— Ты невыносима! – с досадой бросил он, отвернулся и прошел к картинам.
И чего это я невыносима? В груди тут же родилась глухая обида. Попробуйте носить, так и увидите, что я легкая.
— Дарик! Через три часа вот эта мрачная девица должна выглядеть как угроза немедленной смерти от разрыва сердца всему мужскому населению империи. Понял?
— Так точно, господин, – прищелкнул пятками скелет. – А от чего конкретно они должны будут умереть? От восторга или от испуга?
— Утоплю, – пообещала я.
— Всплыву, – ответило мне всклокоченное улыбающееся чудовище. – Такое, как я, – не тонет.
— Не всем нужна тихая и наивная, – отвлек меня голос лорда Дагорна. – Большинству мужчин нужна любимая и любящая.
Хочешь жить – и зубочисткой научишься отбиваться.
…Интуиция есть у всех. У кого-то она развита чуть сильнее, у кого-то слабее. А бывают такие люди, у которых обостренные чувства вопят, что нельзя этого делать, но они не слушают.
— О! Иржик, если с тебя сделать статую, то можно будет ее тоже поставить куда-нибудь в уголок. Любоваться на нее и трогать. И за это ничего не будет… – Грегориан хищно оскалился и похлопал мраморную эльфийку по бедру.
— А если твою статую вырезать из дерева, то в нее можно будет метать ножички или дротики, – в тон ему ответила я.
Одно дело планы, а другое – реальность.
…Лиграсс, похоже, потерял нить моих рассуждений.
Ха, еще бы он ее не потерял. Лично я ее и не находила, несла сущий бред…
– Все случайности – всего лишь непознанные закономерности.
…Девушки, которой был бы нужен он сам, а не император, пока не встретил. Желающих стать императрицей – хоть ложкой ешь. А вот такой, которая полюбила бы мужчину Дагорна, пока не нашлось.
— Да уж, молодое поколение... Мой сын еще не вырос, но уже пытается увести у родного отца невесту.
Как показала жизнь, нет смысла загадывать на будущее. Что-то внезапно происходит, и все планы приходится спешно менять. Да здравствует настоящее!
-Лекс, сейчас мы едем домой и плотно обедаем, потом одеваем что не жалко и едем бить морду.
-Мою?
-Твою, -ободряюще улыбнулась я ...
- Опозориться, но вылечиться или спрятаться от всех и помереть в страданиях? Вот в чём вопрос отныне. Не то что у всяких гамлетов на чужбине...
Хлам имеет свойство накапливаться, незаметно рассасываясь по жилому пространству, прячась в непреметные уголки. А когда вдруг решаешься на подвиг и начинаешь разбирать завалы барахла, то только диву даёшься - откуда всё это? И главное, зачем оно хранится столько лет?
- Тук-тук, - поскребла я пальчиком по крышке саркофага. - Альвисс Селендин Дизааль Веритан Каленод Верд, если ты там, возрадуйся. Жена пришла.
Мрамор - минерал, конечно, твёрдый и крепкий. Но нежные слабые женские руки могут и его превратить в щебёнку.
Нет непреодолимых препятствий для женщины в поисках мужа.
Дети – это счастье. Даже если они выдаются сразу комплектами. Сначала две девчушки, а спустя три года два мальчика.
Для нас, разорившихся дворян, у которых, к величайшему сожалению, не осталось ничего, кроме воли к жизни, достоинства, гордости и родовой чести...
– С ума сойти! Из нечисти! Эрика, ты нечто! Ничья мать не додумалась бы подарить ребенку что‑то, изготовленное из нечисти. Да еще с зубами! И когтями!
– Так я тебе и не мать, – смущенно потупилась я.
Я не задавала вопросов, потому что с детства знаю, что такое субординация. Если хочешь что‑то узнать из простого любопытства, то лучше постараться сделать это ненароком. Но коли получил лишнюю или секретную информацию, не проболтайся, иначе будут проблемы. Если же требуются инструкции, то тут не стесняйся. Ну а то, что не секрет, рано или поздно тебе и так расскажут.
– Я помню, Эрика. Не беспокойся. Не показывать слабость, поставить себя сразу и отстаивать свою позицию. Как поведется с начала – так и будет. Не прогибаться. Не сдаваться, а если ввязался в бой, то драться до последнего и хоть зубами, но загрызть.
– Именно! В стае выживают сильнейшие. Ты едешь в новую стаю. Не позволяй себя принижать.
– И ди Кассано с ди Элдре не могли быть вместе более двух столетий. И ты – ма́ешься привидением, не имея покоя.
– И вовсе я не ма́юсь, а наслаждаюсь посмертием, – хохотнул Кассель.