблюдает,...
А спектакли бывают красивые. Правда, меня чаще всего всё равно выключает, и я думаю о своём. А потом опять включаюсь. Такой переменный ток в голове. И мой «отдельный транслятор» по-прежнему работает. Всегда выясняется, что я что-то видел, чего не было. А я думаю, это просто другие смотреть не умеют. Там же гораздо больше, чем то, что все видят.
«Я лечу на роликах, по набережной. Рассекаю. Именно рассекаю, воздух, я его чувствую — и асфальт чувствую, мне иногда нравиться ехать таким классическим коньком, не устаёшь, просто спокойно едешь — и получается очень быстро. Левой! Правой! Вода, река. Здравствуй, Здравствуй, речфлот, но я не хочу думать даже про тебя, нет мыслей: левой, правой, дышать. Проветриванье мозга». Игнат Волков несется на роликах, на самокате, стремительно перемещается по городу и по жизни, — но он наблюдает,...
Мы раньше ржали над ним, но тут вдруг я понял, что он врёт от беспомощности. Хочется, чтобы его, мелкого, косоглазого, тоже считали крутым. А мне… Мне вдруг перестало хотеться. Чтобы меня крутым считали. Я… Я и так знаю. Девушке было плохо, и я её утешил. Что там Малашевич против меня! Ну, и я стал ему поддакивать. Делать большие глаза: «Ну, а она что? А ты? Ну ты даёшь!» Малашевич как-то расцвел и даже угостил меня своей пиццей напополам. И так вышло, что я поел нормально, хоть и без денег. И чай с лимоном, лимон у нас бесплатно и сахар, а пакетик чайный я у Малашевича взял. Как-то жалко его. Выдумывает, выдумывает… Они бы в обморок упали, если бы увидели, какую Машу я кофе угощал. Но я никогда в жизни им не расскажу. Лучше наврать чего-нибудь. А это… Не поймут.
«Я лечу на роликах, по набережной. Рассекаю. Именно рассекаю, воздух, я его чувствую — и асфальт чувствую, мне иногда нравиться ехать таким классическим коньком, не устаёшь, просто спокойно едешь — и получается очень быстро. Левой! Правой! Вода, река. Здравствуй, Здравствуй, речфлот, но я не хочу думать даже про тебя, нет мыслей: левой, правой, дышать. Проветриванье мозга». Игнат Волков несется на роликах, на самокате, стремительно перемещается по городу и по жизни, — но он наблюдает,...
— Опыт, – говорит она, – сын ошибок трудных.
«Я лечу на роликах, по набережной. Рассекаю. Именно рассекаю, воздух, я его чувствую — и асфальт чувствую, мне иногда нравиться ехать таким классическим коньком, не устаёшь, просто спокойно едешь — и получается очень быстро. Левой! Правой! Вода, река. Здравствуй, Здравствуй, речфлот, но я не хочу думать даже про тебя, нет мыслей: левой, правой, дышать. Проветриванье мозга». Игнат Волков несется на роликах, на самокате, стремительно перемещается по городу и по жизни, — но он наблюдает,...